Страница 3 из 13
Ответили двое. Один просто формально переспросил: «Как дела?» Зато другой проявил стилистическую изящность, чем тронул Веру до глубины души. Она перечитала его сообщение десятки раз. Если бы письмо было на бумаге, то зачитала бы до дыр. «Как говорил мой любимый Джойс, есть вещи настолько невероятные, что в них нельзя поверить, но нет таких, которые не могли бы произойти. С чего Принцессе с таким именем искать себе обращенных в веру?» Веру подмывало ответить сразу. Но она взяла время на конструирование ответа. Писала на бумаге, правила, мучилась, пока не нашла удачное сочетание юмора, обаяния, уверенности в своих чарах и благосклонности к нему. Не забыла намекнуть на противоречивое отношение к творчеству Джойса. Отправив послание, перешла в режим ожидания. Влюбленная Ворона начала чистить перышки.
Следующее письмо пришло очень скоро. Ей предложили сыграть ноктюрн на флейте водосточных труб. Это был повод обсудить творчество молодого Маяковского и музыкальные вкусы Принцессы, как он ее называл. Вера поняла, что завязалась игра, что мужчина счастлив, найдя себе интеллектуальную ровню. Письма ему она писала все свободное время. Потом выбирала лучшие куски, компоновала, сокращала. Иногда специально молчала целые сутки, чтобы помучить, представляла себе увядающего у компьютера красавца, нервно кусающего губы в ожидании ее писем. Правда, он иногда тоже замолкал. И тогда Вера, изнывающая от близости компьютера и измученная ожиданием писем, писала второму номеру. На его «Как дела?» отбила спустя неделю: «Нормально. А вообще фигово». Он ответил сразу: «Пройдет». Да, с таких посланий не разгуляешься. Отвечать не имело смысла.
А эпистолярный роман с любителем Джойса развивался стремительно и бурно. Нет, в реальность он не переходил, но реальность для Веры заключалась в голове, в мыслях, в мечтах. Остальное: спать, есть, ходить на работу – лишь ритуальные действия. Это был самый настоящий роман – с перепадами настроения, переменами чувств, даже обидами, извинениями. Иногда – с разочарованиями. Так было, когда ее герой поделился с ней политическими убеждениями. Нет, все оказалось пристойно, стать декабристкой ей не грозило, но было как-то неуместно. С принцессой такое не обсуждают. Она растерялась и, сев к экрану, не могла найти подходящие случаю слова. Хотелось одновременно и попенять, и проявить солидарность. Пока думала, сорвала настроение на втором номере. Спустя пару недель после своего «Пройдет» он получил язвительную отповедь: «Сама только простуда проходит».
Однажды Вера, устав подписываться Принцессой, назвалась Верой Павловной. В этом был скрытый тест, проверка. Шутка про сон Веры Павловны могла потушить огонь страсти. Она была почти уверена, что ее электронный возлюбленный благополучно сдаст этот экзамен. Для того чтобы оттенить предвкушаемое удовольствие от ответа, Вера послала второму номеру привет за той же подписью. Его ответ, второго номера, как и ожидалось, был вызывающе примитивен. Он отреагировал односложно: «Взаимно». И все. Даже для него это было чересчур. Да знает ли он вообще, кто такая Вера Павловна? Кто такой Чернышевский? Сплошное невежество и отсутствие ассоциативного восприятия ее имени.
Это лишний раз оттенило достоинство первого номера. Ее поклонник так замысловато отреагировал на ее привет, так чутко уловил в нем литературную провокацию, что ей пришлось достать с полки роман Чернышевского, чтобы разгадать ребус его письма. Вера была очарована этой литературной игрой, состязательностью их эпистолярных талантов, интригой постепенного сближения людей, не пересекающихся в грубом физическом мире. Отныне все: Чернышевский, революционная ситуация девятнадцатого века, Джойс, Маяковский и Лариска – были фоном ее несусветного романа.
Последняя входила в этот коллаж благодаря своей напористости. Вера не делилась деталями, но ее затуманенный взгляд и блаженно-счастливый вид говорили опытной Лариске, что Интернет выстрелил, что подруга опять вошла в образ Влюбленной Вороны. Лариска сначала считала себя просто причастной к этому проекту, потом из ее воспоминаний стали выпадать какие-то фрагменты, а какие-то – наращивать свою мощь. И вот возобладала версия, что именно она придумала и осуществила затею с интернетовским сватовством. Ну и Марина помогла, чисто технически.
