Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 13



– Вы чего тут расселись!? Ну-ка быстро принимать больную! И на операционный стол ее – сразу же! И пошевеливайтесь!

– Да кто, Вы, собственно такой? – попробовала возразить, молодая симпатичная девушка, как и полагается в больницах, одетая в белый халат – И почему мы, Вас, должны слушаться?

– Я очень не советую тебе узнавать, кто я такой, – бесцеремонно ответил Корнилов, – и тем более знакомиться со мной поближе. А если вы тут еще на минуту задержитесь, то поверьте, я создам вам такие проблемы, что вы навсегда забудете о карьере медицинских работников, и вообще о какой-либо карьере.

Как уже говорилось, офицер своим видом внушал к себе уважение и чувство, что ему необходимо непременно подчиняться. Поэтому, прекратив дальнейшие расспросы, медики принялись исполнять свои непосредственные обязанности, заторопившись к вертолету.

Пока выгружали носилки, Эдуард Владиславович хлопотал рядом, приговаривая:

– Аккуратнее, олухи! Вас что не учили, как нужно с раненными обращаться? Нежнее нужно все делать и деликатнее.

Далее он проследовал вплоть до операционной, где его остановил собиравшийся проводить операцию нейрохирург. На его «бейджике» значилось: Винкерт Бронислав Сергеевич. Пожилой уже мужчина – роста чуть выше среднего, своими серыми глазами, уверенно выдержал грозный взгляд сопровождавшего. Было очевидно, что ему уже не раз приходилось сталкиваться с подобным обращением, и он совершенно точно знал, как поступать в таких случаях. Его серьезное вытянутое лицо, с продолговатыми ямочками на щеках, также свидетельствовало, что он вряд ли уступит кому бы то ни было. Поэтому он спокойно, но при том твердо произнес:

– Гражданин, Вам придется подождать в коридоре.

– Нет, – гневно возразил Корнилов, – я генерал ФСБ, что дает мне огромные полномочия, и я буду присутствовать при операции.

– Это в том только случае, – настаивал Винкерт, – если Вы перешагнете через мой труп, но тогда некому будет заниматься пострадавшей.

– Да, но я хочу присутствовать и все видеть, – уже «сдаваясь», более спокойным тоном произнес офицер.

– Это не положено, у нас тоже есть свои инструкции. Скажу больше – пререкаясь мы теряем драгоценные минуты, от которых может зависеть жизнь пациентки, – произнес в своем заключении врач, и захлопнув перед «крутым начальником» двери операционной, отправился на свое рабочее место.

* * *

В то же самое время, пока происходила такая напряженная транспортировка госпожи Вернер, двое охранников, начали свои действия по розыску преступников. Тот, что имел внешнее сходство с «терминатором», носил имя: Рыков Григорий Михайлович. Имея квадратное лицо и мощную фигуру, он обладал светлыми серо-зелеными глазами, излучающими взгляд не лишенный рассудка. Его коротко остриженная – под ежик – голова была похожей на переросший, и готовый лопнуть, кочан капусты – такой она казалась огромной. Его одежда говорила – сама за себя – о том, что перед тобой чей-то телохранитель: черный пиджак, такие же брюки, однотонный темный галстук, и заканчивал его образ, такого же цвета, плащ.

Второй, внешне, мало чем отличался от первого. Его звали: Громов Михаил Петрович. Он был чуть крупнее своего напарника и его можно было сравнить с человеком-горой, таким он казался неприступным и непобедимым. Его маленькие серенькие глазки выражали: если не полное, то определенное отсутствие ума. Круглое бесстрастное лицо, с наголо обритой головой и маленькими прижатыми ушками, дополняли сходство с так называемой «торпедой»: человеком, лишенным своей воли и привыкшим выполнять приказы, какими бы они не были, и как бы трудно при этом не приходилось, мало задумываясь о последствиях.

Вот такие телохранители были у Вернер Екатерины. Мало бы кому пришла в голову мысль, пытаться вступить с ними в открытое противоборство. В подобных ситуациях на смену силе, всегда выступает хитрость, что и продемонстрировал Глеб Туркаев. Однако они не знали, кто причастен к нападению на их хозяйку, но поставленную задачу выполнить были обязаны, чтобы хоть как-то искупить свою небрежность при охране хозяйки.

