Страница 2 из 39
Хочу также выразить благодарность:
● Балсулу – старшей сестре Серикбола – и Крымбеку Елеуовичу Кошербаеву, тогдашнему акиму Мангистауской области, доверившим мне перевести на русский язык основные труды С. Кондыбая;
● Мурату Мухтаровичу Ауэзову за предоставленную возможность издавать казахстанский культурологический альманах «Рух-Мирас» (2003–2005) и за поддержку других инициатив, таких как проведение Первых Кондыбаевских чтений (Алматы, 2005);
● великому фольклористу Едиге Даригуловичу Турсунову (1942–2016), на книгах которого сформировалось не одно поколение тюркских гуманитариев;
● культурологу Шуге Нурпеисовой за возможность приобщиться к редкой литературе по европейскому традиционализму и исламской метафизике из ее личной библиотеки;
● Нургуль Ертаевой, благодаря которой в 2013 году была наконец издана эта книга – первая в моей жизни;
● прекрасному художнику Досболу Касымову, подарившему великолепную обложку для книги;
● редактору первого издания Гаухар Шангытбаевой;
● всем моим друзьям, которые в разные периоды жизни были первыми доброжелательными читателями моих текстов, поддерживавшими во мне желание двигаться вперед.
Зира Наурзбаева
І. Онтология тенгрианства
Раздел 1
Коркут
Глава 1
Семь ипостасей Коркута
Тенгрианство парадоксальным образом утверждает одновременную трансцендентность и имманентность Всевышнего. Как трансцендентальный, Абсолют находится вне мироздания и превосходит его, является непостижимым. Это позволяет сравнивать тенгрианство с креационистскими религиями, такими как иудаизм и ислам, где Творец создает мир из ничто. Но как имманентный, Тенгри – это сама суть мироздания. Он находится во всем и в каждой частичке, и в нем все противоположности равны. «И Бог стал миром» – так можно выразить этот аспект тенгрианства, сближающий его с манифестационистскими традициями, ярким примером которых является индуизм. И все же остается вопрос. Как совмещаются имманентность и трансцендентность Всевышнего, как сопрягаются две несопоставимые между собой реальности: реальность Тенгри – Творца, и реальность Проявленного мира – Творения?
Тенгри становится миром, проявляется в нем через свою ипостась – Коркута[1], так учили казахские мудрецы. Это может показаться довольно странным для современного казаха, знающего легенды о Коркуте – бегущем от смерти, Коркуте – огузском жырау и т. д. Но, занимаясь структурно-семантическим анализом этих легенд с 1992 года, я вынуждена была сделать вывод, зафиксированный, кстати, в кандидатской диссертации «Мифоритуальные основания казахской культуры» в 1995 году, что, несмотря на существование некоего исконного пласта образов и смыслов, легенды о Коркуте содержат множество противоречий, возможно, отражающих влияние авраамических религий. Так, например, в легендах наблюдается двойственное восприятие смерти – то как относительной (в духе циклических мифологий), то как абсолютной (в духе эсхатологических религий). В одних легендах Коркут представляется имеющим власть над смертью, бессмертным, в других – бессильным перед ней. Восприятие времени также двойственно: циклическое и одновременно линейное. Таким образом, реальное время накладывается на мифологическое. Будучи Учителем шаманов и Первошаманом, Коркут никогда не камлает, он нарочито не способен решать проблемы, доступные казахскому баксы.
К вопросу об образе Коркута в тюркском фольклоре мы еще вернемся позже. Сейчас для нас важно показать, что фрагмент эзотерического знания, сохраненный Т. Асемкуловым, позволяет объяснить накопившиеся при логическом анализе общеизвестного фольклора вопросы, открывает совершенно новые горизонты анализа тенгрианства, позволяет сопоставить сохраненную нашими предками изустно традицию с другими традициями, в том числе и письменными.
Казахское слово «кеп» имеет смысл «состояние», «форма проявления», «ситуация». Итак, Коркут – «кеп», ипостась Тенгри. В свою очередь, Коркут имеет семь основных ипостасей: камень, музыка, огонь, ветер, материнское молоко, вода, могила (Т. Асемкулов).
Эти семь ипостасей Коркута отдаленно напоминают четыре основных элемента (стихии) древних греков и пять основных элементов даосизма. В сакрализации числа «7» не следует обязательно видеть влияние древнего Вавилона или семибожного индоиранского пантеона. По мнению некоторых исследователей, сакрализация семерки может быть связана с хорошо известным воинам, скотоводам и охотникам фактом существования семи шейных позвонков у человека и большинства животных, откуда по аналогии проистекает представление о семи небесах. Кроме того, сакрализация числа «5» связана с пятью основными ориентациями: четыре стороны света и центр – точка отсчета. Естественным образом пятерка превращается в семерку за счет вертикальной ориентации вниз и вверх.
