Red lines

Фред закрывает глаза, прогоняя непрошенные образы из головы. «Очисти разум, - приказывает он себе. – Не думай». Но он уже не может остановиться. И то ужасное, от чего защищали его все инстинкты, то, что нарочно блокировала непробиваемым щитом память, вдруг выползает из трещин, как сдерживаемые в клетке монстры, на свободу.

Он помнит.

Он помнит то, что нельзя.

И это… Ох.

Фред не осознает, куда идёт, но что-то незримое, большее, чем он сам, ведёт его.

Его несут по этим ступеням, подхватив под мышки и за лодыжки, бережно, как будто он может ещё что-то почувствовать. Перси сдавленно рыдает. Лицо его покрыто копотью, но щеки блестят от непрекращающихся слёз. Он всхлипывает и задыхается, и создается впечатление, что не может остановиться. Кто-то другой (папа, это папа) молчит, но выглядит ужасно подавленным.

А Фред… Фред мёртв.

Он спотыкается на лестнице и едва не падает носом вперёд. На секунду вспыхивает слабое любопытство – что бы тогда случилось? Он может сломать или разбить нос? Была бы кровь? Но эти мысли быстро съедаются чем-то иным. Тёмным. Тяжёлым. Пригибающим к земле.

Фред не понимает, куда и зачем идёт, но его тянет, и с каждым шагом в его пятки словно впивается кинжал, острым широким лезвием добираясь до самой кости. Особая форма мазохизма. Это приносит почти удовлетворение, мрачное, неправильное, искаженное. Так не должно быть, но Фред знает, что больше ему не сбежать.

Зря он сюда вернулся.

Но мысль эта приходит слишком поздно.

- Папа!..

Рука Фреда соскальзывает с груди и едва не ударяется о камни. Отец и Перси останавливаются, и первый бережно поднимает руку сына и кладет назад. Он дрожит, почти незаметно. Перси снова всхлипывает. И только Фреду всё равно.

Но сейчас ему больше не всё равно.

Он должен остановиться, он понимает это. Но не может. И ему страшно от того, что может случиться, когда лента воспоминаний докрутится до конца.

Коридор разрушен. Щебенка, камни валяются повсюду. Можно даже заметить оторванный кусок мохнатой лапы акромантула. Возможно, из неё можно извлечь что-то полезное и поэкспериментировать с зельями и изобретениями на её основе, но Фред не думает об этом.

Он видит только обвалившуюся стену. Она рухнула, засыпав всё вокруг своими обломками. Она…

- Нет! Нет! Нет! Фред!

Перси трясёт его за плечи. Перси плачет, как никогда в жизни. Рон стоит на коленях рядом с потрясенным лицом. Где-то позади мелькают Гарри и Гермиона, но никто из Уизли не обращает на них внимания. Они смотрят только на Фреда.

Его глаза открыты, но взгляд застыл на какой-то точке между мирами, вне пространства и вне жизни. И только на губах всё ещё витает призрак только что отзвучавшего смеха.

Он умер с улыбкой. Он погиб, смеясь, как и жил. Каждый день. Все трудности, все проблемы он преодолевал и не ломался, потому что мог улыбаться рядом с Джорджем. Только это его и спасало. Как бы темно ни было вокруг, Фред освещал свою жизнь солнечным рыжим светом, и его тепло согревало всех, кто оказывался рядом, дарило надежду. Они с Джорджем делали этот мир лучше.

И теперь Фред мёртв.

Откуда-то разносятся взрывы. Кто-то кричит, и все падают, уклоняясь от заклинаний. Перси так и лежит на теле Фреда, заслоняя его собой, готовый отдать жизнь за того, кого уже не спасти.

А потом Рон хватает старшего брата за плечи и тянет прочь:

- Перси! Перси, ты ему уже ничем не поможешь… Надо идти.

И Гарри, тот самый Гарри, вместе с Перси относят тело Фреда с дороги, прячут его в укромной нише в стене, защищая от наступающих акромантулов.

Ноги Фреда подгибаются, и он падает. От удара почти не ощущается боль. Это не страшно. Это только падение. Ничто по сравнению с тем, что случилось той ночью.

Пальцы прижимаются к полу, и Фред ползет. Он ощущает под руками грубые шероховатые камни и куски рухнувшей стены. Он находит глазами ту нишу, в которой лежало его тело, пока Перси и отец не пришли за ним.

