Дети ангелов

Посвящается моему отцу – Кучерову Виктору Ивановичу

Глава I

Больно. Почему же так больно? Все тело как будто резали пилой. Возвращались и опять пилили. Еще и еще. По частям. Дышать почти не получается. Рот заполнился какой-то густой и соленой жидкостью. Голова. Она раскалывается на двадцать частей. Или на сорок? В виске стучит пульс, противно и медленно, как капли воды в незакрытом до конца кране.

Кап… Кап…

Как будто каждая следующая капля размышляет, полететь ей вниз или остаться. Когда уже закончится эта бесконечная боль? Это должно закончиться. Боль разрывает правый глаз. Он сейчас лопнет. Он лопнет и станет легче. Больно.

Господи, помоги!

Каждый раз одно и то же. Как можно к этому привыкнуть? Нужно терпеть. Скоро все закончится. Терпеть.

Во дворе многоэтажки собралось человек пятнадцать. Мужчина средних лет с наголо бритой головой, в синих джинсах и черной кожаной куртке, отчаянно жестикулировал, показывая куда-то вдаль. Его крупное лицо с блестящими глазами-бусинками, которые обрамляли густые черные брови, большой мясистый нос, тонкие губы – всё на его лице выдавало деятельное возмущение происходящими событиями.

Проходящие мимо люди останавливались. Вокруг постепенно образовывался плотный круг внимательных зрителей. В глазах женщин был неподдельный ужас. Некоторые стояли, зажав рот рукой. Мужчины, опустив голову, хмуро смотрели на землю.

Из-за плотности человеческого присутствия не было видно самого главного. Глядя со стороны, неосведомленному человеку могло показаться, что это стихийное собрание жильцов дома напротив. С повесткой дня, как не позволить очередному буржую спилить все деревья маленькой аллейки, отделявшей двор от крупного шоссе, чтобы построить очередной бизнес-центр.

Вдалеке завыла сирена. Ее приближающийся звук только усиливал эффект надвигающегося ужаса. Машина остановилась в метре от собрания. Из нее выскочили двое мужчин в белых халатах. Толпа расступилась, образуя проход в самый центр круга.

– Разошлись. Разошлись, я сказал! – грозно крикнул врач реанимации, опускаясь на колени. – Что тут у нас?

– Что? – спросил его напарник, крепкий мужчина лет пятидесяти.

– Разошлись, я сказал! Что непонятно? На три метра от меня отойти всем! – рявкнул врач.

– Готов, – тихо произнес он через секунды, морща высокий лоб. Его красивое мужественное лицо выражало скорбь и беспомощность.

– Может…?.. – фельдшер посмотрел на него, вопросительно поднимая бровь.

– Бесполезно. Пиши время смерти: 18:35.

– Записал. Пойду машину вызову. Пусть забирают. И принесу что-нибудь накрыть, – тихо произнес фельдшер, поднимаясь. – Разойдитесь! Представление закончено. Давайте, давайте, нечего тут больше смотреть! – громогласно добавил он, направляясь к машине.

За ней подъехала еще одна. Из нее вышли полицейские и человек в штатском с чемоданчиком в руке.

– Добрый день! – поздоровался капитан. – Подробности есть?

Его голос совершенно не соответствовал его брутальной внешности. Он говорил скрипучим и визжащим фальцетом.

– Есть. Труп. Остальное узнаешь у этих, – он махнул головой в сторону никак не желающих расходиться зевак.

– Ладно. Пойдем, посмотрим!

И направился в сторону толпы.

– Товарищ полицейский! – крикнул бритоголовый мужчина с глазами-бусинками. – Товарищ полицейский, я все видел! Я видел, как он уехал! – человек продирался сквозь толпу, пытаясь как можно быстрее добраться до капитана.

– Вы кто? – раздраженно спросил капитан.

– Прихваткин Сергей Иванович. Я шел вон оттуда, когда случилась авария. Я все видел. Я видел, как она поехала вон туда и скрылась за поворотом. Я запомнил номер. Водителя не запомнил. Все так быстро произошло. А машина – белая Тойота. Номер записал потом, чтобы не забыть.