При сравнении системы семи стихий тенгрианства с другими системами отмечается переплетение физических представлений о происхождении и существовании мира с представлениями о справедливом и гармоничном существовании человека, о его статусе в этом мире. Это характерная особенность тенгрианства, о которой мы еще не раз будем говорить позже. Отдельные ипостаси Коркута имеют сходство с сакральными представлениями самых разных традиций, так что можно говорить о том, что все они являются осколками некогда общей для человечества мифологии. Наиболее близкой в этом аспекте тенгрианству является иранская мифология с ее семью Амеша Спентами («бессмертными святыми») – 7 божествами или, в другом толковании, благими аспектами Ахурамазды: Спента Майнью (дух святости), Воху Мана (благая мысль), Аша Вахишта (истина) и т. д. Амеша Спента являлись покровителями священных стихий и животных, металлов, огня, земли, воды, растений, скота. Однако однозначно привязывать казахскую традицию к зороастризму, как это делают некоторые исследователи, представляется нам ошибочным.
Камень
Камень – первая ипостась Коркута. Камень, скала символизируют вечность, нерушимость, честь (Т. Асемкулов). На скалах-камне, то есть на теле Коркута, тюрки высекали не только памятные надписи в честь великих деяний предков, но и договоры между родами, племенами, народами. До последних времен сохранился обычай клясться у больших камней или скал. В таких случаях Коркут-Камень служит гарантом исполнения договора или клятвы (Т. Асемкулов).
Можно провести параллель между первой ипостасью Коркута и Митрой – авестийским богом Договора и Солнца. Среди гимнов Митре в «Авесте» есть текст, в котором Ахурамазда обращается к Спитаме-Заратуштре: «Поистине, когда я сотворил Митру, владыку обширных пастбищ, о Спитама, я сотворил его столь же достойным жертвоприношений и молитв, как и я сам, Ахурамазда. Злодей, который солжет Митре (или нарушит договор), навлечет смерть на всю страну… О Спитама, не нарушай договора ни с верующими, ни с неверующими, так как Митра и для верных, и для неверных» [2]. В связи с попытками отождествить тюркскую кочевую традицию с зороастризмом хотелось бы подчеркнуть следующий факт: в авестизме Митра занимает высокое положение, сравнимое с положением Коркута-Камня в тенгрианстве, но не связывается с камнем как таковым. Позднее Заратустра вводит мотив, связывающий Митру с камнем (мифологема солнца (света) из камня (скалы)), но при этом статус Митры резко снижается, ему не находится места среди семи Амеша Спента.
Мотив Митры-Камня затем развивается в иранском суфизме. В иранском исламском эзотеризме существует текст, в котором шестой Имам, Джафар-аль-Шадик, объясняет своему ученику: «Камень был некогда Ангелом среди Ангельских князей пред Богом. Когда Бог принимал обет Ангелов, этот Ангел был первым, кто дал клятву и согласился с договором. Поэтому Бог избрал его как надежного последователя, кому он мог поручить все свои создания. Бог повелел ему поглощать, «глотать» договор и вверил ему наблюдение договора…» [3] «Ангел» и «ипостась» – терминологические различия креационистской и манифестационистской традиций, в остальном средневековый суфийский текст, впервые опубликованный французским ориенталистом Анри Корбэном, и устная традиция северо-восточных казахов ХХ века идентичны, что заставляет еще раз задаться вопросом: что есть Иран и что есть Туран.
1
Здесь и далее набранный курсивом текст о казахской традиции сообщен Т. Асемкуловым – домбристом и писателем, выросшим в среде традиционных музыкантов, шаманов и суфиев – хранителей сакрального знания.
2
Цит. по: Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства. 1997, с. 341. Митра – космическое божество Белый Свет, а Солнце – «глаз Митры». Казахи часто называют солнце «күннiң көзi» – «глаз дня». Случайно ли казахское «күн» (день) фонетически близко к названию божества Кун Ту Зан По в тибетской версии митраизма – религии бон? В своей фундаментальной монографии «Қазақ мифологиясына кiрiспе» (А., 1999) С. Кондыбай на широком лексическом и фольклорном материале доказывает существование и приоритетное положение солярной мифологии у тюрков, которую он сравнивает с митраизмом и для которой предлагает название «алашизм» (по имени мифологического первопредка казахов Алаша, чью забытую солярную природу раскрывает исследователь).
3
Корбэн А. Тайна Черного Камня и мотив жемчуга // Философская газета. Москва, № 1, ноябрь 2001 г., с. 11.