Дети ангелов

Ольга давно переехала в съемную квартиру и жила отдельно.

– Оленька не может каждое утро ездить из Медведково в такую даль. Кроме того, ей необходимы тишина и покой! – сказала мать пять лет назад отцу безапелляционным тоном. – Нам нужно снять для нее квартиру рядом с университетом!

Решение было принято единогласно самой Зинаидой Степановной.

С тех пор, Катина сестра редко приезжала в Медведково. В основном мать сама к ней ездила, иногда оставаясь ночевать.

Тем временем настал самый канун праздника.

Этот Новый год они справляли вместе всей семьей. Оля ждала своего Петера. Он должен был официально попросить у родителей ее руки. В связи с этим в доме царил переполох.

Мать кудахтала, не переставая – Оленька то, Оленька се; Оленька, посмотри, какое мне платье лучше надеть?

Катя безучастно смотрела на все приготовления. Мать ее предупредила сразу, чтобы она лишний раз глаза за столом не мозолила. Ее участь – мыть тарелки и подавать на стол чистые. Но теперь Катя этому была даже рада. Никто не замечал ее распухшего от слез лица.

Торжество прошло успешно. Петер оказался приветливым и добрым дядькой. Все время шутил, коверкая слова, от чего было еще смешнее его слушать.

Ольга с Петером решили расписаться в Москве, после чего уехать в Лондон на постоянное место проживания. Нужно было собрать необходимые документы. Свадьбу запланировали на начало марта.

Заикнуться о романе с Леонидом, ее беременности и его отказе от отцовства, было подобно смерти на позорном столбе.

Катя, день за днем шерстила Интернет, забивая в поисковик разные варианты словосочетаний: «прерывание беременности в домашних условиях», «подпольные аборты», «как избавиться от беременности на ранней стадии», «что делать, чтобы прервать беременность». Время ушло в никуда. Единственное, чему она научилась, – это туго затягивать живот эластичными бинтами.

Она быстро поправлялась. Но кто это замечал? Дома никому до нее не было дела. Любопытствующим в школе отшучивалась: «Жор напал, ем как не в себя, летом скину».

Так прошло еще два месяца. Свадьбу сестры сыграли третьего марта, шумно и весело. На следующий день молодые отправились в свадебное путешествие в Монако.

– Оленька, доченька, – подвывала мать в аэропорту, – как же я без тебя, лапонька?! Не забывай, пиши, звони, как устроишься! – жгучие слезы текли по лицу Зинаиды Степановны.

Катя смотрела на мать и думала: «Если бы ты меня хоть на четверть так любила как Ольку, никогда бы со мной этого не произошло. Да и вообще этого бы не случилось, если бы ты не приволокла этого козла к нам в квартиру».

Ненависть и безысходность поглощали ее. Теперь это были единственные два чувства, которые Катерина испытывала ежедневно.

Нужно признаться матери. Срок уже большой. Я не хочу никого рожать. Может, свезет и она ничего не расскажет отцу? Завтра напишу ей записку. Завтра! Волшебник, помоги, пожалуйста!

То самое «завтра» наступило через три дня.

Катерина в большом волнении вернулась домой, когда уже стемнело. Включив свет, она увидела мать, сидящую на кухне, в темноте. Ее стеклянный взгляд был устремлен на настенные часы. В какой-то момент Кате даже показалось, что она умерла. В руке, безвольно лежавшей на коленях, была записка, где ее дочь подробнейшим образом рассказала все от самого начала до самого конца, надеясь, что мать, как женщина, поймет, что ее обманули и предали. Она же просто любила и верила.

– Мам, мамочка! Прости меня! – слезы брызнули из глаз. – Прости, я не хотела, чтобы так получилось! Он обманул меня! – Катя бросилась к матери. Рухнув перед ней на колени, начала целовать ее руки, ноги, сапоги, которые Зинаида Степановна не успела снять.

– Мамочка, не молчи, пожалуйста! Прости меня-ая-ая-ая! Мне не кому больше рассказать! Я виновата сильно перед тобой! Виновата во всем! Прости меня! Прости-и-и-и-и… – Катя рыдала во весь голос.

Ее боль, страдания, страхи, отчаянье – все вырвалось на свободу каким-то животным звуком раненой волчицы. Она выла как зверь, загнанный охотниками на отстрел.

Мать посмотрела на нее невидящим взглядом.

