Мстигой

– Моими.

– Так. А если твоё всё сравнить с родами нашими? Чьими Знаниями и умениями рода живут?

– Волхвов и жрецов, кудесников и ведунов… они все Поконы наши блюдут…

– А их ноне изводят во перву голову, а потом уж токо за вас примаются…

Микола заерзал на своем месте… опять почесал себе спину, натруженную и многожды вспотевшую на поле за день…

– Ну… вы скоро придете войском к нам… и порубите супостатов наших… выморочных…

– Штобы дойти сюда… нам перешагивать через «Вышат» ваших придется и прочих… детей ваших… Кто так-то сможет и схочет..?

Микола аж закряхтел от нервов своих… обхватил натруженными ладонями голову и замычал, как от зубной боли нестерпимой… До него дошла спокойная правда и сила слов Мстигоя…

– Завтра сказ будет мой, Мстигой-ведун. Думать буду терича крепко над словами твоими… Пойдем ко мне вечерять щас..?

– Благодарствую за честь и вежество, староста. Однако – откажусь ныне. Надо полы намыть в хате, прибрать тут всё от пыли да паутины… домового почествовать, приблуд прогнать, ежли набежали на нево…

Поутру, как сошли росы, со стороны деревни из-за выступа лесного к кузне прибежала ватага деревенской детворы. Не всякой, а только отроки да девчата тех же лет примерно. У ворот досчатых, что стояли крепко в отличие от поваленного по сторонам тына, и которые Мстигой закрыл на ночь, ребятня встала, блюдя обычай, и загомонила промеж собой. Мстигой вышел из кузни, где заводил уже огонь в печи, подошел к воротам и открыл левую створку.

– Доброго тебе утречка, дядя прихожий. Я – Званко, сын Микулы. Меня родители с подарочком тебе прислали… Вот тут… крынка молока утрешнего, каравай хлеба, соль и прочие разности-приправы… Не обезсудь… Ежли чо – я еще до хаты сбегаю и принесу. А еще тятя наказал спросить – мож, помочь чаво по хозяйству? Дак, мы – со всей радостью тода…

– Здравия вам. Благодарствую, Званко… Проходите, молодые хозяева. Гостями первыми у мя будете.

Большинство ребят растерялось даже от таких слов Мстигоя… Уж слишком уважительно он к ним обратился. Как ко взрослым совсем… Потому смешки и перешептывания стихли разом, только взгляды друг на дружку кидали, пока шли до подворья вслед за пришлым и седым на всю голову дядей-чужаком…

– Вот тут под навесом и сидайте, гости дорогие. Щас я вас напитком особым угощу.

Ребята расселись на лавки вокруг стола под двускатным навесом, что примыкал почти к кузне и только головами крутили вокруг, как будто первый раз тут всё видели…

Мстигой же кивнул одной дивчине и ушел с ней в хату… И вскоре они вернулись оттуда. Калинка несла поднос с деревянными чарками, а Мстигой – большой чугунный казан с крышкой и деревянный половник.

– Званко, окажи мне честь – и будь «хозяином за столом» этим – разломай на всех каравай, што принес для меня. Я всё одно не утричаю никогда. Привык так.

Сам же Мстигой вместе с помогающей ему Калинкой разлил из казана напиток по чаркам… И попросил Калинку и дальше разливать добавки, коль попросят…

– Простите, гости мои, за скудь угощения нонешнего, но, как грится – «чем богаты, тем и рады»… А теперь – попробуйте… А ну… кто угадает – из чево я напиток сей сварганил..?

Детвора пригубила, уткнувшись носами в чарки, зачмокала, потом закрутила русыми головами, переглядываясь… Потом посыпалось, как горох, со всех сторон: «малина… яжевика… брусника… гонобоб… калина… рябина… вишня… черника… а самый скус – клюква… морошка… облепиха… смоква… боярышник… смородка… крыжовник… земляника… голубика… шиповник… клубника… можевел… костяника… тёрн… слива… алча… китайка… черна-рябина… черёмуха…»

Мстигой улыбнулся скупо и покивал добродушно:

– Молодцы да умницы… Две трети угадали сразу… глазастые да разумные не по летам… Эт – «сороковый сбор», робяты милые мои…

Кто-то по-девчачьи ой-кнул, не сдержавшись… Мстигой посмотрел на Калинку вопросительно, она и бухнула:

– И тятя и баба мои говорили: что малая жменя «сорокового сбора», что знахари проворят – золотой стоит на торжище Черниговском… На пирах княжеских – токо самому князю и домашним его такое подают, да в малых чарах зовсим…

