Восковые фигуры

Начальник тюрьмы тут же позвонил дежурному, и вопрос был решен в течение получаса.

И вот они сидят друг перед другом за столиком, и Афанасий Петрович сладостно потирает руки. Один глаз у него, как всегда, мрачноват и целится в одну точку, зато другой добродушно щурится и подмигивает.

— Давно играете в шахматы, хочу полюбопытствовать?

— Да как вам сказать… — Герт на минуту задумался. — Научился довольно рано, а вот первую партию выиграл без подсказок, когда мне, дай Бог памяти, лет пять с половиной было… Давненько!

Папаша хихикнул, юмор оценил, ишь, заливает! И сразу под нос — два кулака с плотно зажатыми в них пешками, нетерпеливое дрожание рук… Герт к большой досаде своего партнера угадал белую пешку.

— Да вы напрасно так напрягаетесь, — сказал он небрежно, поправляя фигуры на доске. — Человеческая рука в сущности прозрачна, если внимательно присмотреться. И черная пешка просвечивает сквозь нее, как, скажем, просвечивает в человеке черная душа, как бы он ее ни прятал. Вы согласны? Хотите еще раз?

— С удовольствием! — Папаша был приятно удивлен философским складом ума своего партнера. Он долго возился, хитрил, перекладывал из ладони в ладонь. — Прошу…

— В левой руке — белая.

— Правильно. А теперь?

— А теперь… — Герт засмеялся наивным уловкам. — Обе пешки черные. Да в этом нет ничего сложного. Вы и сами можете угадать, только внимательно смотрите, сравнивайте, где светлее, а где темнее.

Афанасий Петрович попробовал и тоже угадал два раза подряд.

— Любопытный фокус, — сказал он, подозревая, что его дурачат. Шахматный партнер, свалившийся, точно с неба, буквально очаровал его; и дело не только в шахматах — перед ним была личность, явно незаурядная.

Обменялись первыми ходами. Теперь не спешили, присматривались, обдумывали начало. Папаша прикинулся было дурачком, вроде бы играет кое-как, чисто любительски, но сразу почувствовал, что его берут за горло мертвой хваткой. Наконец-то повезло! Впереди целая ночь и возможность испытать ни с чем не сравнимое наслаждение шахматной битвой. Да и человек этот, откровенно говоря, вызывал к себе все большую симпатию: не заискивал, не подхалимничал, держался, как с равным, — редкое нынче явление, и это было вдвойне приятно. Интересно, на какой он здесь должности? Берут и не ставят даже в известность. Обдумав очередную комбинацию и решив, что она сулит большие возможности, Папаша счастливо откинулся в кресле и сказал деланно равнодушным тоном:

— Договоримся сразу, светлейший! Правило такое: игра на коньяк. Проигранная партия — бутылка.

Герт согласился, но напомнил, что все магазины уже закрыты.

— Одолжу из своих запасов. Отдадите потом… Жестом фокусника, уверенного в неотразимости эффекта, Афанасий Петрович распахнул врата сейфа. Взору открылась влажно блестевшая батарея бутылок, щедро и соблазнительно предлагавших себя музейным великолепием этикеток. Герт с интересом изучал коллекцию, задал несколько вопросов, показав, что понимает в этом деле толк. Дружба между обоими шахматистами крепла с каждой минутой. Папаша решил даже сознательно проиграть вначале, чтобы ободрить этого приятного во всех отношениях человека, внушить ему веру в себя; он отчасти опасался, как бы тот не стал проигрывать из чувства деликатности, как-никак играл со своим вышестоящим начальством. Однако следующие ходы со всей очевидностью показали, что его опасения совершенно напрасны: Герт шел на него, как танк, не соблюдая никакой субординации. Это становилось забавным. Папаша, обычно не терявший самообладания, начал слегка нервничать, раззадорился, играл все более азартно и все менее обдуманно. Не успел оглянуться, как получил мат — красиво, эффектно, не к чему даже придраться.

Поставили на стол бокалы, проигрыш есть проигрыш. Герт понял, что отказываться бессмысленно, он рисковал быть неправильно понятым. Выпили, закусили соленым огурцом, доставая его прямо из банки руками — так было аппетитнее.

— Работаете у нас кем? — спросил начальник тюрьмы как бы между прочим, жуя огурец и снова наполняя бокалы.

— Я здесь не работаю, а сижу! — последовал ответ.

— Так и знал! Дураки делают дела, а умные сидят, просиживают штаны, вместо того чтобы расходовать свое серое вещество по назначению. Боже мой! Сколько умственной энергии пропадает зря! Все наши беды, яхонтовый мой, в том и заключаются, что не умеем мы ценить серое вещество, относимся к нему наплевательски.

— Ваш ход, — сказал Герт, игравший теперь черными.

— Пешка С4, — ответил Папаша и продвинул пешку вперед на две клеточки. — А специальность у вас какая? То есть я хочу спросить, что вы умеете делать, кроме того, что сидите и ставите какие-нибудь там закорючки?

Герт на минуту задумался. Отправляясь к начальнику тюрьмы, он на всякий случай облачился в новенький комбинезон, обнаруженный на складе: как-то неприлично было являться к высокому начальству в полосатой одежде смертника. И сейчас он мог бы одной фразой рассеять недоразумение, но не видел в этом необходимости. Рано или поздно все само собой разъяснится. Возможность заняться чем-нибудь полезным — это было бы весьма соблазнительно.

— Конь Е7, — сказал Герт.

— Слон С9, — ответил Папаша, с удивлением присматриваясь к тому, что первые ходы партнер делает вопреки всем правилам шахматной теории.

— В подвальном помещении, — осторожно начал Герт, — есть одно сооружение, любопытное с инженерной точки зрения. Довольно громоздкая машина, предназначенная для… В настоящее время она не работает.

— Предназначенная — для? — Папаша сделал непонимающее лицо, хотя быстро смекнул, о чем идет речь. И когда это он успел все пронюхать, все высмотреть, уму непостижимо! Ну голова! Тем более, что то был объект строгой секретности. — Есть такая установка, — сказал Афанасий Петрович, чуть помедлив и решив, что темнить, пожалуй, смысла нет. — Ее кодовое название «Апчхи» — это сокращенно, что примерно означает: агрегат для выпечки хлебобулочных изделий, а также пирогов, пряников и прочего кондитерского ассортимента. Конечно, тюрьма есть тюрьма, а не санаторий, не коммунальная квартира… — Папаша захихикал, подмигивая, — но, как говорится, и в нашем зверинце бывает праздник… Хочется иной раз побаловать ребятишек, внести свежую струю…

— Очень впечатляет и наглядная агитация, — вставил Герт, делая очередной ход. — «Если ты украл у тещи кусок пирога…» Это просто шедевр. Так вот, я мог бы ее отремонтировать. — Он откинулся в кресле. — Если это, конечно, вас интересует… — И он сделал вид, что погрузился в шахматы.

— Повторите еще раз! Вы — отремонтировать? Да вы для нас просто находка, мой изумрудный. Что-то у них сгорело, пошла большая перегрузка. А дело было так…

— Мне все известно, — сказал Герт, жестом отсекая подробности.

— Отлично-отлично! Сейчас свяжемся с Верховным, это его затея. Да он будет вас на руках носить…

Тотчас Папаша набрал номер телефона, весело поглядывая шустрым зрачком на Герта, дескать, мигом все уладим. В трубке отозвался чей-то голос, и Афанасий Петрович толково объяснил, в чем дело — что есть специалист по установкам класса «Апчхи». Берется отремонтировать. Большой опыт и отличные рекомендации. Наш человек, заслуживает полного доверия. Прикрыв трубку, повернулся к партнеру.

— Интересуется, во сколько это обойдется.

— Да ни во сколько, — сказал Герт. — Из чисто профессионального интереса. Разве что материалы кое-какие, инструмент. Будет работать как часы. Интересует меня одна вещь, — продолжал он, когда снова погрузились в шахматы. — Насколько мне приходилось тут сталкиваться… Люди часто просто отбывают номер, вместо того чтобы дело делать. И сразу же спешат домой, особенно если выходной. А вот вы сидите.

Конечно, начальник тюрьмы мог сказать, что у него день ненормированный. А он возьми и расскажи эту историю — разоткровенничался, чего никогда не бывало, — как появился у них заезжий хлюст из центра и он его на время у себя приютил, а они с женой снюхались. Что было делать? На дуэль вызвать? Предложил так решить спор: сыграть единственную партию в шахматы. Ставка — жизнь, пистолет на стол. Проиграл — пулю в лоб. Он смеется, зачем мне, говорит, ваша жизнь. Поставьте лучше Катюшину.