Страница 22 из 95
И побрел к дому, шаркая валенками, которые перед выходом во двор надевал даже летом.
Вернувшись домой на следующий вечер, заинтригованный Данька сразу полез в тайник. Камушки стали еще теплее и, кажется, стали поболе. Даня вертел их и так, и этак, все надеясь понять, что же это такое, даже на зуб попробовал, но так и остался в неведении.
Так продолжалось еще несколько дней, пока аккурат перед Ивановым днем Данька не вытащил из тайника трех крохотных, с мизинец длиной, змеек. Змейки кружились как привязанные по ладони, а растерянный мальчонка все пытался понять, что же этакое происходит. Глубокого черного цвета, какого были камушки. На головке у каждой змейки по три крохотных золотящихся выступа – как маленькие коронки, гладенькие на ощупь, как и сами змейки.
– Ну вот, вылупилися значить, – вздохнул незнамо откуда возникший Захар Мстиславович и уселся прямо на пол пристройки, в которой Данька устроил свой тайник.
– Кто это, дядя Захар? – спросил Даня, зачарованно наблюдающий за змейками, сплетающимися в клубок.
– Это? – вздохнул домовой. – Василиски это, молодой хозяин.
– Кто? – раскрыл рот Данька, а в голове невольно всплыл мягкий, напевный говор Настасьи Ильиничны, которым она завсегда сказки рассказывала (*).
Жила-была одна девушка по имени Матреша. Не особенная красавица – на вечорках парни смотрели мимо и никто к ней не присватывался, хотя все ее подружки уже давно повыходили замуж. И вдруг все в ее жизни переменилось, словно по мановению волшебной палочки! Самые завидные женихи протоптали тропку под ее окошки, свахи так и ломились в двери, а матери молодых парней чуть ли не дрались между собой: так хотелось каждой взять себе в снохи эту самую Матрешу, от которой раньше отворачивались. А она воротила нос от всех – видно, ждала, когда первый красавец Гаврила к ней посватается. И дело шло к тому – Гаврила перестал хаживать к Лушеньке, которая в мечтах уже видела себя его женой, и переметнулся к Матреше.
«Ничего не понимаю! – подумала Лушенька. – Околдовали милого дружка, что ли?! Ведь Матрешка как была уродина, так и осталась. Что же приключилось?»
И, как это водится у девушек в трудные минуты жизни, пошла она за советом к старой ведунье – бабке Мухоморихе.
– Скажи, добрая бабуся, – спросила Лушенька, – не ты ли обаяла всех деревенских парней, не ты ли приворожила их к Матрешке?
– Нет, – тихонько засмеялась старуха, – Матрешка и без меня обошлась.
– Как? Нашла в лесу Симтарин-траву, которая привораживает молодцев к девицам? Или вызнала старинный заговор на любовь? Продала душу черту?
– У Матрешки есть кое-что получше Симтарин-травы, – кивнула старуха. – Она взяла себе на службу василиска, который исполняет все ее желания. Не расстается она с ним ни на минутку, даже когда на улицу идет – под юбку прячет. И если Матрешка захочет, чтобы те девки, которые раньше ее на смех подымали, взяли да враз утопились, а женихи перебили друг дружку, василиск заставит их выполнить и это!
Лушенька даже за голову схватилась.
– Что же делать? – закричала она. – Не знаю, как все прочие девки, а я наверняка утоплюсь, ежели Гаврила Матрешку за себя возьмет. Смилуйся, бабуленька! Дай совет!
Посмотрела на нее Мухомориха – и, наверное, вспомнив свою далекую молодость, научила, что делать.
– Только помни, – добавила она, – в глаза василиску не смотри, не то обратишься в камень.
И начала Лушенька Матрешку караулить, каждый день следила за ней, пока не улучила минуточку, когда соперница пошла в баню. А надо сказать, что с некоторых пор Матрешка ходила мыться уже гораздо позже всей своей родни, в самое страшное время – в полночь, когда только нечистики и парятся. Известно: кто с нечистью спознался, тому она не страшна! Прокралась туда и, дождавшись, когда закричали первые петухи, неожиданно предстала на пороге. Матрешка лежала на полке и охаживала себя веником, а рядом… рядом прикорнуло какое-то существо: петух не петух, но голова индюшиная, глаза жабьи, змеиный хвост, а крылья – будто у летучей мыши.
