Казахи и Россия

И. И. Неплюеву пришлось смириться с указанием сверху. В степь срочно был выслан старый знакомый Нуралы – переводчик Гуляев. Его главной задачей было заставить хана разорвать связи с джунгарами. В качестве компенсации российские власти готовы были построить городок для хана на Илеке либо в другом месте неподалеку от границы. Туда же предлагалось перенести останки Абулхаира, чтобы в воздвигнутом возле нового поселения мавзолее был создан пантеон для всего рода Абулхаира. Кондуктор Кротков должен был согласовать план постройки.

Нуралы с одобрением отнесся к идее постройки нового города, но отказался переносить в него останки отца. Кондуктору Кроткову удалось убедить Нуралы, что мавзолея высотой в 11 саженей (около 23 метров) будет вполне достаточно. Кроме того, Гуляев обнадежил Нуралы, что российские власти в борьбе с похищением людей на границе собираются прибегнуть к практике захвата и удержания влиятельных степняков. Хан был обрадован всеми известиями и сказал Гуляеву: «Когда-де все сие так, как ты объявляешь, исполниться будет то б чрез то и я, бедный человек в орде, яко настоящий хан, правление чинить и по повелениям, хотя по состоянию нашему мало-помалу лутшие исполнения производить – легкомысленных и диких киргис-кайсаков к порядочному и спокойному житью приводить, и тем бы от е. и. в. высочайшую милость и хвалу получить себя удостоил».

Но на просьбу Гуляева о расторжении помолвки сестры хана с джунгарским хунтайджи Нуралы заявил, что только джунгары могут помочь ему отомстить за отца и отказаться от данного союза он не может. Все уговоры были тщетны.

Вскоре все стало происходить наилучшим для российских властей образом. Сначала умерла невеста. Так как Гуляев продолжал находиться в ханской ставке и ему было приказано помешать заключению брачного союза, скоропостижная смерть девушки, конечно, вызывает определенные подозрения. Весной 1750 г. Барак-хан и его сын Шигай-султан внезапно умерли после обеда в доме одного из карнакских ходжей. Можно согласиться с данными некоторых источников об их отравлении не без участия Цеван-Доржи.

Наконец, 30 мая с караваном кашгарских купцов вернулся Карабас-султан, ездивший в Джунгарию. Он сообщил хану, что по пути туда поссорился с джунгарским посланником. В итоге посланник заявил своему повелителю, что ему так и не показали невесту. После уличения в обмане он обвинил казахов в его нарочитом подпаивании. Поэтому он не смог понять, кого ему показывают – ханскую дочь или простую туленгутку.

Помимо недовольства посланника были у Цеван-Доржи и собственные претензии. Ему не хотелось брать в жены дочь Абулхаира от наложницы-калмычки. После ее смерти он просил Нуралы отдать ему другую сестру, рожденную от законной ханши. Однако ко времени получения письма адресатом Цеван-Доржи был уже свергнут своим братом. Так, к радости российских властей, закончилась эта история. В результате были забыты проекты строительства города и мавзолея над могилой Абулхаира. Впоследствии семья хана собственными силами воздвигла на реке Олькейек мазар высотой 4 аршина (около 2,8 метра).

Вероятно, это и стало истинной причиной осложнений в отношениях между ханом и оренбургской администрацией. Формальным поводом стал вопрос об аманатах. В качестве почетного заложника пребывал в то время брат Нуралы Адиль. В замену ему российские власти хотели получить одного из несовершеннолетних сыновей Нуралы, чего он не хотел. Он предлагал снова взять в аманаты Чингиза, по поводу которого в свое время возник конфликт. Как и ранее, И. И. Неплюев категорически отказывался идти навстречу этому предложению.

Недовольный Нуралы грозился напасть на Оренбург, потом откочевать навсегда за Сырдарью, оставив брата, находящегося в аманатах, на волю судьбы. Но после непродолжительной переписки Нуралы сдался, отдав в аманаты своего пятилетнего сына Пиралы.

