Страница 2 из 14
Он держал в руках баллончик с краской и задумчиво таращился на поле.
Старик ничего ему не сказал, молча подошел к столу и занялся весьма странным делом. Разулся, и на одну ногу одел новенькую футбольную бутсу. Вторую оставил босой. А сам стал по очереди доставать из разложенных перед ним квадратных коробок мячи. Несильно пинал каждый мяч ногой в бутсе и тут же впивался внимательным взглядом в монитор компьютера. Потом брал следующий.
Вдруг он отложил свое занятие и обрушился на компаньона:
– Ну, где же ты красную линию ведешь, убогий? Сказал же тебе, надо здесь, на фланге, а ты, наоборот, по фрунту! Голова-то есть у тебя на плечах, Прошка?
Мужик вздрогнул и перестал рисовать линию на траве в центре поля. Он поставил баллон и отозвался усталым раздраженным голосом:
– А шут его разберет, где тута надо!
– А чертеж на что? Даром, что ли, рисовали?!
Прохор, кряхтя, поднял с газона большой лист бумаги, и, уставившись в него, начал причитать.
– Напридумывал околесицы всякой. Не сиделось ему. Не накомандовался. Полез куда не звали…
Старик пнул очередной мяч и быстро пошел на поле в одной бутсе.
– Опять?! Опять заладил нытье свое?
Судя по всему, в данной компании, он был главным. Командный голос. Осанка.
– Ай, ладно… Как дите малое… – ничуть не испугавшись, равнодушно махнул рукой Прошка и потянулся за краской.
Но дед повернул его к себе и срывающимся голосом начал:
– Пойми ты, наконец! Как же я могу сидеть, когда такое! Это ж стыд один! Позор! Душа болит!
На это у Прохора был железный аргумент.
– Не выйдет ничего у тебя! Говорю, не выйдет! Бестолковые…
Старик отреагировал эмоционально.
– Сам ты бестолковый! Не виноваты они. Порядка нет. Разгильдяйство одно кругом. Да корысть! Ничего не изменилось. А беспорядок, он, прежде всего, здесь.
И он энергично постучал пальцем по лбу. А потом, положив руку на грудь в область сердца, добавил:
– И здесь. Враг одолевает…
Однако, и Прошка не уступал:
– А ты, кабудто, свалисся тут на них и порядок наведешь? Нужен ты им! У них и без тебя полно забот, да хлопот.
– А как же?! Чай, я разбираюсь маленько в таких делах. Не впервой. Veni, vidi, vici! Пришел, увидел, победил! – вскинув руку, с искренним удовольствием, ответил дед.
Потом улыбнулся и похлопал своего оппонента по плечу.
– Все, Проша. Все. Поздно нюни распускать. Теперь, уж, брат, иль грудь в крестах, иль голова в кустах!
И принялся ходить по полю, инспектируя свое творение, быстро перебегая от одного сооружения к другому.
Прохор крикнул ему вдогонку:
– В какой-то книжке твоей недавно слово прочитал мудреное. У-топия! Фантазии, значит, одне…
Откуда-то с другого конца площадки донеслось:
– Не зли меня, Прохор! Не доводи до греха. Не те слова ты в книжках читаешь! Линию черти! Как следует! А то я тебя…
Прохор промолчал и нехотя принялся за работу.
Часа через три старик распорядился:
– Ладно. Готово все, слава Богу. Пошли в дом.
А еще через некоторое время он уже сидел в небольшой комнатке и, при свете настольной лампы, склонившись, что-то быстро писал в тетради. Вдруг дверь без стука открылась и в комнату по-хозяйски вошел Прохор.
– Отвару тебе принес. От живота. Небось, опять мучаешься. Пей, – он деловито поставил на стол дымящийся стакан.
– Чаю бы, Проша. Черного… – жалобно, как ребенок, заныл старик.
– Опосля чай. Сначала отвару. И еще вот, гляди, что я взял.
Он вышел и, спустя несколько секунд, вернулся, аккуратно держа в руках белый генеральский мундир, какие можно увидеть только в музеях какого-нибудь XVIII века и на портретах двухсотлетней давности. Длинный ряд сверкающих золоченых пуговиц, высокий, расшитый узором, стоячий воротник. Через правое плечо – атласные ленты разных цветов.
И ордена! Большие, маленькие, ромбом, крестом, восьмиугольником…
Старик моментально изменился в лице.
– Чего это ты приволок? – с раздражением спросил он.
