Red lines

Он перепрыгивает через ступеньки, когда поднимается наверх, едва не сталкивается с Перси (что он делает дома в такое время?) и, даже не извиняясь, бежит к себе. Палочка лежит на тумбочке, там же, где была оставлена вчера. Джордж подхватывает её и, даже не взглянув в зеркало, чтобы убедиться, что его вид подходит для выхода из дома, мчится назад. Но внизу останавливается и, прерывисто дыша, топочет в кухню. Волосы его, разлохматившиеся, живописно торчат во все стороны языками пламени, глаза возбужденно горят, а щёки покраснели, и он всецело осознает, почему у мамы, обернувшийся на его шаги, такой взгляд.

- Джордж, милый, с тобой всё в порядке? Ты не заболел? – обеспокоенно спрашивает она и торопится к нему. Её ладонь, немного влажная от воды, опускается на его лоб, и Джордж ощущает мягкую прохладу на коже, щекотную. Это приятно.

- Вроде жара нет, - бормочет мама себе под нос, но не становится менее взволнованной.

- Я в норме, мам, - Джордж выскальзывает из-под её ладони. – Правда. Просто немного спешу.

- Спешишь? – это не успокаивает её. Скорее, наоборот. – Куда это?

- Э… ну, мы с Гермионой отправляемся в Лондон. Ей нужно в Гринготтс, а Рон и Гарри сейчас ужасно заняты.

В голове сразу же возникает картинка младшего брата и Поттера, ползающего по кустам за забором в поисках Живоглота. И, словно услышав эти мысли, из-под стола высовывается рыжая лохматая морда, и раздаётся громкое, немного осуждающее «мяу».

«Прости, приятель, - в собственной голове беседует с котом Джордж, – но мне пришлось прикрыться тобой. Хотя ты ведь не возражаешь? Не помню, чтобы ты пылал особой любовью к Рону или Гарри».

Логично, что Живоглот не отвечает ему, только щурится и уползает обратно под стол.

- Ты уверен? – мама сомневается. – Может, лучше попросить Перси? Он как раз сегодня дома.

«Перси сейчас похож на раскисший пудинг», - думает Джордж и качает головой.

- Всё правда в порядке, не волнуйся. Гермиона присмотрит за мной, а я за ней. Мы ненадолго, и всё равно уйдём.

Он просто хочет, чтобы мама его отпустила. Но его поведение только сильнее удивляет её. Джорджу немного не по себе от того, что она может думать, что он не скучает по Фреду и не переживает его смерть. Это раздробило его на кусочки, но всё иначе. Фред с ним, и это воспринимается иначе.

- Ладно, - мама, наконец, соглашается. Тихий глубокий вздох срывается с её губ. – Пойдём-ка со мной, на минуточку.

Она выходит из кухни, и Джордж следует за ней, гадая, что она хочет сделать. Он лишь надеется, что она не заведет его в комнату и не запрет там, отобрав палочку. И сразу же вслед за этой мыслью обзывает себя идиотом. Как подобное вовсе могло оказаться в его голове?

В гостиной мама заглядывает в один из тех ящиков комода, который никто другой обычно и не открывает. Конечно, когда Джордж и Фред были маленькими, они засунули свои носы в каждый шкаф, тумбочку и щель, но именно здесь не нашли ничего любопытного. Просто какие-то старые полотенца, простыни и маленькие квадратные шкатулки с нитками. Наискучнейшие вещи.

- Садись, ладно? – мама улыбается, но губы её дрожат, и у Джорджа сжимается сердце.

«Пожалуйста, - думает он, - пусть только она не плачет». Слёз он не вынесет. Более того, он не знает, как вести себя тогда. «Наверное, обнять – лучший вариант», - подсказывает ему голос Фреда.

Джордж опускается на диван, стараясь не нервничать. На волшебной палочке остаются отпечатки его вспотевших пальцев. Он тупо пялится на них, пока мама не садится рядом, и лишь тогда поднимает глаза. У неё на коленях одна из тех самых деревянных лакированных шкатулок, в которой хранятся какие-то нитки, если Джордж правильно помнит. Зачем это сейчас? Не может ведь она думать, что его можно увлечь вязанием и тем самым отвлечь от произошедшего? Это даже ей самой не помогает. Да Джордж готов поставить тысячу галеонов на то, что это в принципе никому не может помочь пережить утрату.

Его ждёт Фред.