С этой целью они, подключив к розыскам, оставленных именно для этой цели спецназовцев, принялись обследовать квартиры.

Глава 4. Обыск дома. Операция

На каждой лестничной площадке располагалось по четыре квартиры. Две соседние, рядом с Вернер, оказались не жилыми. В третьей жила одинокая бабушка восьмидесяти пяти лет. Рыков, узнав, что ее зовут Семечкина Ангелина Ивановна, обратился к ней с вопросом:

– А что бабушка, не было ли чего подозрительного за последнее время в вашем подъезде?

– Конечно было, милок, – откровенно отвечала пожилая женщина, – вот сегодня в подъезде собралось много военных и они изломали дверь молодой женщины. Как же это твоему, разве не подозрительно?

– Да про это мы знаем, – разочарованно заметил Громов, – может что-то еще?



– Например, – добавил Григорий Михайлович, – не заходил ли кто в подъезд незнакомый? Сразу прошу: нас и прибывших с нами спецназовцев, во внимание не принимать.

– Да как же, сынок – вдруг вспомнила Семечкина, – проходил сегодня днем по подъезду мужчина. На вид сантехник, и инструмент при нем был, но это точно не сантехник.

– Почему такая уверенность? – «ухватился за появившуюся нить» более умный телохранитель.

– Я всех наших ремонтников знаю. А этот чужой.

– А вдруг его прислали на замену? – продолжал уточнять Рыков, – Или же только устроился?

– Нет, – уверенно констатировала бабушка. – Этот точно не рабочий.

– Почему? – вставил Громов.

– Да потому, что по всему его виду можно определить, что он бандит, а никакой ни сантехник.

– Как так? – продолжал удивляться Михаил Петрович.

– А все очень просто, – разъяснила свои наблюдения Ангелина Ивановна, – рожа наглая, взгляд волчий, идет чурается, как на охоте, ни с кем не здоровается. Одно слово – бандит.

– Наблюдение достаточно верное, – вступил в разговор Григорий Михайлович. – А как Вы его сделали?

– Да все очень просто, голубчик, я с ним в подъезде встретилась.

– А что же, Вы бабушка, в милицию не просигнализировали? – искренне удивился Рыков, – Если он так на бандита похож?

– А сейчас каждый второй преступник, так что на всех в милицию сообщать? – сделала свое заключение Семечкина, – Я думаю там про это и так знают. Чего зря людей от работы отвлекать.

Замечание тоже было верное, и возразить на него было нечем. Преступность тогда в стране – по сравнению с девяностыми – хоть и «сбавляла обороты», однако находилась еще на достаточно высоком уровне. Поэтому искренне полагая, что искать у старой женщины угрызения совести, не совсем то, что им нужно, телохранитель спросил:

– А куда же, бабушка, этот сантехник делся?

– Наверх, сынок, отправился, – ответила Прасковья Ивановна, – а вот как спустился извини я не видела. К кому он пошел и зачем, я не ведаю. Ведь, как я уже сказала, он даже не поздоровался. А при таких озвученных мною обстоятельствах затевать разговор с ним я не решилась.

Это тоже было вполне логично, и опять никто из присутствующих не нашелся, что возразить. Поэтому от души поблагодарив женщину за помощь, все поисковая группа перебралась на верхний этаж.

В трех квартирах им благополучно открыли двери, и хозяева дали все необходимые в этом случае объяснения. Четвертая квартира, расположенная как раз над апартаментами Ветровой, оказалась запертой настолько «надежно», что создалось впечатление, что ее обитатели специально не хотят общаться с представителями власти. Хотя из объяснений соседей следовало, что внутри обязательно кто-нибудь должен быть.

После десяти минут настойчивых требований открыть двери, «силовики» приняли самое подходящее в создавшейся обстановке решение: начали с помощью резаков уничтожать металлическую конструкцию, закрывающую дверной проем. На это ушло меньше времени, чем в случае с нижней квартирой, так как материал оказался не таким прочным. Когда появилась возможность зайти внутрь, телохранители первыми проникли в помещение и обомлели: внутри находилось четыре трупа. Это были уже известные нам двое молодых людей и их родители. От увиденного волосы зашевелились на головах у тех, у кого они были. Та методичная последовательность и жестокость, с какой были уничтожены все обитатели жилища повергли в уныние даже видавших виды бойцов спецподразделений.