Все разом притихли и во все глаза уставились на дядьку. Он же усмехнулся и покивал опять:

– Ну, и славно. Бум считать – и вы на пиру том побывали терича… Да на самых почетных местах сиживали…

Ребятня однако не повеселела и продолжала сидеть притихшей… Званко и добавил:

– А мой тятя сказывал – что монастырские у князя нашево сторговать наш остатник станишный пытались за 5 золотых всего… Не сторговались токо… князь червонец златых схотел… а те заупрямились… А ты, дядько, в акурат на червонец такой угостил нас тута… не меньше… ато и больше будет…

В воздухе над столом повисло некое напряжение, так мальцы ждали слов ответных от странного дядьки… Он же печально покивал в ответ и, через силу будто бы, отвечал такими словами:

– Пустое это… Нельзя людей живых и землю родную ни за каки деньги продавать никому… Не кручиньте свои светлые головы, мальцы… Глазами замечайте, ушки – торчком, а нос поветру, конешно… однако и жизни радуйтесь кажный дён… детство пройдет – тода и забот полон рот станет… а пока…

Ребятня заметно повеселела, однако некое напряжение осталось и все: кто прямо, а кто исподволь, на Званко поглядывали… И он оправдал своё явное атаманство среди них:

– Дядь Мси… Мстигой… А ишо я подслушал тятю вчерась… как он с мамой говорил… про тя… сказывал… што ты – странный, конешно… но не прост зовсим… а – чистый ведун по уму и знаниям своим… и воин справный и хозяин рачитый по всему… Вот мы и присудили сёдни – у тя уму-разуму поучиться… Не прогонишь, дядь..? Мы – мальцы, конечно… но и от нас толк будет, ежли научишь чему… а то и сами… по хозяйству там чаво… прибраться… дров натаскать… ну, чаво хошь – готовы в помосчь те… А, дядь..?

– Калинка, ты чево расслабилась..? Наливай всем опять… Вишь – допили уже… Да теперь сначала крошек хлебных посмакуйте сперва во рту… а потом уж сурьицу испейте… полный рот вкусов разных будет так-то… Со ржаным хлебушком оно – самое што ни на есть ладное дело-то…

– Дядь Мстигой, можно мне спросить…? – Калинка, аккуратно разливая напиток по чаркам, разрумянилась аж вся от смущения, но продолжила: Я у бабушки учусь травам и снадобьям всяким… она сказывала про сурью на меду – што её на солнышке несколько дён выстаивать надобно… мёд я почуяла, конечно… но рази ево сушат..? Аль это северное знахарство како, кудесничество..?

– Хороший вопрос… Не сушат, конешно… Но тут не мёд добавлен, а маточное молочко, прополис и перга… Потому много дён и не надо, шоб напиток сей в сурью истую превратился… Помешивать в горячей воде посолонь и при лике Ярилином – и вся недолга… А ты тако и проворишь щас…

Званко вежественно подождал, но Калинка уже и сама пригубила чару свою, тогда он посмотрел на Мстигоя, как бы понуждая его на ответ на свой вопрос… Тот вздохнул про себя и начал говорить:

– Лихое время щас, Званко… А я – притягиваю лихо к себе… Судьба, видать, така у мя… Беда с вами случиться может – просто за то, што ко мне ходите сюда… Понимаешь мя и об чём я..?

– А мы – тишком, дядь… Станишники не скажут никому из чернушников энтих… ручаюсь…

Мы не обузой те будем, а помощниками… хоть в чем, што осилим… А, дядь..?

– А у родителей своих позволенья спросили на тако..?

Званко покрутил головой, осмотрев все лица и признался:

– Не все пока… токо половина… Я ж всех ишо вчерась упредил… а поди вот… кто за былые шалости побаивается – вместо позволенья оха схватить, кто время подходящее для сего позволенья ждет… но к завтрему – все получат… так думаю… До завтра тоды, али как, дядь..?

В полной звенящей тишине, прилетевшая на запах сурьи, пчела, кружащая над столом – создавала настоящий шум… Дети плавными движеньями ладошек отмахивали её от своих чарок, но смотрели все на Мстигоя, напряженно, но и с надеждой в глазах ожидая его вердикта…

– Ладно тода… Но токо по Уставу строгому… Первый мой присуд-уговор наш такой будет… Любое слово моё сразу в миг выполняете… А вопрошать – што, зачем и почему токо вечером позволяется… Согласны?