Дама на ривере

У него появился свой актив, и раз в две недели он сидел в президиуме в актовом зале заводоуправления, рисовал на бумажке голых теток, слушал «доклады с мест» от «лидеров звеньев», а потом подолгу и с наслаждением читал нотации нижестоящим товарищам. Заставлял переписывать протоколы. Поручал проводить в цехах и отделах анкетирование на предмет отношения к патриотизму. И так далее.

Папашины ресурсы помогли ему взять шефство над районным отделением милиции. Проще говоря, когда парочка его активистов по пьяни попала в обезьянник, Славка выкупил их телячьим окороком. Тогда же ему намекнули, что такому энергичному пацану неплохо бы заняться созданием ДМД – Добровольной Молодежной Дружины. А то район отстает от плана.

Сла-авик взял под козырек и всем скопом записал своих активистов в добровольные дружинники. На дежурства они не ходили, но ставили свои подписи в качестве понятых и свидетелей. За что Славку стали приглашать на планерки в ОблУВД.

На одной из таких планерок ему и пришла в голову идея, сделавшая бы честь Остапу Бендеру. Он зарегистрировал управляющую компанию и взял на аутсорсинг заводское общежитие. И преспокойно поднял цены на свет, газ, воду и квадратные метры.

В день этого судьбоносного события напротив дверей общежития дежурил воронок. На непуганых идиотов, потащившихся в районную администрацию искать правды, завели уголовные дела: кто пьяный ругался матом на улице и оказывал сопротивление, кто воровал цветмет. Славка на пару дней почувствовал себя королем.

Но ему не повезло. Буквально через месяц завод по мановению пальца неведомых акционеров был преобразован в холдинг. То бишь, в ангар по «отверточной сборке» чего-то, еще более неведомого, чем акционеры. Из Китая привозили ящики, их распаковывали, переклеивали ценники, и увозили. «Лишние рты» были сокращены; Славкина общага опустела; осталась лишь дюжина старух, всю жизнь отпахавших на родном заводе и навечно прописанных в этом общежитии.

Так невинная хитрость с аутсорсингом поставила Славку на грань финансовой пропасти; даже если отбирать у общежитских старух всю пенсию, на содержание трехэтажки с канализацией и водопроводом денег бы все равно не хватило.

Как раз в этот момент Рякин и подцепил гр-ку Семихатько. Которая к тому времени оказалась жертвой, не более, не менее как политических репрессий.

– Понимаешь, человек, который помог мне после универа устроиться на работу, – деликатно обрисовала ситуацию падла-Ленка, стряхивая очередную порцию пепла в ухо Викторыча, –двинул в губернаторы. На него тут же накатали заяву, будто он еще при ваучерах принуждал рабочих за бесценок продавать ему акции. И отправили до конца выборов в ДОПР, –ленкина начальница, которой незадачливый кандидат в губернаторы самой в свое время помог «устроиться с работой», всей душой ненавидела молодых специалисток и сразу же уволила Ленку и заодно ее подругу Людку – ту самую бесцветную девицу в юбке короче трусиков, на которую неудобно было смотреть даже во время пьянки.

Ленкина мать, которая проживала в то время на Кипре, мыслила в европейских масштабах и велела дочери зарегистрировать экспортно-импортную фирму: мамкин кипрский сожитель будет подгонять из Турции товар, «а лейблы мы и сами умеем переклеивать».

Ленка поверила. Чтобы зарегистрировать ООО «Seven Huts ImpEx» пришлось заложить квартиру. Мамкин сожитель пригнал первую партию товара и бесследно исчез с мамкиными деньгами на бескрайних турецких просторах. Чтобы хоть как-то закрыть долги, Ленка с Людкой в две смены торговали из ларька на базаре вонючими дубленками:

– Понимаешь, на этой работе не пить нельзя, – доверительно объясняла она Венедиктине. – Холодно и никто ничего не покупает, – выборы миновали, ленкиного благодетеля выпустили из ДОПРа, но какие-то суки уже настучали ему, что «девок из комка» попеременно «ставили на хор» то братки, то охранники рынка. Когда пришел срок отъёма квартиры, Ленка-таки кинулась к всеобщему трудоустроителю.

