Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 65 из 69

Переброска войск через Одер возлагалась на 2-ю бригаду кораблей при огневой поддержке 1-й, а высадка десанта из канала — на 1-ю. С 24 апреля 2-й Лунинецкой Краснознаменной бригадой командовал капитан 2 ранга Алексей Андреевич Комаров, занимавший перед этим должность начальника штаба и успевший отлично себя зарекомендовать.

По окончательному варианту операции десантировать через Одер нужно было один стрелковый полк со средствами усиления (кораблей, сосредоточенных теперь в этом районе, хватило бы для переправы хоть целой армии). И все же задача бригады Комарова представлялась более сложной, чем высадка десанта из канала.

Водный рубеж — довольно широкий, и пересекать его предстояло не напрямик. Путь кораблей с войсками составлял около десяти километров. Левый берег по-прежнему обороняла фашистская морская пехота, которая, как рассказал командир 234-й дивизии полковник А. И. Селюков, сумела отразить первые попытки форсировать Одер на этом участке. Дело было, правда, несколько дней назад, когда гитлеровцы еще могли надеяться, что устоит Берлин, а средства форсирования были менее надежные, чем наши корабли, еще не успевшие сюда подойти.

Для высадки войск теперь выделялось 11 кораблей — бронекатера, тральщики, сторожевые катера и сверх того три полуглиссера для разведки и связи. Во главе всей группы Комаров поставил командира 1-го Пинского дивизиона бронекатеров капитана 3 ранга И. П. Михайлова.

Капитан 2 ранга Комаров и полковник Селюков, которые перед совместными действиями разместили рядом, у городка Цеден, свои НП, предусмотрели как будто все, хорошо продумали координацию действий корабельной и полевой артиллерии. Но для сосредоточения у селения Нидеркрэнир (здесь производилась посадка войск) группе кораблей предстояло преодолеть сильно простреливаемый участок реки. Для этого выбрали самый темный час ночи, однако полная скрытность прорыва практически исключалась.

Корабли были обнаружены противником через час после начала движения. До выхода из зоны обстрела оставалось еще 20 минут. Значительная дистанция между кораблями, соблюдавшаяся с самого начала, снижала эффективность вражеского огня, а ответным огнем кораблей удалось подавить десятка полтора дзотов, ближайших к урезу воды. Но без потерь не обошлось. Два сторожевых катера и полуглиссер лишились из-за полученных повреждений хода, и течение вынесло их к прибрежной дамбе. На этих кораблях было убито два человека, в том числе командир отряда сторожевых катеров лейтенант Алексей Лоза, и несколько ранено.

Дамба, у которой оказались катера, находилась на виду у противника, и он продолжал их обстреливать. Командир одного из сторожевиков — коммунист главный старшина Каштанов — принял на себя командование всеми поврежденными кораблями. Он организовал вынос раненых в защищенное место на берегу и оборону кораблей от возможной попытки их захвата. Моряки поклялись, что, пока они живы, этому не бывать.

Держать оборону у дамбы понадобилось не очень долго — помощь подоспела еще до утра.

А о самой высадке полка 234-й дивизии один старший начальник отозвался потом так: «Сделано быстро, четко, по-флотски лихо». Так оно, должно быть, и выглядело. Через 2 часа 45 минут, после того как первые корабли отвалили от правого берега, полк занял намеченный для захвата плацдарм, имея там все необходимое для развития наступления — орудия и минометы, боеприпасы, повозки с лошадьми. Чтобы все это в кратчайший срок переправить, конечно, нужны были четкость и слаженность действий, да и моряцкая сноровка. И все же высадка, предваренная надлежащей артподготовкой (снарядов было вдоволь), далась, по сравнению со многими другими, довольно легко.

Генерал Пулко-Дмитриев не ошибся: сильного сопротивления противник не оказал даже на том участке, оборону которого он недавно укреплял. Бригада Комарова выполнила 27 апреля боевую задачу без каких-либо потерь, кроме понесенных при ночном прорыве.

Почти одновременно с тем, как у Шведта высадился с кораблей Комарова стрелковый полк, бронекатера бригады Лялько с десантом из других частей 61-й армии прорвались в канал Гогенцоллернов. Прикрывавшая вход в него система огневых средств частично была уничтожена или подавлена еще раньше, когда обеспечивалось продвижение кораблей вниз по Одеру, а окончательно парализована при артподготовке прорыва в канал. Десант был успешно высажен в назначенном месте, у Хохензаатена. Тральщики, вошедшие в канал вслед за бронекатерами, начали массированную переброску войск и техники с южного берега на северный.



А на следующее утро стремительное развитие событий прервало контакт с сухопутными соседями. Блокировав последние очаги сопротивления гитлеровцев у Альт-Одера, не имевшие уже существенного значения, армия Белова быстро продвигалась вперед, преследуя отходящего врага и постепенно отдаляясь от канала.

28 апреля в этом районе наступила тишина. 2-я бригада, которой больше нечего было делать у устья Альт-Одера, поднялась к каналу Гогенцоллернов, чтобы продвигаться вслед за вошедшей в него бригадой Лялько.

На головном сооружении канала выделялась броская надпись «Нихт анкерн!» («Якорей не бросать!») — первое из встречавшихся немецких предписаний, которые мы рады были бы соблюсти, пройдя канал без остановок. От Хохензаатена, места высадки последнего десанта, до Берлина не более 60 километров по прямой, да и по каналу и реке Хавель, соединяющей его со Шпрее, — всего около ста.

Но чтобы корабли продвигались, нужна свободная вода. Канал же перегораживали взорванные мосты и переправы, поврежденные шлюзы. Постепенно выяснилось, что таких препятствий на 100-километровом пути до Берлина около сорока.

Прибывшие на канал представители командования инженерных войск ознакомились с обстановкой. И нам дали понять, что нет возможности немедленно направить сюда силы и средства, достаточные, чтобы в экстренном порядке сделать канал проходимым.

И все же мы еще надеялись поспеть в Берлин. Под руководством флотильских инженеров личный состав кораблей начал прокладывать путь собственными силами. В ход пошло все, чем располагали и что могли раздобыть, — тол и автоген, кирки и лопаты. Команды матросов, расчищавшие завалы после подрывников, сменялись каждый час. Некоторые преграды задерживали надолго, другие удавалось преодолеть быстрее. Втянувшиеся в канал корабли понемногу продвигались вперед. С берегов их охраняла морская пехота (после взятия Фюрстенберга роту старшего лейтенанта Минина перебросили на канал Гогенцоллернов).

На левом фланге фронта, на канале Одер — Шпрее, дорогу к Берлину пробивали моряки 3-й бригады. Эта бригада также утратила соприкосновение с противником, отстав от наших войск, наступавших по суше. Но там путь до Шпрее был короче и препятствий меньше. Боярченко и Балакирев сообщали: «Созданы еще четыре подрывных партии. Работы по расчистке взорванных мостов ведутся круглые сутки… Полагаем возможным, что в ближайшее время головной отряд кораблей войдет в район боевых действий…»

Расчистка обоих каналов набирала темны. За работами было кому присмотреть, и я предложил Петру Васильевичу Боярченко, приехавшему из Фюрстенберга, съездить в Берлин, где приводил себя в порядок отряд полуглиссеров лейтенанта Калинина — следовало проверить, в каком он состоянии после выполнения боевой задачи на Шпрее.

Выехали из Бад-Фрейенвальде рано утром 30 апреля вместе с писателем Леонидом Сергеевичем Соболевым, который продолжал собирать материал о флотилии. Это был день ожесточеннейших боев в центре Берлина. Шел штурм рейхстага, части армии Берзарина пробивались к имперской канцелярии. Но в предместьях, через которые мы въезжали в город, стало уже тихо. Жители куда-то попрятались, не забыв вывесить в окнах все, что нашлось белого, — простыни, наволочки, куски ткани. Показалось удивительным, как много на этих берлинских окраинах неповрежденных домов — не то что в Новороссийске, Сталинграде, Варшаве…

Потом пошли кварталы с рухнувшими и искореженными зданиями, с воронками на мостовой, с не убранными еще после уличных боев трупами. Порученец старший лейтенант Василий Бойко, уже разведавший дорогу, уверенно подсказывал водителю Федору Нагорнову, где куда повернуть. А мы сидели в машине молча. Наверное, каждому еще нужно было осознать, что это и есть тот город, дойти до которого мы клялись, когда бои шли под Москвой и на Волге. Фашистская столица была в агонии — где-то еще отчаянно сопротивлялась, где-то уже вывесила белые флаги.