Джордж стремится уйти всем своим существом, и лишь усилием воли заставляет себя оставаться на месте. Потому что это их мама. Да брат первым прибьет его, если узнает, что Джордж убежал, не став слушать. Даже если что-то неважное.

- Когда вы с Фредом были маленькими, вы были совсем одинаковые, как две горошинки, - произносит мама внезапно. И это выбивает из Джорджа воздух. Нельзя же так внезапно говорить подобные вещи! Но мама продолжает с дерганной улыбкой:

- Правда, когда вы выросли, вас тоже часто путали, но тогда… Два неразличимых малыша. Мы даже писали на ваших пяточках буквы «F» и «G».

Эту историю Джордж слышал не раз. Одно время они с Фредом даже шутили, что набьют себе такие татуировки, а какой-то период на самом деле хотели. И лишь после всё забылось.

- А потом ваш отец нашёл для вас кое-что получше, - мама улыбается своим воспоминаниям и, кажется, совсем утопает в них. – Вот это.

Она открывает шкатулку, и Джордж заглядывает внутрь. Это не нитки, память подвела его. На блестящей белой ткани лежат две короткие алые ленточки, такие яркие, что даже знамя Гриффидора всего лишь морковное по сравнению с ними. Джордж смотрит и не совсем понимает, но эти ленты вызывают у него какое-то приятное чувство. Воспоминание?

Мама осторожно достает одну из ленточек и протягивает Джорджу. Он берет с неясным трепетом в груди. Нежный шёлк опускается на ладонь, и Джордж читает вышитую золотыми нитками надпись «Фред».

- Мы повязывали их вам на запястья, - полушепотом объясняет мама. – Они зачарованные, и их нельзя снять без заклинания, поэтому вы могли ползать где угодно, не рискуя потерять их.

Джордж не помнит. Наверное, они были совсем крохами в то время. Ленточка в его руках очень маленькая, для совсем тоненького запястья. Он достаёт вторую, точно такую же, но со своим именем и не знает, что чувствует, держа их в своих ладонях. Это же их с Фредом прошлое. Ещё одно подтверждение того, что они делали каждый свой вздох вместе, каждый шаг, делили каждое падение и каждую улыбку.

Большой палец скользит по ленточке с именем Фреда, гладит ткань. Мама наблюдает с сентиментальной улыбкой. Наверное, стоит что-то сказать, но Джордж не знает, что именно. Он только ощущает букет смешанных эмоций в груди. И слышит звук ударов своего сердца.

Сердце Фреда больше не бьется.

Джорджу так тоскливо, так горько на языке, что хочется завыть.

- Ты можешь взять их себе, - говорит мама, и ладонь её опускается на его плечо. Мягкими движениями она гладит его, утешая. Джордж едва дышит. Он боится, что откроет рот и захлебнется. Он даже не может поднять голову, чтобы посмотреть на маму и потому просто кивает.

Нужно было сразу идти к Гермионе, не останавливаясь.

- Спасибо, - голос Фреда заставляет Джорджа вздрогнуть и необдуманно обернуться назад. – Скажи ей.

Джордж сглатывает свой горький ком в горле и переводит взгляд на взволнованную его поведением маму.

- Спасибо, - шепчет он. И она улыбается. – Мам.

- Да, милый?

Джордж опускает ленточки назад в шкатулку, закрывает её и, не выпуская из руки, обнимает маму.

- Он любит тебя, - выдыхает он ей на ухо. – Фред тебя любит и очень скучает.

Мама всхлипывает и гладит его по спине.

Когда Джордж покидает гостиную, лицо его красное от смущения. Фред следует по пятам. Они молча поднимаются наверх и оставляют шкатулку на тумбочке, после чего возвращаются во двор.

- Эй, - Фред толкает Джорджа в плечо. И мысленно добавляет: «Ты сделал всё правильно».

- Ага, - кивает Джордж. И взглядом дополняет: «Спасибо, что пришёл за мной. Я бы не смог без тебя».

Глаза Фреда синие-синие, как капли океана. И губы его загораются маленькой улыбкой, похожей на раннюю весну.

«Как и всегда, да, Дред?»

«Ты совершенно прав, Фордж».

Гермиона прячется за сараем и в ответ на недоумение близнецов отвечает, что от Рона и Гарри, которые пробегали мимо с дикими лицами.

- Наверное, всё ещё ищут Живоглота, - фыркает Фред. Джордж ухмыляется: