Страница 8 из 128
«Все знают, что творится в вашей квартире», сказала она, а затем плюнула ему на сапоги. Поступок самого вульгарного свойства для такой изысканной красоты, подумалось мне.
Капитан поднял было руку, чтобы ударить ее, но я задержал его. Я против жестокого обращения с женщинами и детьми, какое практикуют некоторые из его варварских собратьев по оружию.
В этот момент я услышал, как взревели мощные двигатели танка, и характерный лязг стальных гусениц по булыжнику.
Должен признаться, я был удивлен. Он остановился в нескольких метрах от того места, где стоял я, и башенное орудие, громко взвыв гидравликой, стало поворачиваться, до тех пор, пока дуло не оказалось наведенным прямо мне в голову. Мне стали видны нарезы и бороздки, вившиеся внутри ствола. А затем я услышал, в этом невозможно было ошибиться, как звякнул и лязгнул снаряд, досланный в затвор этой гаубицы. Более зловещего звука я не слышал никогда в своей жизни.
Не отрывая глаз, я смотрел в это черное жерло, уже мысленно представляя себе собственную смерть и задаваясь вопросом, почему это румынские танкисты помогают этим предателям. Но затем люк башни открылся, и из него вылез человек, лицо которого было скрыто косынкой, и обратился ко мне.
«Отпусти ее», приказал он по-венгерски. Я не пошевелился, так как не понимаю этого языка. Женщина повторила приказ по-немецки, и я понял, что одной рукой я по-прежнему сжимал ее руку. Я заметался и двинулся было к своему автомобилю. С рычанием двигателей и лязгом зубцов и шестеренок массивная пушка танка стала поворачиваться вослед каждому моему шагу. Я остановился. Орудие также перестало двигаться. Я отпустил девушку.
Она отобрала у меня пистолет и взвела рычаг затвора Люгера [пистолет; он же Парабеллум], дослав патрон. Она умело обращалась с оружием, и видно было, что очень профессионально.
Ствол орудия повернулся, нацелившись теперь в румынских солдат, собравшихся вокруг грузовика, набитого задержанными. Трое мужчин с такими же закрытыми тканью лицами разоружили солдат. Откуда они взялись, я не знаю.
Человек в башне отдал новый приказ: «Скажи своим освободить этих людей». Он был адресован мне. Я решил, что сейчас не время спорить с ним, доказывая, что это не мои люди, и переадресовал это требование капитану Куанде.
Он дал указание освободить заключенных. Евреи в грузовике тоже, кажется, были настолько шокированы таким поворотом событий, что растерялись, ничего не делая, и тогда черноволосая девушка бросилась к грузовику, размахивая моим пистолетом, и закричала им: «Быстрей! Уходите отсюда! Бегите!»
Они засуетились и стали спешно покидать грузовик, скрывшись затем вместе с ожидавшими их людьми в масках в переулке.
После этого черноволосая прошла мимо меня и подошла к капитану Куанде. Она обратилась к нему: «Кстати, от тебя уж точно никакой пользы». После чего она подняла мой Люгер и ударила его рукояткой в висок. Он упал на землю.
Я не успел никак среагировать, и тут орудие танка выстрелило. Снаряд попал в грузовик, который взорвался. Румынские солдаты бросились врассыпную и попрятались.
Я упал ничком на брусчатку.
Девушка забралась на танк, и он стал выезжать с площади.
Капитан Куанда собрался с силами, подполз к солдату, раненному взорвавшимся грузовиком, и вытащил у него гранату. Поднявшись на одно колено, Куанда приготовился бросить гранату в уезжавший танк, или же в эту девушку. Мы никогда не узнаем, в кого именно он целился.
Его тут же срезало очередью из 8-мм станкового пулемета Гочкисса, установленного на танке. Он упал на свою же гранату, и ее взрывом его тело было подброшено в воздух. То, что осталось от него — это рухнувшее на землю всего в нескольких миллиметрах от моего лица искромсанное мясо.