Эта версия предоставляла Лариске некоторые права. Например, право советовать. Порекомендовать что-то в духе водосточных флейт она не могла, но идея с фотографией не давала ей покоя. Она смертельно хотела увидеть Вериного жениха. Правда, Вера таковым его не считала. Точнее, не называла. Но надеялась. При таком-то единении душ…
Лариска умела гнуть свою линию. И вот Вера робко заикнулась на эту тему в очередном письме. Ответ был в том духе, что он сам сгорает от нетерпения увидеть Принцессу. Решено было послать друг другу фотку одновременно. Выбрали день и час, как-то хитро связав это с творчеством Ахматовой.
Вера оценивала свои фотографии, выбирая лучшую, когда в дверь позвонила Лариска. Она вообще не любила заранее предупреждать, подчеркивая особые права на подругу. Чтоб знали, кто в гареме хозяин.
– И это ты хочешь послать ему? Вер, он же мужик, хоть и образованный. Ну тут же половину тебя стол заслоняет. Причем лучшую половину. У тебя, ты только не обижайся, лицо обычное. Все лучшее у тебя ниже талии хранится. Ты баб в бане видела? А себя в зеркале? У тебя же в сорок лет фигурка, как у девочки. Тебя даже моя свекровь не смогла бы испортить. Ничего лишнего. И ноги длинные, стройные, как у меня до родов.
– Ларочка, спасибо, конечно, но фото – это формальность. Это не так важно. Даже лучше, если в жизни я окажусь лучше, чем на фотографии.
– От фотографии зависит все. Он ее должен на видном месте держать, чтобы она в мозг ему вошла, чтобы там дырку сделала. Верусик, ну ведь опять сорвется. Ты этого хочешь? Звони Маринке. Кто у нас за техническую сторону отвечает?
Но Маринка приехать отказалась – на пляже зависла, судя по всему, надолго. В трубке гудели сочные голоса мужчин. Вериного воображения хватило, чтобы увидеть узкие бедра и широкие плечи пловцов, кубики на животе и щетину на лице. Даже в жар бросило, что не осталось незамеченным Лариской. План в ее голове созрел быстро, но железобетонно.
– Это идея! Верка, ты гений! Снимем тебя на пляже. Маринка подгонит массовку из своих парней. Типа ты стоишь, загораешь, а они все с мест привстали, обалдели. Лучше на закате это снять. У тебя красный купальник есть? Могу свой дать, винтажный. До родов носила.
После споров, уговоров, мрачных предсказаний и радужных посулов Лариске удалось уговорить Веру на пляжную фотосессию. Правда, купальник Вера не взяла. Жалко, конечно. Лариска уже придумала целую историю, которую будет рассказывать Вериным детям, как их мама в Ларкином купальнике с папой познакомилась. «Такую легенду обломала! Тоже мне, подруга!»
В назначенный час фотки устремились навстречу друг другу. Вера просто физически чувствовала их полет, опасалась, что сшибутся, рассыпятся, пропадут. Но нет, дошло в целости.
Вера открыла присланный файл – и зажмурилась. Зажмурилась от стыда за свою фотку. Потому что тот, кто взглянул на нее с экрана, выглядел очевидным девственником, причем не по своей воле. Представить его с женщиной было невозможно. Приговором смотрелась верхняя застегнутая пуговка, стягивающая тощую шейку каким-то обмякшим воротничком. Ее пляжная фотка была так же уместна в этой ситуации, как журнал Playboy в руках папы римского. Вера со страхом ждала его реакцию, ожидая неуклюжие попытки обратить все в шутку. Но все обошлось: он больше ей не написал. Ни разу, ни слова.
Вера желала еще горшей боли, чтобы заглушить эту. Чтобы наотмашь, чтобы захотелось не быть. Она сейчас пошлет фото второму номеру, подставится под его скабрезную шутку, под его тупые комплименты, под его незнание Джойса и Чернышевского и закроет тему. И будь проклят тот, кто изобрел Интернет!