Страница 11 из 17
– Милая Мира, скажи мне, какой твой настоящий возраст, – спросил я давно мучавший меня вопрос, потому как глаза её имели одновременно, запредельную мудрость и озорство. – Я бы дал тебе не больше семнадцати, но только мы оба знаем, это не так.
– Твое любопытство праздно Лууч, – Мира отличалась прямотой, перемежающейся с искренностью, на неё было невозможно обидеться или сердиться. – Мне уже пару столетий, не вижу смысла уточнять, тебе всё равно меня не понять.
– А сколько лет твоему отцу?
– В районе семи столетий, – после её слов, я решил не спрашивать больше ни о чьём возрасте, чтобы беречь своё хрупкое в последнее время, душевное равновесие.
– Выглядит безупречно, – на него мне надо ровняться подумал я. – Ты случайно сегодня днём не видела Синеоку, я её нигде не нахожу последнюю неделю. За обедом она тоже не была, ровно как за завтраком и ужином.
– Нет, никакой, Синеоки. Ты ещё не понял разве? Столько долго сидеть в саду и думать, что есть, несуществующая девушка среди нас. Даже не призрак, какие есть в подвалах. Не дух, проявленный в виде девушки. Воображенного тобою человека, кроме тебя не видит никто. Абсолютно. Ни сестры мои, ни братья. Папи, мами, не видят. Не видят и слуги, а их здесь немало и не у всех у них ум в целостности. Это я знаю лучше тебя, потому что справлялась на этот счёт лично. Что такого с тобой должно было случиться там внизу, вне пределов наших гор, чтобы ты так сосредоточенно создавал и преследовал образ какой-то Синеоки?
До меня начало доходить, что у айсберга большая его часть находиться под водой. Тоже самое, происходит с моей психикой. В этом же корень моего пребывания здесь. Причина больше и глубже, чем простое видение не существующей, но милой сердцу Синеоки. Видение, не существующей, как меня убеждает в этом Мира, злосчастной Синеоки, заключается в непринятии простого факта. Факта моей душевной травмы. Травмы оставленной по неведомой причине моими отношениями с Вильгельминой.
– Я близок к пониманию этого. Но лучше сейчас, я смогу понять, тебя.
– Для этого тебе придётся провести со мной ночь.
– Я готов к этому.
Она задула лишние свечи, оставив одну, самую большую и мы переместились на её ложе.
Один раз, по пути в зимний сад, ставший мне вторым домом, я заметил исчерна-синее платье мелькающее под деревьями. Был уже ранний вечер, я как раз заканчивал своё тихое сидение и решил окликнуть пришедшую ко мне или просто в сад девушку.
– Ты меня ищешь? Я здесь сижу, у декоративных кипарисов, – сказал я с тоном, будто знаю наверняка, кто пришёл.
Стеклянная дверца защелкнулась, и колокольчики над ней заиграли мелодию. Это может значить только одно, она вышла без ответа. По внутреннему чутью, я понял. Синеока. Поспешно покидая сад, я увидел её длинные белые волосы поверх платья, развивающиеся от быстрого шага. Пошёл быстро за ней. Мне до сих пор мало верилось, что она сотворенный плод моей фантазии. Я догонял её, но думал, о источнике грёз – Вильгельмине. Чем больше я о ней думал, тем лучше мне удавалось рассмотреть детали её платья и туфель. Может если я её смогу потрогать, она раствориться в воздухе и больше не будет тревожить меня. Надо это проверить.
Я приблизился к ней так близко, что мог дотянуться до её волос рукой. От неё шёл приятный аромат эфирных масел. Мне стало любопытно, куда она пойдёт, и я не стал её касаться, боясь что она может исчезнуть в любую минуту. Смелости у меня хватало закончить с видением с помощью прикосновения, но любопытство вело меня как кошку, дальше. Она направлялась на улицу. Следуя почти синхронно, мы вышли. Я в одном легком самохвате, пошел по снегу и быстро замёрз. Она вела меня вокруг крепости. Двор был хорошо расчищен от снега, но я всё равно шёл за ней след в след.
– Лууч! – окликнули меня сверху. – Зайди пожалуйста потом ко мне, – это была Балемила, она обратилась ко мне из своей комнаты, через приоткрытую форточку.