Я сразу же взял командование на себя, но без оружия мы не могли броситься за ними в погоню. Мы собрали наших раненых и погибших и вернулись под защиту нашей базы. Вооружившись и с подкреплением, мы вернулись на место преступления, и я возглавил поиски убийц. Ни их, ни задержанных мы не нашли. Предполагаю, что гражданские, собранные нами во время первоначальной облавы, теперь скрылись и покинули Румынию. Танк был обнаружен брошенным на картофельном поле на окраине города. Внутри он был сожжен, от пламени, видимо, взорвались его 37-мм орудийные снаряды, тем самым полностью его уничтожив. Неподалеку в карьере было найдено мертвое тело лейтенанта-легионера Далакиса, с него была снята форма.
Как показывает этот инцидент, действия сопротивления, что совершенно очевидно, становятся все более смелыми. Ожидаются более крупные террористические акции.
Хочу пояснить, что это отнюдь не моя вина. Заверяю вас, что эти акции являются прямым следствием игнорирования местным военным командованием моих в высшей степени профессиональных руководящих указаний, которые соответствуют самым высоким стандартам, установленным в Рейхе. Я рекомендую назначить меня командиром особого подразделения СС для подавления этого мятежа, пока он не распространился по всей стране, особенно на юг, в сторону Плоешти. Хотелось бы получить батальон (и, разумеется, соответствующее служебное повышение), но я принял бы в командование и роту. Если мы чему-то и научились в Польше и других оккупированных территориях, то это тому, что небольшие акты мятежа должны быть подавлены до того, как они перерастут в открытые революции — того типа, которые способны поднять и без того уже непокорную чернь.
Жду ваших указаний.
Хайль Гитлер.
Капитан Г.Лобенхоффер.
(PS: Люгер, который у меня отобрали, — это старый Lange Pistole 08 [разновидность Люгера времен Первой Мировой войны — Прим. переводчика], подаренный мне отцом, генералом артиллерии, после того, как ему вручили новый пистолет, Вальтер P38. Мне бы очень хотелось его вернуть, так как он представляет для меня. большую ценность, сентиментального рода, и я был бы крайне признателен, если по Румынии будет разослано соответствующее оповещение о розыске этого оружия).
[Примечание редактора: Совершенно очевидно, что подлинным автором романа является Люсиль Ван Хельсинг, о чем свидетельствует использование ею имени «Ленора Ван Мюллер» — варианта вымышленного псевдонима, мелькнувшего во время облавы на газету «Брашов Аутоном»].
Война — это война, это война и это еще раз война.
Оркестр на «Титанике» играл до самой последней минуты, пока корабль не погрузился в холодное, беспощадное море. Музыка для усыпления бдительности обреченных душ. И пассажиры танцевали. Вплоть до самой своей гибели.
Мир находится в состоянии войны. Румыния — в железных лапах гитлеровского лакея и лизоблюда Антонеску. Эта страна, моя страна, и вся Европа — в состоянии войны.
А замечательные люди — жители Брашова — пляшут. Они устроили праздник. День Святого Георгия [Юрьев день], пустое и бессмысленное празднество. Первый день весны. Сельчане встанут еще до восхода Солнца и искупаются в холодной реке — примитивное языческое верование, что от этого они станут здоровыми и сильными.
И это в эпоху, когда самолеты обрушивают с небес на наши головы адский огонь.
И в то время, когда весь мир содрогается, молодые брашовские девицы рассаживают базилик, выплевывая его семена изо рта, что якобы гарантирует здоровье урожая. Безумие. Их страна уложена как жертва на гитлеровский алтарь войны, а они плюются семенами как деревенские мужланы.
А накануне вечером, когда часы пробили полночь, местные жители погасили свет в своих домах, переворошили столовые приборы в буфетах, перевернули вверх дном посуду и кухонную утварь и повесили связки чеснока над дверями и коровниками для защиты от зловещих тварей, которые до сих пор царят в их средневековом воображении. В то время как реальная опасность — это принудительный призыв их мужчин в германскую военную машину, которая их пожрет.
Некоторые крестьяне выгнали своих коров на пастбища, чтобы там внимательно следить за скотиной и защищать ее от ведьм, намеревающихся украсть молоко. Другие хлестали друг дружку крапивой, чтобы быть здоровыми весь последующий год. Иногда Люсиль казалось, что она живет не в двадцатом веке, а в шестнадцатом.