Страница 7 из 9
- Она помещена в Музей прогресса.
- Сними, наконец, ее с глаз - вот мой совет. И уходи, я устал.
Память обычно не подводила ее, но сейчас, проходя по коридорам, ей никак не удавалось восстановить весь диалог полностью, в интонациях, репликах. "Это от волнения, - подумала Мария. - Я волновалась... Что происходит с ним?.. А со мной разве ничего не происходит?.. Нет, с нами что-то случилось..."
8
Ждала, казалось, целую вечность.
Старинный углубленный плафон напоминал формой детскую ванночку, молочный свет выплескивался на потолок, но плохо освещал углы вытянутой палаты. Мария потуже затянула пояс халата: казенная одежда не согревала, а за окном долдонил монотонный дождь.
Странно, и в этом деле ей удалось выделиться, начать первой, хотя от воли ее жребий нисколько не зависел. Напротив, сейчас она с удовольствием уступила бы первенство любой. Все эти дни и ночи Мария думала о намерении Методиста избавить ее от участия в предстоящем деле, и только сегодня, кажется, начала догадываться о причине.
Он проницателен, он понял, что она брезглива, и постарался уберечь ее. По старой дружбе, так сказать, а может, из жалости. Она терпеливо доискалась и до мотивов Другого решения Методиста: почему он привлек к делу именно бывших активисток... Только вот все ли поймут мстительное коварство его памяти?.. Не очень-то приятно было думать о низком в характере Главного Организатора. Зря она обольщалась его надуманным образом, воображаемым идеалом вождя. И здесь иллюзии...
Вошли без стука. Массивная ухватистая сестра указала приведенному место и напомнила Марии:
- Не забудь о кнопке над изголовьем. Чуть что, сразу звони! Будьте благоразумны. Этот экземпляр выбран нами специально для начала...
За сестрой закрылась дверь. Мария, опершись о подоконник, взглянула на доставленного. Он был достаточно крепко сложен, костист и длиннорук. Только стриженая клиновидная голова напоминала о его неполноценности. Перехватив его пустой взгляд, Мария спросила:
- Почему тебя остригли наголо?
Мужчина встрепенулся, вник в сказанное и закатил глаза, силясь, видимо, понять - как же он острижен. Быстро затянув расслабленный было пояс, Мария отвернулась к черному окну.
"Соберись, - не приказала, а попросила себя. - Только такого позора тебе не хватало... Всем нужен пример. Это твой долг. Понимаешь, долг!.. Ах, Методист, Методист... - и решилась: - Все, начинаем. Это ведь быстро..."
А он не церемонился. Быстро насытившись, расположился спать здесь же, на топчане, где приготовили ложе на двоих.
9
Дождь плакал всю ночь, утром проступило серенькое, какое-то виноватое небо. Печально никли нищенски оголенные деревья, лишенные последних листьев.
Марии разрешили принять душ, и хотя боль тупо пульсировала в висках, она попросилась в холл, где работали женщины, где можно было ощутить сочувствие.
- Вот это партнеры! На ней же лица нет!
Неуместный возглас кто-то заглушил шипением, вновь стало тихо. Мария заметила, держа голову прямо:
- Эти ребята не очень уравновешенны. Он чуть не убил меня.
К ней придвинулась Эльза и с усмешкой рассмотрела отечное лицо.
- У тебя была кнопка над головой, надо было звонить! - И пообещала: - Я своего сразу же свалю апперкотом, пусть только шелохнется. Эльза себя в обиду не даст! Кстати, зря ты, Мария, надеешься, что твой Молибден, или как его там, родится первым из всей партии. У меня секрет. И мальчишку, и девчонку я родила семимесячными! И ничего, разумные особи, давно, правда, их не видела, дел по горло. Так что мой Молибден получит номер первый и по праву возглавит всю эту сумасшедшую бригаду, когда вырастет!
Женщины заулыбались, выражая свои симпатии к простоте суждений Эльзы.
Вошла сестра и кивнула Марии: пора лечь.
- Что это за балахоны? - спросила Эльза. - У них нет рукавов.
- Это для ваших новых друзей. Они иногда чересчур подвижны.
- Мария знает, - подмигнула Эльза. - А какой толк от истукана? Расшевеливай его... Много чести!
- А почему их коротко стригут? - вспомнила Мария. - Волосы для чего-то нужны?
- Это что, тебе вчерашний так сказал? - удивилась сестра. - Стрижем их наголо, чтобы реже подстригать.
- Марии нравятся мужчины с пышными прическами, - встряхнула головой Эльза.
У Марии зашумело в ушах, она не расслышала конца фразы, только увидела, как все засмеялись. Сестра ввела ее в палату и привычным кивком указала место.
10
Вернувшись домой, Мария долго держала Роберта в неведении о подлинной цели вызова в столицу, хотя понимала, объяснений не миновать. Не однажды, раззадорив себя, она порывалась было открыться, но ей стало знакомо чувство стыда, замешенное на женской гордости: надо же, ей не нашли иного применения, кроме как стать наложницей для полоумного!..
Но бывала она и прежней, уверенной в себе, отринувшей всяческие малодостойные сомнения. Она пеняла себе за слабость и малодушие и была воинственно готова хоть на площадях оповестить о снизошедшем на нее государственном доверии. Впрочем, зыбкость ее патетического вдохновения давала о себе знать, Мария мучилась. И у безотчетно решительных натур случается такое, когда все подавляющая воля влачится за беспощадно обнажающим умом.
Роберт присматривался к Марии с каким-то удовольствием, следил, как за обновленной, неузнанной. Наконец завел разговор, ожидая откровений.
- Удивляюсь, куда подевался твой прагматизм? Рассеянна, блаженная улыбка... Вчера ты с таким умилением созерцала группы малышей, словно сама впала в детство. Может быть, навестим наших, ведь так давно не виделись? В Центре мне всегда вспоминается молодость.
- Ты уверен, что они истосковались? Да им просто некогда думать о нас! А мне достаточно того, что они здоровы и приготовлены к жизни.
- Но это же твои дети, Мария! - укорил Роберт. - А вдруг у них неприятности?..
- Тогда позвонили бы... Слушай, что с ними может случиться, какие неприятности! Они такие же, как все, не хуже и не лучше, не глупее и не умнее...
- Но это наши дети, и мы обязаны принимать хоть какое-то участие в их жизни! Иначе можно докатиться до абсурда: рожать и тут же сдавать, как продукцию, контролерам для выбраковки.
- Перестань! - Мария зло взглянула на него: неужели знает?
- Нет, с тобой что-то происходит, ты теряешь всякий контроль над собой... Если дети тебе безразличны, то не выказывай этого, соблюдай приличия. Даже зверь выделяет свое детище из всего стада, сколько бы лет ни прошло.
- Выходит, я хуже зверя? Но если рассудок выше всяческих чувств, родительского самодовольства, так что же, ради потомства мне отказаться от всего разумного?!
- Не впадай в крайности, - поморщился Роберт. - Логика крайних суждений всегда ущербна и не доводит до добра.
- Странно, что компьютер выбрал мне в мужья именно тебя. - Давно ей хотелось сказать об этом. - В тебе столько сентиментального, разжиженного... Я ведь знаю, что ты читаешь беллетристику прошлого.
- Вся литература осталась в прошлом, мы сами отказались от нее.
Ожидала, что Роберт заволнуется, засуетится, раз его тайна открылась, но он только улыбнулся и продолжал рассматривать свои ногти. Она ощутила потаенную зависть к его уверенности, хотелось колоть и колоть, увидеть смятение на этом умном лице.
- Да, компьютер, конечно, ошибся! Ты мягкотел, какой-то рыхлый весь. Ты, наверное, в мыслях очень похотлив, а?
Он засмеялся, весело глянул на нее, опять с превосходством:
- Нет, я мыслю вполне благопристойно, Мария. О ком мне думать, кого желать? Вы же все стандартны, как инкубаторские...
- Зато вы - оригиналы! - чуть не задохнулась она от злости. - Один скрытно упивается литературой, другой злопамятен, как...
- Это кто же другой? - удивился Роберт.
- Главный Организатор! Да, я встречалась с Методистом, мы старые друзья. Он не может простить, что однажды я уложила его одним ударом.