Благодетель в деньгах не отказал, но благожелательнейшим тоном порекомендовал пройти сначала анализы в вендиспансере. Вылетев из высокого кабинета, Ленка у самых дверей напоролась на Рякина, который шел подписывать очередную аутсорсинговую цидулину. Лена вспомнила, что этот мужиковатый «гимор» когда-то не ровно к ней дышал и даже авансировал титулом председателя Комиссии по юридической защите прав молодых специалистов. Растрепала губенки, смазала тушь в уголках глаз, и в ответ на сакраментальное:

– Как дела? – простонала:

– Да ничего… Все нормально…

В тот же день микрофинансовую организацию, нацелившуюся на ленкину квартиру, посетили товарищи из отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Параллельно зашел и Славка с предложением реструктуризировать долги гражданки Семихатько. В ходе беседы с управляющим МФО в его мозгу родилась еще более увлекательная комбинация:

безнадежные должники переселяются в славкину общагу;

их квартиры поступают в распоряжение рякинской управляющей компании;

управляющая компания сдает квартиры «гостям» с Кавказа и из Средней Азии;

полученные деньги идут на погашение долгов страдальцев перед МФО;

страдальцам дается клятвенное обещание, что после погашения долгов квартиры им вернут.

Так Ленка Семихатька оказалась в общаге у Рякина. Заодно с ней – Людка, которая успела на пару дней устроиться коммерческим директором в частный пенсионный фонд и вдруг оказалась лицом к лицу с внешним управляющим и под уголовным делом.

Затем список жильцов пополнился ветераном горячих точек Ханом, пожертвовавшим все свое достояние «братиям и сёстриям», епископом какой-то секты Викторычем, полудюжиной заурядных алкашей и примерно таким же количеством жертв ипотечного кредитования и долевого строительства.

Заяву на Венедикта Ленка накатала под рякинскую диктовку после того, как тот пригрозил отобрать за долги квартиру и продать. В связи с чем благовоспитанный юноша заподозрил, что так просто она заявление из ментовки не заберёт.

Флоп

Потянулись дни – нудные и тоскливые. С утра Венедикт шел на работу – доставал из чулана деревянную лопату и под бдительным присмотром Глисты-секьюрити «с хреном изо лба» скреб наледь перед крыльцом. Удалившись за угол, он зарывал лопату в снег, переваливал через изгородку и валил «по делам». В катран ему путь был заказан, но интернет-трейдинг относился к другой отрасли обмишуливания лохов, и Венедикту даже разрешали поиграть на бирже «по маленькой» за счет заведения.

До ломоты в глазах он следил за котировками, искал «свечки» и пытался угадать «пункт», когда надо продавать. Но ему не везло, и бумаги, на которые он ставил, падали, едва только он их покупал. Менеджер с печальным вздохом записывал за Венедиктом очередной должок, и он шел в общагу поедать лагерную похлебку из гнилой капусты с чаем на мешковине на запивку.

После обеда темнело рано; Венедикт откапывал лопату и сдавал ее обратно в чулан. Убить время иначе, кроме как отправиться в курилку на третий этаж к обездоленным ипотекой или застройщиками мужикам, не хватало фантазии.

Мужики курили жесточайший самосад, которым снабжал общежитие Славка с огорода своего папеньки-мироеда. Зарплату за хозяйственные работы внутри общежития Рякин платил талонами, которые отоваривались в столовой либо в общежитском ларьке, которым заведовал Билли.

Едучий дым выбивал слезу и кашель. Мужики, по преимуществу, нигде не работали или отсиживали часы за грошовую зарплату в забытых богом ООО-шках или разоренных очередным кризисом «флагманах индустрии». В курилке начинали кучковаться с обеда. Степенно гомонили, какие цены будут с первого числа, о том, что скоро надо ехать к родителям картошку сажать, и в какой бане «дешевше» мыться. Если Венедикт отпускал ерническое замечание, замолкали и выжидали минуты полторы – будто произнесение слова сразу вслед за венедиктовой филиппикой автоматически причисляло человека к сонму нелояльных.

Однажды Венедикт попал в курилке на коллективную читку медийного опуса – мужики регулярно покупали местную прессу на самокрутки. Опус был посвящен Славке Рякину: