Страница 28 из 52
Проснулась я от того, что кто-то открыл дверь, вошел тюремщик все в том же капюшоне, поставил на столик кувшин с водой, миску, стакан молока и хлеб, и тот час вышел. Лязгнули замки и снова стало тихо.
Плеснув себе в лицо пригоршню воды из кувшина, я сьела свой жалкий завтрак и задумалась, как вести себя дальше. На что решиться, что говорить? Так ничего не придумав, я стала нетерпеливо поглядывать на дверь — мне захотелось в туалет…
Я вертелась по камере, стараясь об этом не думать, сжимала по временам бедра, но вскорее от нестерпимого желания у меня даже вспотел лоб…
Скрип открываемой двери показался мне музыкой.
— Мне нужно в туалет! — чуть не прокричала я тюремщику и замерла ожидая приговора.
Но он спокойно вывел меня из камеры и кивнул на дверь без окошечка, видневшуюся наискось через коридор. Не помню как я доплелась туда, как открыла дверь, забыв или не имея сил прикрыть ее за собой, и как одним движением опустила свои трусики и присела на корточки… Помню только необъяснимую минуту блаженства…
Повеселевшая, я вышла оттуда, нисколько не заботясь о том, слышал или нет тюремщик то, что я там делала.
"Опять допрос", — мелькнуло у меня в голове. Но теперь мы шли в другую сторону. Лестница вниз, опять тускло освещенный коридор…
"Неужели меня здесь оставят?"
И вдруг крик. Крик явно женский. Страшный, мучительный крик… Вот он перешел в животный визг и смолк. Меня вновь охватил ужас… "Лучше покончить с собой, чем слушать эти ужасные крики". Моя рука невольно нащупала кинжал, но тут я вспомнила слова: "Криков не бойся — это запись на пленку". У меня несколько отлегло от сердца. Но все равно страшно. Очевидно, они пугали меня, чтобы сломить сопротивление. Ну, что ж, буду терпеть сколько можно.
Неожиданно тюремщик открыл какую-то дверь, втолкнул меня в проем и дверь за мной захлопнулась.
Очутившись одна в странной комнате, если это помещение вообще можно назвать комнатой. Окон не было, но помещение было хорошо освещено электрическими лампами.
С потолка, на цепи свисал какой-то деревянный брусок с ввинченными в него металическими кольцами.
На мокром цементном полу, посередине помещения, виднелась канализационная решетка.
У стены стоял низкий стол, обитый белой жестью, я неподалеку от него стояли странного вида стулья, изготовленные из железных прутьев. Чуть подальше виднелись совсем уж странные и неприятные предметы из дерева и железа… И дубинки и колья… И веревки, румни, плети, прутья… Электрические шнуры, плиты, жаровни…
Стены были покрыты серой масляной краской и кое-где на них торчали какие-то кольца, скобы, крючья…
Меня охватил необъяснимый ужас, все усиливавшийся. Чем больше я всматривалась в непонятные для меня предметы, тем ощутимее, как мне казалось, шевелились волосы у меня на голове и тем сильнее выступал у меня холодный пот на лбу…
Я старалась не глядеть на эти предметы, но мои глаза невольно бегали по стенам… и тут я заметила слева от себя еще одну дверь.
Что там? Собравшись с духом, осторожно я подошла к этой неплотно прикрытой двери. Я прислушалась. Ни звука. Открыть? Страшно. Мне чудилось, что за дверью меня ожидает нечто более страшное, чем даже в этой жуткой комнате. Но впоследней оставаться тоже не было сил и я решилась. Толчком открыв дверь, я остановилась на пороге. Ничего страшного не произошло. Хорошо освещенная комната напоминала кабинет. Масивный письменный стол с телефоном, два кожаных кресла, приятной расцветки ковер на полу и даже две копии каких-то картин на стене — составляли обстановку этой комнатыкабинета.
За столом сидел человек и писал. При моем появлении он поднял голову и в нем я тот час узнала вчерашнего офицера-японца. Его очки с толстыми стеклами блеснули в мою сторону.
— Здравствуйте, мадмуазель! Я ждал вас, — вежливо произнес он, — проходите сюда! — Он уаказал на кресло и продолжал:
— Если вы будете благоразумны, то мы бястро закончим это дело и отпустим вас на все четыре стороны. А если нет… — Он многозначительно помолчал, — вам прийдется испытать несколько неприятных минут.