– Шлюха… Я родила шлюху, которая раздвигает ноги, как только увидит мужика… Зачем я родила шлюху? Господи! За что?! За что?! За что?! И так жизнь без продыху. За что ты так со мной, Господи?! – она резко встала, отшвырнув Катю на пол.

Пошла в спальню. Вышла из нее, держа в руке армейский ремень отца с тяжелой медной пряжкой. Дальше Катя плохо помнила. Мать, не произнося ни звука, наносила удары, даже не глядя, куда бьет. Молча. Жестоко. Беспощадно. Больно было только вначале. Удары сыпались один за другим, в разные части ее тела. Катя не защищалась. Она хотела умереть. Умереть и больше никогда не видеть ничего и никого. При очередном ударе, массивная пряжка угодила Кате прямо в висок. Мир померк, заваливаясь набок, и растворился в темноте. Катя потеряла сознание.

Очнулась, когда уже была ночь. Она лежала в своей постели, в верхней одежде и сапогах. При каждом движении боль пронизывала все ее тело. Губы распухли, нос не дышал, лицо как будто стянуло пленкой. Дикая головная боль не давала возможности сфокусировать взгляд. Перед глазами все плыло и кружилось. Кое-как повернулась на бок. Ее тут же вырвало, прямо на подушку. Сил не было даже приподнять голову. Катя попыталась сползти вниз, но опять отключилась.

Утром, Зинаида Степановна сидела в приемной директора, ожидая его прихода.

– Доброе утро! Что-то случилось, Зинаида Степановна? – настороженно спросил директор. Он сильно не любил такие неожиданные визиты.

– Доброе утро, Иван Петрович! Нет, ничего особенного не случилось. Я тут заявление принесла.

– Да?! – еще более подозрительно посмотрел на нее директор.

– Да. Катя заболела. Ей прописали постельный режим. Не знаю, сколько это продлится. В любом случае хочу забрать ее документы. Переведу на домашнее обучение, в другую школу.

– Зачем же в другую? Она и у нас может учиться! А что с Катюшей такое? Что-то серьезное? – Иван Петрович озабоченно покачал головой.

– Не смертельное. Не хотела бы давать повод для слухов, сами знаете, какие у нас люди работают! – с этими словами Зинаида Степановна протянула ему листок. – Пожалуйста, не нужно об этом никому рассказывать! Пусть все думают, что Катюшу приняли в лицей. Давайте скажем, что я договорилась о ее переводе.

– Хорошо, хорошо! Как скажете! – Иван Петрович поставил свою резолюцию и вернул ей заявление.

– Спасибо вам! – Зинаида Степановна резко повернулась и стремительным шагом вышла из кабинета.

Катя проснулась от ударов молотка в дверь. Резкая боль ушла, но голова еще кружилась, и шумело в ушах.

– Что ты делаешь? – слабым голосом спросила она у матери.

Та с остервенением прибивала гвоздями щеколду с наружной стороны ее двери.

– Заткнись, шалава! Заткнись, иначе следующий удар будет тебе по голове, – мать посмотрела в ее сторону. Ее глаза горели безумием, помноженным на ненависть и отвращение.

Покончив с щеколдой, Зинаида Степановна, принесла ведро воды с тряпкой и чистое постельное белье.

– Вставай, шлюха! У тебя пятнадцать минут, чтобы убрать здесь все! Если я зайду и увижу хоть соринку, я изобью еще сильнее! – ее лицо исказила гримаса бешенства. – Тебя, сволочь, нужно было бить прямо с рождения! Чтоб ты сдохла, сучка!

Дверь захлопнулась, и Катя услышала звук задвигающейся щеколды.

Нужно встать. Пожалуйста, Катюша, давай встанем. Давай, встанем, уберемся и опять ляжем отдыхать.

Катя пыталась договориться со своим телом, которое напрочь отказывалось ее слушаться. И только страх новых побоев дал какие-то невероятные силы принять вертикальное положение. Но тут же Катя опять завалилась на бок. Голова сильно кружилась, ее тошнило, сознание держалось на одном волоске. Она сползла с кровати, стянув простыню с одеялом на пол. Двигая белье впереди себя, доползла до ведра. Приподнявшись на одной руке, другой стала умывать лицо, смывая запекшуюся кровь вперемешку с рвотными массами. Стало полегче. Вода немного освежила.