Страница 138 из 157
Под стать всем указанным особенностям Постиллы ее стиль, отличающийся подчеркнутой деловитостью, лишенный эмоционального или риторического богатства и, надо признать, весьма утомительный для современного вкуса. Характеризуя общую эволюцию лютеранских проповедей после Лютера, Мартти Рапола, известный исследователь финского языка и культуры, не без сожаления заметил, что они “утратили свою первоначальную свежесть, сочность и простоту”, поскольку их авторы стали уделять чрезмерное внимание сугубо формальным вопросам, нередко впадая в вычурность и схематизм (Rapola 1967, 117 s.). Эта черта была свойственна и скандинавским постиллам, вышедшим во второй половине XVI столетия из под пера таких авторов, как Нильс Хеммингсен в Дании (1561 г.), Петрус Йоханнис Готус в Швеции (1597 г.), Йорген Эриксон (1592 г.) и Йенс Нильсон (1580 - 1590-е гг.) в Норвегии: все названные авторы пользовались аналитическим методом меланхтоновской школы, что делало стиль их произведений тяжеловесным, затемняя содержание, хотя в принципе не исключено, что даже и в таком виде их проповеди могли «вживую» произноситься перед церковным народом (Holmstrm 1933 - 1934, 180-181 ss.). Епископа Турку потомки нередко упрекали в излишнем педантизме, сухом рационализме, суетном желании похвалиться собственной ученостью, но также в чрезмерном упрощении сложных богословских вопросов. Подобные особенности финской Постиллы не должны нас удивлять, если вспомнить об общей эволюции протестантизма, отмечаемой историками, которые говорят о “победе сознания”, одержанной Меланхтоном (и в еще большей степени Кальвином) над иррациональным, волевым порывом Лютера. Следствием этого стало, в частности, то обстоятельство, что в лютеранстве возобладал рациональный, познавательный аспект и сложился весьма своеобразный “моралистический, деспотический тип протестантизма” (Тиллих 1995, 319).
В конкретно-исторических условиях того времени отмеченную специфику сочинения епископа Эрика необходимо увязать со специальным пунктом Церковного уложения 1571 г., согласно которому в проповедях, произносимых с церковной кафедры, священники обязаны были комментировать тот или иной пункт официально утвержденного катехизиса либо один из членов Символа веры. В Постилле финского автора наиболее разработанными оказались такие темы, как первые три заповеди Моисеева Декалога, идея спасительной миссии Христа, практические проблемы общинной жизни, важность молитвенной практики, духовный смысл крещения, причастия и исповеди. С другой стороны, заботясь о наглядности и доходчивости своих проповедей, епископ Турку счел необходимым обратить внимание на такие злободневные вопросы, как взаимоотношения властей и подданных, родителей и детей, хозяев и слуг, многообразие конкретных проявлений зла в этом мире и возмездие, неминуемо настигающее грешников. Упсальский собор 1593 г., формально восстановивший Церковное уложение 1571 г. (после эпизода с «Красной книгой»), сформулировал задачу построения “истинно-евангелической” церкви в Шведском королевстве, которая объединяла бы всех подданных. Важнейшим инструментом достижения указанной цели становилось преподавание катехизиса. Можно утверждать, что оба катехизиса Эрика Соролайнена (Большой и Малый) и изданная вслед за тем Постилла призваны были способствовать систематическому религиозному воспитанию на финском языке.
Наконец, Постилла Эрика Соролайнена выполняла и определенную богослужебную функцию: при анализе ее содержания необходимо держать в уме то обстоятельство, что проповеди сборника были вписаны в конкретный богослужебный контекст. В самом деле, Постилла дает не просто определенные евангельские фрагменты, а, прежде всего, тексты, входившие в состав т.н. “литургии с кафедры” (см. часть I, гл. 2, § 6.7.): в сборнике приводятся и анализируются тексты евангельских чтений того или иного воскресного или праздничного дня; кроме того, в ряде проповедей мы обнаруживаем фрагменты, звучавшие за богослужением (например, всеобщая молитва, иначе называемая «церковной молитвой» - фин. kirkkorukous, общее покаяние и т.н. Господние благословения - 4. Моис., 6:24-25). В ряде случаев Постилла приводит тексты песнопений, предназначенных для совместного исполнения членами общины. Как отмечалось выше, в своих проповедях Эрик Соролайнен останавливается и на сугубо конкретных вопросах церковной практики, связанных с совершением крещения, устройством похорон, проведением исповеди, что делало его труд особенно ценным в глазах приходских священников.
О том, что именно церковная проповедь в этот период стала чуть ли не важнейшим элементом богослужения, свидетельствует как сам внушительный объем финской Постиллы, так и разбросанные там и сям суждения епископа о важности проповеди и особой миссии проповеднического сословия (подобно своим предшественникам, Микаэлю Агриколе, Паавали Юстену и Яакко Финно, Эрик Соролайнен предпочитает называть евангелических священнослужителей “проповедниками”, saarnamiehet). Само здание церкви в эту эпоху стало восприниматься как своего рода «учебная аудитория», куда члены общины регулярно сходились за духовным назиданием. Действительно, в рассматриваемое время именно таким путем узнавал о вере Церкви (и в целом о происходящем в мире) рядовой человек, приходивший в храм, чтобы принять участие в богослужении и выслушать подготовленную пастором проповедь (в этом существенное отличие эпохи Эрика Соролайнена от более поздних периодов, в частности, от девятнадцатого столетия, когда несравненно возросло значение индивидуального чтения Библии и духовно-назидательной литературы; некоторые исследователи европейской религиозности позднего Средневековья/раннего Нового времени даже говорят о том, что богослужения и включенные в них проповеди играли тогда роль своего рода «средств массовой информации» - ср. Лапшов, 1998, 17). Все сказанное позволяет несколько в ином свете оценить “монотонность и бездушность” проповедей епископа Эрика, на которые сетуют иные историки (cр.: “... преобладающей была дидактическая сторона, тогда как чувства и эмоции не получали нужной им пищи” - Pajula 1898, 6 s.): отмеченные черты вытекают из определенного воспитательного принципа, ставившего акцент на доходчиво-наглядном разъяснении принципов христианской веры (а то и просто на их «вдалбливании» в темные головы). Знакомство с Постиллой Эрика Соролайнена позволяет заключить, что в этот период интериоризация духовных истин еще не выдвигалась в качестве насущной задачи религиозного воспитания - об этом стало возможно говорить лишь столетие спустя, с распространением в Финляндии идей и настроений пиетизма. Что касается чисто языковых особенностей первой финской Постиллы, современные исследователи говорят о ее стиле как о “простом и доходчивом” (Hkkinen 1994, 93 s.), и это согласуется с отмеченной нами воспитательной направленностью сборника.
Переходя к рассмотрению собственно теологического содержания Постиллы Эрика Соролайнена, заметим, что по природе своей это произведение "назидательно-прикладное”, в силу чего чисто богословская проблематика занимает в нем по необходимости подчиненное место. Автор не цитирует вероучительные тексты напрямую: так, даже ключевое для лютеран “Аугсбургское вероисповедание” оказывается упомянуто лишь однажды. Разумеется, автор финской Постиллы, епископ евангелически-лютеранской церкви, стоит на вполне определенных богословских позициях, которые при желании нетрудно «вычитать»: скажем, ключевые положения той же Augustana или же главных сочинений Лютера (последний непосредственно цитируется семь раз) присутствуют в тексте каждой проповеди (опора на Слово Божие, “всеобщее священство”, оправдание верой, упование на милость Божию, концепция “двух правлений” (regimenta) и другие). Это позволило исследователям сделать вывод, что в богословском плане Эрик Соролайнен придерживался как бы “срединного пути” (via media) лютеранства, ориентируясь, скорее, на самого Лютера, нежели на его последователей (Parvio 1990, /1030 s./). Так, в тексте проповедей финской Постиллы мы не встретим имен лютеранских богословов, и, судя по всему, это не чистая случайность: сходный подход отличал и составителей немецкой “Формулы согласия”, намеренно отказавшихся от упоминания конкретных имен в интересах сплочения лютеранских рядов перед католиками и кальвинистами. В глазах епископа Турку Лютер был прежде всего личностью, совершившей беспримерный духовный подвиг, недаром он называет его “святым мужем” (pyhä mies), примеру которого следует подражать. Отметим также, что общий пессимизм Эрика Соролaйнена в оценке современного ему мира и перспектив спасения большей части человечества, окрашивающий многие страницы его сборника, был усвоен им у того же Лютера, считавшего, что мир вступил в финальную стадию своего развития, подпав под влияние Антихриста (Arffman 1999, 51-52 ss.). Войны и вражеские нашествия, болезни, эпидемии, кометы, небесные затмения, наводнения – всё это истолковывается ученым финским автором как знамения близости конца света или проявления гнева Божиего. Как и другие ведущие деятели финской и шведской Реформации, епископ Турку выступал приверженцем монархического устройства государства и патриархально-сословных принципов организации общества, представлявшихся ему чем-то совершенно естественным, данным от Бога: текст Постиллы изобилует высказываниями на сей счет. В этом опять-таки сказалось влияние Лютера, полагавшего, что Бог предопределил иерархический характер устройства общества – от построения семьи вплоть до управления государством (Arffman 1999, s. 232). Зачинатель Реформации и его ближайшие сподвижники сохранили верность основополагающему принципу средневекового мышления, в соответствии с которым «общество функционально расчленено на составляющие его группы, индивиды выполняют свои службы, свое призвание, и всё должно способствовать благу социального целого» (Гуревич 1995, 150).