Повернуло чудище голову к Лушеньке, но та выставила вперед свое девичье зеркальце. И в то же мгновение василиск обратился в камень, потому что увидел свое отражение и сам заглянул в свои смертоносные глаза.
Лушенька кинулась бежать, чуть живая от страха, – ив первом же проулке нос к носу столкнулась с Гаврилой.
– Моя ласточка! – закричал тот. – Голубонька ненаглядная! Как давно я тебя не видел! Скажи, когда сыграем свадьбу?
– Сыграем, сыграем! – ответила храбрая девушка и крепко поцеловала своего жениха. – Но сначала засылай, как водится, сватов!
Свадьбы в той деревне играли одна за другой. Только Матрешка еще год или два ходила в девках, пока не выдали ее за вдовца в другую деревню. И на том была она рада-радешенька.
– Какие же это василиски? – возмутился Данька. – У них ни крыльев нету, ни головы петушачьей, ничего!
Захар Мстиславович вздохнул только да и достал откуда-то полузадушенную мышь, каких Бандит притаскивал иногда – похвастать результатами своего мышкования.
Выставил домовой мышку подальше от себя, да и придавил одну из змеек за шею, направивши ее взгляд на мышь. Змейка зашипела сердито, а мышка, будь она живой, даже пискнуть не успела – в камень обратилась.
Застыл Данька, открыв рот, почище статуи, сразу вспомнив все страшные истории про василисков – и как они землю вокруг себя дыханием выжигают так, что скалы трескаются и трава сохнет, и как от их дыхания умирают все, даже птицы, как они взглядами убивают… Мальчонка посмотрел на каменную мышку в руках Захара Мстиславовича и почуял, как от страха немеют руки-ноги.
– Что же мне делать?!
(*) Текст сказки «Хозяйка чудовища» взят из Е.А. Грушко, Ю.М. Медведев «Русские легенды и предания»
========== Глава 14 ==========
– Ничего не делать, – Захар Мстиславович почесал бороду и вздохнул еще раз.
– Как это – ничего? – возмутился Данька, сжимая ладони, в которых тепло, не чета другим змейкам, шебуршились василиски. – А вдруг они кого в камень обратят? А вдруг еще чего?!
В голове мальчонки роились страшные истории – и про яд василисковый, которым они землю потравить могут, и про огненное дыхание, и много других разных страстей.
А домовой вдруг нахмурился, как будто прочитал мысли данькины, и говорит строго так:
– Ты, молодой хозяин, поперед того, чтобы бояться всякого, вызнал бы, кто такие василиски на самом деле. В сказках, сам знаешь, не вся правда, а зачастую кривда такая, что и от правды не отличить. А потом уже наговаривал.
Данька пристыженно втянул голову в плечи, но ладоней так и не раскрыл, хоть и смешно было от щекотаний змеек крохотных.
– Дядя Захар, а кто они, василиски?
Покряхтел еще домовой, похмурил сурово брови, да и говорит:
– Защита это твоя, молодой хозяин, от людей нехороших да от нечистиков разных.
Удивленный Данька только открыл рот, дабы спросить – как это так, ведь все его зовут «хозяином», от кого защита-то? Но Захар Мстиславович зыркнул на него недовольно, не перебивай, мол, и мальчонка захлопнул рот.
– Я сказал – нечистиков, а не нечистой силы. Хотя какая мы нечистая сила, – домовой бухтел и кутался в душегрею, расшитою красной нитью. – Мы ж охраняем все – и леса, и поля, и воды. Даже вон вас, людей, и то оберегаем. А вы как прозвали нас нечистою силою, так и продолжаете. Даже когда эти появились… – Захар Мстиславович скривился, будто ему что в рот чего-то кислого и горького напихал. – Нечистики…
Потом вдруг замолчал, поморгал, уставившись в темный угол, да и начал сказывать странным голосом, от которого весь в слух обращаешься, да так, что и не оторваться, и все запоминается и навсегда в памяти картинками живыми рисуется.
Давно это было. Не было на свете ни тебя, ни твоих родителей, ни родителей твоих родителей. Пока тут Перун да Ярило правили, все понятно и ясно было. К кому за дождем обращаться, к кому за ясным солнышком. Кому какие дары приносить, кому как молиться. Кому березку наряжать, а кому костер жечь. А потом появились они – священники христовы. И тут же все поперемешалось и завертелось.