В отличие от отца, Нуралы не мог позволить себе надолго поссориться с российскими властями. Тем более что сильно осложнились его отношения с главным противником и соперником в Младшем жузе – ханом Батыром и его сыном, хивинским ханом Каипом. Последний запретил хивинским купцам, едущим в Россию через кочевья Младшего жуза, платить традиционную пошлину Нуралы. Сыновья Абулхаира не могли этого стерпеть и стали грабить хивинские караваны.

Это вызвало серьезную озабоченность российских властей. Во-первых, львиная доля торговли России со Средней Азией приходилась на Хивинское ханство. Во-вторых, с 1749 г. из Хивы стало поступать значительное количество дешевых драгоценных металлов и камней, расхищенных в Персии из сокровищницы Надир-шаха после его смерти. В том же году в Оренбург было привезено 1040 пудов (около 17 035 килограммов) серебра, в следующем году – 1500 пудов (около 24 570 килограммов). О богатстве Хивы свидетельствовали и сообщения источников: хан Каип при аудиенциях восседал на золотом троне и в золотой чалме.

Эти новости вызвали ажиотаж среди российского купечества, которое со всех уголков империи стало съезжаться в Оренбург для торговли с хивинцами. Вскоре спрос превысил предложение, и тертые хивинские купцы резко подняли цены на свой товар. Оренбургским властям пришлось искусственными мерами ограничить доступ туда купечеству из других регионов. Благодаря административному регулированию цены удалось стабилизировать, российская сторона продолжила получать существенную прибыль от торговли с Хивой.

Нападения казахов на караваны наносили серьезный ущерб торговле. Российские власти пытались справиться с этой проблемой через Нуралы-хана, но он и был вдохновителем участившихся грабежей. Отрицая свою причастность, Нуралы намекал, что все беды хивинских купцов начались после отказа платить ему пошлину.

Каип-хан также решил наладить отношения с российскими властями и направил официального посланника в Оренбург. Губернатор И. И. Неплюев оказался в щекотливом положении. Еще в силе оставался указ, запрещающий казахским чингизидам занимать хивинский престол, поэтому Каип-хан был ослушником государевой воли. Для устранения такого положения прежний указ был экстренно отменен, и 13 августа 1750 г. принят новый, позволяющий Каипу и другим казахским султанам избираться ханами Хивы.

Но переговоры все равно закончились неудачно, поскольку пожелания Каип-хана были невыполнимы. Хивинский хан предлагал вести торговлю лишь через улусы своего отца Батыра. Ссора с Нуралы могла слишком дорого обойтись российским властям, поэтому они отказали в этой просьбе. Более того, хивинскому посланнику Ширбеку был не разрешен и визит в Петербург, поскольку Коллегия иностранных дел не имела точной информации о статусе Хивинского ханства.

Хивинскому посланнику было предписано на обратном пути следовать через улусы Нуралы-хана. Это было очень рискованное решение, поскольку подчиненные хану байулинские роды были чрезвычайно озлоблены на хивинцев. Незадолго до приезда Ширбека казахи под началом Байсау-бия разграбили караван из 40 верблюдов. Прибывший хивинский посланник едва не был убит и сохранил свою жизнь только благодаря заступничеству Нуралы-хана.

Тем не менее казахи продолжали требовать смерти хивинца. Чтобы проводить Ширбека в Хиву, Нуралы пришлось обращаться к Карабай-батыру из рода шекты. О защите хивинских караванов не могло быть и речи. Казахи байулинских родов своими нападениями полностью перекрыли торговлю между Хивой и Россией. Лишь самые отчаянные из хивинских купцов решались снаряжать небольшие караваны, которые имели больше шансов пройти незамеченными по степи. Эти купцы по-прежнему избегали Нуралы-хана, о чем тот жаловался российским властям.

В конце концов Нуралы, до той поры сквозь пальцы смотревший на набеги своих подданных, решил сам принять в них участие. В 1753 г. он разграбил несколько небольших караванов, что заставило его противников пойти на попятную. Батыр первым делом пригласил Нуралы для переговоров, но хан отказался от встречи. Очевидно, он опасался ловушки, хотя противоположная сторона искренне хотела примирения. Вслед за отцом к переговорам подключился Каип, через посланника предложив породниться двум самым влиятельным семьям чингизидов в Младшем жузе. Нуралы, который и сам желал разрешить сложившуюся ситуацию, идею поддержал.