Он придвинул к себе чистый лист бумаги и взял перо.
Сидя в кресле я лихорадочно сооброжала, что мне делать. Говорить или нет? Впечатления от соседней жуткой комнаты заставили меня колебаться, но вспомнив, что у меня есть кинжал, который в любую минуту я могу вонзить себе в грудь, я почувствовала себя сильнее.
— Господин офицер, а где господин Хаяси?
Меня очень интересовал этот вопрос. Хаяси я боялась больше всего. Тень неудовлетворения пробежала по лицу японца.
— Я не знаю никакого Хаяси. Вас передали министерству внутренних дел и, в частности, в мой отдел. И заниматься вами буду я.
— Кто передал. — в упор и быстро спросила я.
— М-м… Вас это не касается!.. Впрочем могу сказать, что эта передача произошла по нашей инициативе. Отсюда сделайте вывод.
Офицер сделал паузу и добавил:
— Не исключен и обратный перевод…
Не зная, лучше это или хуже, но поняв, что каким-то образом я выскользнула из когтей Хаяси, я вздохнула с облегчением и решила задать еще один вопрос.
— А как ваше имя, господин офицер, если конечно это не служебная тайна.
Офицер испытывающе посмотрел на меня.
— Меня зовут Одэ. Капитан Одэ, — повторил он. — Вы удовлетворены? Теперь разрешите и мне задать вопрос, — с легкой иронией спросил он.
Не знаю почему, но страх мой уменьшился. Одэ это все таки не Хаяси. И если так быстро меня выхватили из рук Хаяси, то очевидно, агенты министерства вели наблюдение за мной и я им была весьма нужна.
— Скажите, мадмуазель, — Одэ помолчав, как бы подбирая вопрос. — Заметка найденная вами в старых вещах, касается вашего отца. Вам понятен мой вопрос.
— Понятен. — ответила я, уже наметив себе линию поведения. — Да, она касается моего отца.
Очки капитана удовлетворенно блеснули. Он быстро что-то записал и в упор взглянул на меня.
— Вы умная девушка, мадмуазель, — сказал он.
"Да, не такая уж дура, как ты думаешь", — подумала я.
Капитан продолжал в упор смотреть на меня, как бы стараясь прочитать мои мысли и, наконец, спросил, раздельно произнося каждое слово:
— А что там было написанно. — он впился в меня взглядом, ожидая ответа на главный вопрос.
— Видите ли, капитан…. - я смело посмотрела в его глаза. — Этот вопрос очень серьезный и мне надо хорошенько подумать, прежде чем на него ответить.
Глаза Одэ превратились в узкие щелки, но не один мускул не дрогнул на его лице. Он, очевидно, что-то заметил в моих глазах и медленно проговорил:
— Вам не удасться долго думать, мадмуазель. — Он слегка хлопнул ладонью по столу. — Мне прийдется применить более эффективный метод допроса.
Одэ снял трубку телефона. — Подождите, капитан! — быстро сказала я.
— Один вопрос…
Рука с трубкой опустилась. — Господин Одэ, я что я получу взамен, если я отвечу на ваш вопрос.
Одэ бросил трубку на телефонный аппарат.
— Я же вам сказал, что вы получите полную свободу.
— А где гарантия того, что вы меня не уничтожите.
— Гарантия — мое слово! Слово капитана японской армии! — с пафосом воскликнул Одэ.
Однако, я спокойно взглянула на него и сказала:
— Господин Одэ, я не верю вашим словам. Мне нужна более веская гарантия.
Одэ взорвался. Он вскочил со стула и отвесил мне крепкую пощечину.
— Вот вам более веская гарантия. А ответ на свой вопрос я получу и без всяких гарантий!
Он снова потянулся к телефону.
— Господин Одэ, вы напрасно так разговариваете со мной! — в гневе я вскочила с кресла.
— Если я слабая девчонка, попавшая к вам в когти, то поверьте мне, я очень хочу вырваться из этих когтей и эта возможность у меня есть. Да, у меня есть защита, господин капитан, и мышь не долго будет сидеть у вас в клетке!
Одэ с удивлением посмотрел на меня. Потом сел и спокойно спросил:
— Что это означает?
— Это всего обыкновенная гарантия жизни. Не верите, у меня есть все насчет всех ваших вопросов…