– Сереж, допроси его! – произнес капитан своим странным голосом. – А все остальные по домам. Кроме тех, кто что-то видел.

Он направился в сторону врача.

– Что у вас тут?

– Черепно-мозговая, множественные переломы. В общем, весь набор. С жизнью не совместимо, – бесстрастно произнес реаниматолог.

– Понятно. Труповозку вызвали?

– Да. Мы закончили. Удачи, капитан!

Все было странным в это утро. Собравшиеся люди, среди которых не нашлось ни единого человека, пытающегося оказать первую помощь пострадавшему. Скорая, врачи которой действовали как во сне, не прилагая ни малейших усилий в попытке реанимировать пострадавшего. Полиция, которая должна была первой прибыть на место, но которая опоздала из-за путаницы с адресом происшествия. Капитан, который не смог впоследствии найти машину. Бритоголовый Сергей Иванович, впопыхах записавший номер иномарки, но умудрившийся ошибиться в одной цифре. Наконец, водитель белой Тойоты, который гнался за машиной скорой помощи, пытаясь объехать пробки через дворы. В скорой умирал его трехлетний сын. Он обварился кипятком, пока они с женой ругались, понимая, что давно не любят друг друга. Все было странно. Все было запланировано.

Спасибо, Господи! Наконец-то! – Он сел. Потом медленно встал. Постояв минуту, сделал первый шаг. Второй. Третий. Он любил ходить по земле. Ему доставляло удовольствие это занятие. Предстояло провести девять напряженных дней. Он знал, насколько важно всё выполнить идеально. Он знал, что доказать правду своих помыслов можно только одним способом – исключительно блестяще выполнить задание. И он его выполнит.

Виктор улыбнулся и направился в сторону парка.

Келья Виктора была расположена на окраине сегментория, который располагался в европейской части Седьмого Неба. Европейский сегменторий представлял собой бескрайнее пространство белоснежной равнины с губчатой поверхностью, напоминающей мозаику. Белизну оттеняли заснеженные вершины. Это были пики Уральской горной системы. Сегменторий насчитывал миллион двести небожителей, которые жили в голубых Александрийских кельях. Они представляли собой высокие, похожие на стрелы, башни с куполообразной крышей. Большие квадратные окна располагались под самой крышей, из-за чего внутри постоянно царил дымчатый полумрак. Келья состояла из огромного кресла, где он проводил большую часть своего времени и узкого, уходящего в купольный свод, шкафа, где хранились личные дела «лютиков». Так он благословенно именовал своих «подопечных», совершенно искренне считая их своими детьми.

После начальной школы Виктора, как лучшего выпускника курса, распределили в Европейский сегменторий, который считался одним из лучших мест Седьмого Неба.

По прогнозам Собрания Двенадцати именно в европейской части земного шара должны были происходить самые значимые изменения. Поэтому сюда стремились попасть все учащиеся школы. Наставником Виктора оказался грозный и принципиальный архангел Назарет, наделенный патриархальными устоями. Это был великорослый старик в белых одеждах. Нижнюю часть его лица покрывала густая борода с усами. Белоснежные волосы ниспадали волнами на его широкие плечи. Большие и умные глаза выражали твердость, мужество и отвагу. Назарет свято верил: Правила не могут меняться, и должны охраняться в их первоначальном чтении.

– Правила Великой Книги должны соблюдаться! – не терпящим возражений басом повелевал он, подняв руки вверх. Его голос был похож на раскаты грома. – И охраняться в ее истинном чтении! Я не признаю перевертов, тем более на эту тему! – и он яростно сверкал глазами, выискивая несогласных с ним.

За это над ним подшучивали все стражи, между собой называя его за глаза «Ветхая Пещера». Назарет это знал. Каждый раз, фыркая, менял белый цвет своих одежд на ярко-красный. В такие моменты никто не рисковал к нему приближаться. Получить любое позволение с благословением на текущие дела было невозможно. Оставалось только ждать и надеяться, что за это время ничего плохого не произойдет.