Лжец

Нисходит, как прообраз смерти,

в сияньи звезд холодных ночь*.

* Из А. Г. Эленшлегера.

Я посидел немного у Хёстов, поиграл с Томом, пока не настало время его укладывать. Фру Хёст вышла наконец из состояния шока. Она разрешилась стенаниями, вздохами, восторженными возгласами и потоками слез. Стала перечислять все до единой опасности, которые могли подстерегать малыша. Глуховатый лавочник сидел за столом, листая старые газеты. Он то и дело вздрагивал, будто его пробирал озноб. Грузный, красивый мужчина на шестом десятке, макушка лысая, зато на затылке курчавятся темные волосы.

Понизив голос, его жена завела речь о Харри, инженере и прекрасном человеке. Да, теперь-то уж дело сладится. Не правда ли, он замечательный молодой человек? Не считаю ли я то-то, не думаю ли сё-то. Господи Боже мой, да при чем тут Олуф! Что с ним станется? Но ведь как постелишь, так и поспишь.

- Никак, ты перемываешь косточки Олуфу? - спросил лавочник, воззрившись на нее поверх очков.

- Что ты, отец, наоборот, мы говорили, какой Олуф необыкновенный сын, - бесстыже-ласково отвечала ему фру Хёст.

По дороге домой я слышал - в усадьбе играет музыка.

После этакой встряски мне расхотелось сидеть в одиночестве. Я решил все-таки заглянуть на Мыс. Но на полпути остановился. И пошел обратно. И тут же передумал. И повернул назад.

Меж больших дерев колдовским светом светились окна. Там пировали эльфы. Я подошел поближе, заглянул в окно. Эльфы собрались во множестве, и молодые, и старые. А вон шествует через комнаты мертвенно-бледная, прекрасная Ригмор.

Бал, который устраивают ранней весной, - давняя островная традиция. Мне нравится думать, что обычай этот уходит корнями в глубокую древность, быть может, в те незапамятные времена, когда на горе Нербьерг поклонялись божествам плодородия. К этому вечеру обитатели острова припасают пиво и всякое доброе питье. То, что праздник справляют на Мысу, тоже давняя традиция. Раньше собирались на гумне. Но Фредерик, наша краса и гордость, человек широкий, большого размаха. Он хочет быть хёвдингом, который любим в народе, и впустить солнечный свет в кротовую нашу нору. Хочет собрать нас всех как цыплят под свои щуплые крылья. При нем бал всегда устраивали в главном флигеле. Как и прежде, гости неизменно приносят с собой кое-что из еды и выпивку и оставляют на кухне. Однако Фредерик прилагает лепту, и весьма щедрую.

И вот уже я вступаю в жилище эльфов.

За спиной у меня раздается женский шепот.

- Я не слышу вас, повелительница эльфов. Здесь так шумно.

- Йоханнес, первый танец - мой.

- Все до последнего, повелительница эльфов.

- Мне придется отлучиться, но я мигом! А ты отвори окно. Тут так накурено, что просто нечем дышать.

- Дышать необязательно.

- Ты еще ничего не пригубил?

- Нет пока. Но не откажусь.

- Я тебе принесу. Сию минуту!

- За нашим столом не хватает четвертого. Причетник, давай иди к нам.

- Да вы меня небось, недошлого, обставите. И потом, я хочу танцевать. Здорово они там в зале наяривают. Весь остров ходуном ходит. Я хочу к ним.

- Садись сюда, причетник. Держись-ка лучше нас, пожилых.

- Сейчас-сейчас, вот только промочу горло.

- Так оно ж у тебя не пересыхает.

- Представляете, причетник не поверил, что вальдшнеп прилетает после того, как Христос изгонит нечистого духа. Не поверил, и все тебе.

- Кристиан, не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего*. Я верую в это твердо и нерушимо. Вальдшнеп уже прилетел.

* Исход, 20, 16.

- Где ж ты его видел?

- В церкви. И это был вальдшнеп, не будь я Йоханнес Виг.

- Он еще не совсем просох, наш учитель.

- Да? Вам тоже показалось?.. То-то я думаю, в церкви было немножко чудно...

- Почему это вдруг ближние мои приумолкли? Почему в этом шуме и гаме возник островок тишины? Что сие означает?

- Не обращай внимания. Ты хорошо сделал, что спросил Эрикову Лине.

- Кого же было и спрашивать, Роберт?

- А вот и я! Возьми, Йоханнес! Ты что, так и не открыл окно?

- Я люблю дым и туман, моя девочка, мглу и марево.

- Я сейчас вернусь. Не уходи!

- Ваше здоровье, островитяне!

- И твое, причетник!

- Ты уже видел Петерову плоскодонку?

- Пас!

- Пас!

- Червонка!

- Пас!

- Две пики!

- Пас!

- Четыре пики!

- Погромче, Вальдемар, а то ничего не слышно. Это ты про Петерову плоскодонку?

- И мне рюмочку! Спасибо.

- И мне! Черт подери, кто ж это ходит с червей!

- Да, дети мои, вот и весна, уже и трясогузка прилетела.

- Потому я с червей и пошел, что это было самое верное!

- Спорим, в порту стоит дожидается целый контейнер с пивом! Спорим?

- Да, учитель, я про Петерову плоскодонку. Он ее выкрасил, да так, что ангелы поют ей осанну, - в зеленый с белой каймой.

- Придется нам воздвигнуть ей памятник. Вальдемар, а почему ты не играешь сегодня на гармонике?

- У них там радиола. Сыграю, когда им надоест слушать пластинки.

- Никогда им не надоест. Нет, Вальдемар, техника берет верх. Все прочее отдает лавандой. Так что можешь поставить на своей гармонике крест.

- Мы неплохо играли на пару с Олуфом. Он прямо оживал. Даже и не верится, но он оживает - стоит нам поиграть вместе. Только, похоже, Олуф не вернется.

- Он вернется сегодня ночью и все расстроит!

- Учитель, а как это понимать - расстроит?

- Вот идет причетник. Он подтвердит, никогда еще рожь у меня не была такой тощей.

- А цены взмывают, что твои жаворонки! Нам бы, по примеру других, взять у государства ссуду, обзавестись катерами побольше и - полным ходом в Северное море!

- Точно, Герда снова ждет прибавления.

- И хозяйка Западного хутора - тоже. Где ж она сидит-то? А вон, на диване. Заметно уже, да? И пятна на лице выступили.

- Стало быть, уже двое. Ну а третья - Эльна из трактира.

- И не говорите! Это Бог знает что!

- А чего было и ждать? Так что двое законных и один незаконный, два пишем, один в уме.

- Все, Йоханнес, пойдем!

- А где же Фредерик?

- В кабинете, играет в карты. Со скотником, подручным рыбаком и еще кем-то. Ты же знаешь, по праздникам Фредерик особенно демократичен.

- Ригмор, он преследует более высокие цели, чем мы.

- И все время твердит, что недосчитался трех эре. Рассказывает об этом всем и каждому. После обеда захожу к нему, а он сидит за письменным столом и плачет. Из-за каких-то несчастных трех эре.