Господи, зачем он это вспомнил? Почему ему не было позволено забыть это навсегда?

Он дрожит.

Мысли путаются, а холод смерти обнимает его со спины и дышит пронизывающим льдом в затылок.

Он перебирает камни, не контролируя себя. Разгребает завал, чтобы что? Вытащить своё тело? Спасти себя? Призраки прошлого накладываются на настоящее, вызывая путаницу, сминая всё на своём пути. И эта лавина воспоминаний грозит завалить Фреда под своим весом и уничтожить.

Никто его не спасет. И он не пытается ей противостоять.

Пальцы сдираются о камни, но Фред продолжает отбрасывать их, и это глупо, бессмысленно, он знает, но всё равно делает это и не понимает, почему.

- Добрый день, господин министр! – кричит Перси в лицо Толстоватого. – Я не говорил вам, что подаю в отставку?

Фред ухмыляется. Он безмерно рад, что этот говнюк именуемый его старшим занудой-братом наконец включил мозги и вернулся в семью. И даже битва не может помешать его настроению. Он пытается думать лишь о воссоединении с Перси и об атакующих их Пожирателях, не позволяя мыслям переключиться на что-то другое. Вернее, на кого-то. Потому что он знает, что если ослабит контроль над тем, о чем думает, то всё его «я» тотчас обернется к Джорджу.

Когда началась атака, их разделили. Им сказали, что так нужно, и теперь Фред знает, что это самая глупая вещь на свете. Не то, чтобы он не понимал этого, когда им отдали такой приказ, но тогда было не до споров, и оба близнеца согласились.

И теперь Фред не может думать о Джордже, иначе он просто плюнет на всё и побежит искать его, чтобы защищать. Но внутренне он знает, что брат в порядке, он чувствует это. Никто не понимает этой связи, но она есть. И если бы близнец пострадал, Фред знает, он бы что-то ощутил. Только это и позволяет ему сражаться дальше.

- Перси, да ты никак шутишь! – восклицает Фред, посылая в своего противника Оглушающее заклинание. Оно совпадает ещё с двумя такими же лучами, и Пожиратель падает. Почти в то же время Толстоватый валится на пол, покрываясь тонкими шипами, напоминающими иглы ежа.

Это эффектно. И, по правде говоря, Фред никогда не видел, чтобы Перси применял подобные чары. Обычно в его исполнении было что-то скучное и банальное, но это… Это вызывает даже капельку гордости, потому что это немного в стиле близнецов.

Фред глядит на старшего брата с восторгом и улыбается.

- Ты и правда шутишь, Перси… По-моему, я не слышал от тебя шуток с тех пор, как…

Раздается взрыв.

Фред вздрагивает и трясётся всем телом. Он обхватывает голову руками и закрывает глаза. Больно. Это так больно. Ему кажется, что он горит, что его голова сейчас разорвется, будто чудовище, проснувшееся в ней, разгрызает череп и плоть изнутри, рвет ниточки нервов и сосудов, кромсает кожу.

И мир превращается в боль. Это только секундная вспышка, но Фреду кажется, что она длится вечность. Его заваливает камнями, он не может дышать, и паника охватывает его. А ещё – страх.

Это только секунда, но она длиннее многих часов и лет.

Всего лишь миг перед тьмой.

И Фред не знает, не успевает понять, что это последняя секунда его жизни. Но в наступающей темноте, прежде чем пасть в её ледяные объятия, он видит только одно лицо.

Джордж.

Его затапливает боль, когда камни рушатся не только на грудь, но и на голову. И через секунду всё заканчивается.

В этот раз навсегда.

- Джордж…

Фред стонет, вцепляясь пальцами в волосы с такой силой, что чудом не выдирает их. Ему хочется снять с себя скальп, разобрать себя по винтикам и собрать заново, только бы эта боль прекратилась. И холод. Ему так холодно, словно всё тепло мира ушло, и солнце никогда не вернётся.

Так вот какова смерть.

Одиночество. Тьма. Боль. И мороз.

Он не хочет, он не может туда вернуться.

- Пожалуйста, Джордж. Не отпускай меня…

Он шепчет это как молитву, обращаясь к единственному, в кого так отчаянно сильно верил. Не к Богу, не к Великому Мерлину, не к Дамлдору, не к родителям. Только к нему.