– А как же? – довольно ответил Прохор. – Всеш-таки, самого императора Франца подарок. И награды все тут, как на подбор. Андрей Первозванный, Святой Георгий, Анна…
Он заботливо трогал каждый орден и расправлял ленты.
Дедок подошел, скрестил руки и внимательно уставился на мундир.
– Австрийский… – задумчиво произнес он.
– А я и наш захватил. Русский. Преображенский.
Старик взорвался.
– Ты в конец ополоумел, что ли?! На кой они мне здесь?!
– А что ты в исподнем будешь ходить?!!! – с таким же напором набросился на него Прохор.
– Да нешто ты, дурья башка, думаешь, что я здесь в генеральском кафтане и с фельдмаршальским жезлом буду разгуливать?!!! Вези все назад! Немедля!
Прохор оторопел.
– Как назад?! Прямо совсем назад? Туда?… – и он неуверенно показал пальцем вверх.
– Туда, туда. Куда же еще? Не в шкафу же прятать.
– И треуголку отвезть? И ботфорты? А ежели дождь?
– Вези, говорю тебе, не мешкай. Послал же Бог денщика! Тебе дай волю, ты бы и коня сюда приволок!
Прохор опустил глаза, вздохнул и побрел к двери.
– О-хо-хо. Отт… неугомонный. Что удумал, что удумал! Ей-Богу, простота хуже воровства. Не поймет никак, кончилось время-то твое. Кончилось.
И уже, закрыв дверь, тихо добавил:
– Святая простота, ты, Алексан Василич…
Миша
Михаил Коннов, нападающий сборной России
Я ехал за рулем по ночному Варшавскому шоссе после игры с Францией. Настроение у меня было ни плохое, ни хорошее. Так… Никакое.
Ладно хоть матч был в Москве, думал я тогда. Не надо в аэропорт, в самолет. Спасибо, Панфилов после игры разборов не устраивал. Панфилов – это главный тренер сборной, если кто не знает. Сдержался еле-еле. Отдыхайте, говорит. Потом разберемся.
И вот, я уже в машине. Пробок сейчас нет. Можно притопить. Музычка. Пятнадцать динамиков, как-никак, в «мерсе». Расслабон.
И хорошо, что перерыв в чемпионате России. Я играю за… Впрочем, вы сами знаете. Один из наших топ-клубов. Москва.
Еще только май. А я без замен – и в Лиге Европы, и десять матчей по России, и за сборную. И по ноге мне дали. Честно признаться, достало все.
Ах, ах, скажете вы. Страдалец. Поглядите, на него. Они, значит, опять проиграли бездарно. Он с трех метров не забил. (Как я не попал?! Сам не знаю…). А теперь его все достало. И даже не расстраивается. Волосы не рвет, локти не кусает. Катается на «Мерседесе».
Да расстраиваюсь я, расстраиваюсь… Успокойтесь.
А куда ты едешь, дорогой, на ночь глядя, после поражения, а? В ночной клуб, поди? Кальян курить? Виски? Да?… Даааа. Конечно. У нас же, у футболистов, так принято. Мы же, все без исключения, стройными рядами, как проиграем – сразу в кабак.
Сказал бы я вам…
А ехал я, между прочим, к родителям. Потому что у мамы сегодня день рождения. Естественно, до игры я выбраться не мог. Только ночью получилось. У них дом тут в пригороде. Дом, конечно, я купил. Когда пошли серьезные контракты в премьер-лиге. А до этого в «однушке» жили, пока я в академии учился. Вообще-то я из Омска…
Зазвонил телефон. Это Лера, жена моя. Уже третий звонок. Я опять трубку не взял. Пусть помучается. Будет знать, как такое вытворять.
Скажите мне, пожалуйста. Когда вы встречаетесь с родителями, вы все рассказываете про свою жизнь, работу? В деталях? Как вы там, не знаю, учили, лечили, строили, сколько договоров заключили, сколько чего продали? Нет, ведь? Вас спрашивают, «как дела на работе?». И вы отвечаете – «нормально». И все. Опуская, что вы не выполнили план, ошиблись в расчетах, что начальник на вас наорал и лишил премии и прочие «радостные» подробности.
А, вот, я так не могу! То, как я работаю, показывают два десятка телекамер. И даже если я, извините, высморкался на поле, это видит вся страна.
И я, е-мое!, не могу сказать отцу, что у меня все нормально на работе, после того, как я в матче с Францией на глазах у всего мира влупил из вратарской выше ворот!