Кивнул. Мне было некогда, я опасался спугнуть хрупкое видение, проронив одно слово. Когда я повернулся к объекту преследования, был немало поражён. Я на мгновение отвлёкся, а она ушла так быстро вперёд, что мне пришлось её догонять бегом. Она шла в лес. На мне были лёгкие сапоги, не рассчитанные на глубокий снег и низкую температуру. Сумерки сгущались, в лесу становилось темно. Ничего из этого меня не остановило. Вновь догнав её, я уже шёл по её глубоким следам. Холод быстро пробрался мне под одежду, но пока я находил в себе силы сопротивляться ему.
Синеока привела меня на заснеженную поляну. Я решил рискнуть, дотронуться до её плеча.
– Не надо, – вдруг сказала она голосом Вильгельмины. – Ты можешь навредить мне.
– Синеока. Ты реальна. Зачем ты привела меня сюда?
– Нас могли услышать или увидеть. Я этого не хочу. Они видят. Я реальна, как и всё здесь, как и ты. Чего бы тебе не говорили. Но я не такая плотная как ты, – она потянулась пальцем до моей щеки. – Ты подарил мне жизнь. Теперь я стану твоей, – от её пальца веяло легким теплом и я заметил только впритык, что он слегка прозрачен, как и вся она.
– Но я слышал, как они представляли тебя мне в первый день, за столом.
– Это ты тоже себе вообразил Лууч.
– Они мне говорят, ты целиком моё безумие.
– Нет ничего плохого в сильной любви. Любовь и безумие, это ведь одно и тоже. Просто одна сторона любви. Иначе бы ты меня не создал.
– А что ты чувствуешь Синеока?
– Я чувствую, что ты меня любишь, но не напрямую. Это гложет меня больше всего.
– Поэтому ты меня избегала?
– И да, и нет. Иногда мне сложно появляться в плотном мире. Для этого требуется много энергии тонкого мира.
– Я люблю вас обеих, потому что вы обе, есть одна и та же девушка.
– Уже нет, я совсем другая, – я заметил, как она начала истончаться с каждым словом и становиться прозрачнее. – Ты идеализировал её и создал мой образ другим. Мы не можем быть одинаковыми. Как нет ничего одинакового во всей вселенной, – голос её становился тише.
– Ты исчезаешь Синеока.
– Я теряю здесь силы, не исчезаю. В пределах крепости мне проще оставаться видимой для тебя, – она стала совсем прозрачной, я едва различал её силуэт в темноте, на фоне чёрно-белого леса.
– Синеока! – прикрикнул я потеряв её из виду окончательно.
– Мне нужно время чтобы материализоваться окончательно, – было последним, что я успел отчетливо услышать в тишине.
В мои сапоги забилось много снега. Ноги сильно замерзли и я не чувствовал на них пальцев. Вслушиваясь в тишину и смотря по сторонам, я убедился, что Синеоки нигде нет поблизости. Вместо неё, я заметил знакомые силуэты. Остроухи. Они приближались, не издавая звуков. Тогда как моё любое движение заставляло снег хрустеть на всю округу. А я хорош. Выбрался так далеко от крепости, без оружия и элементарно тёплой одежды. У меня есть самый и простой подходящий вариант действия. Я развернулся и припустил со скоростью загоняемого волка. Меня действительно загоняли. Чувствительность в теле вернулась после пятисот ярдов беготни с продиранием через глубокий снег и мороженую поросль. Я понимал, что меня догоняют, поэтому не тратил время на оглядки. Пробежка, изменение траектории, пробежка, изменение траектории. Ритм задавал адреналин. В старые следы я не попадал. Слишком был размашистым бег.
Преследователей было несколько. Бежали они бесшумно по снегу, но хлест лапника их выдавал с головой. В общей сложности, я наслушал не менее пяти остроухов. Судя по звукам, они догоняли и были ближе, чем бы мне того хотелось. Впереди замелькали огни. Крепость лежала в трехстах ярдах. Велимудр говорил мне, что есть граница, за которую остроухи, не заходят. Вдруг один из них, хватая меня за ногу, не рассчитал дистанцию и лишь оцарапал ногу. Этого хватило, чтобы я сделал красивый пируэт в воздухе и зарылся в снегу. Вынырнул из сугроба, с первым, что попало под руку, кажется – это был острый еловый сук. Несколько сучьев я сломал при падении грудью на лежащую в сугробе ель. Развернулся. Стоять нельзя. Уловил движение на меня. Провернулся на месте, ушёл в сторону. Пропуская тело противника, воткнул со всей силы в бок сук. Вошел глубоко. Отломал. Отломанным концом припечатал между глаз, следующему, бросившемуся мне в ноги. Повторил удар четыре раза, пока тело не обмякло, а сук не сбился в щепки.