Сволочь (сборник)

– Тогда я вас покину ненадолго.

Я направился в бистро, купил бутерброд с ветчиной и кофе в картонном стаканчике. После завтрака кровожадность моя улеглась, и если б мне снова пришлось рассказывать о битве под Гентом, я бы, пожалуй, закончил ее мирными переговорами. С оставшимся кофе я вышел на улицу и выкурил еще одну сигарету. Утренний воздух был удивительно свеж и бодрящ, нежно и чуть печально пахло прелыми листьями, вкус кофе и сигареты с ненавязчивой тонкостью дополнял ощущение поздней осени.

– Кхм-кхм, – раздалось у меня над ухом знакомое покашливание.

Я обернулся. Рядом стоял старичок из автобуса, которому я насчитал семьдесят лет с гаком. Старичок был маленького роста, почти на голову ниже меня, лицо выдавало в нем человека интеллигентного и добродушного.

– Извините, если мешаю, – проговорил старичок, – Миша… Вы позволите называть вас так?

– Странно, – ответил я. – Почему-то все спрашивают позволения называть меня моим именем.

– Что ж, прекрасно. Разрешите представиться: профессор Айзенштат. Профессор истории, – уточнил старичок.

Я приязненно улыбнулся, с некоторой снисходительностью признавая в нем коллегу.

– Причем моя специализация, – продолжал старичок, – история Бельгии и Нидерландов эпохи Средневековья.

Я изобразил нешуточную радость и протянул профессору руку. Тот с сомнением пожал ее.

– Миша, – сказал он, – объясните мне, Бога ради, с какой стати вы расхулиганились?

– Простите, профессор?

– Зачем вы издеваетесь над людьми? Что за чушь вы им рассказываете? Я как специалист по Бельгии и Нидерландам.

– Боюсь, профессор, что в ваших несомненно глубоких познаниях имеются все же некоторые пробелы, – сказал я. – Никто из нас, увы, не совершенен.

– Не наглейте, – поморщился старичок. – Лучше объясните, что это еще за «белла гея»? Откуда вы взяли этот вздор? Бельгия названа по имени племени.

– Белгов, – закончил я.

– Так вам это известно? – изумился профессор.

– А почему бы нет?

– Тогда зачем.

– Потому что так интересней. Кому нужны какие-то дурацкие белги? Еще, не дай Бог, с белками перепутают, а потом будут рассказывать знакомым, что, мол, экскурсовод сообщил им, будто Бельгию назвали в честь белок. Я не хочу прослыть невеждой.

Профессор Айзенштат укоризненно покачал головой.

– Историческая наука… – начал он.

– История – не наука, а поле для игры воображения, – перебил я.

– Я смотрю, ваше воображение уже доигралось до битвы под Гентом, – саркастически заметил профессор. – Из какого пальца вы высосали эту битву?

– А почему бы под Гентом не произойти какой-нибудь битве? – пожал плечами я. – Эти гентцы такие темпераментные.

– Миша, – взмолился профессор, – я уже немолодой человек и боюсь, что не переживу ваших россказней о темпераментных фламандских парнях. У меня такое ощущение, что я далеко не первый профессор, которого вы пытаетесь свести с ума.

– Не первый, – сознался я. – Первым был профессор математики, которому я пытался доказать, что если пятьдесят процентов от пятидесяти – двадцать пять, то двадцать пять процентов от двадцати пяти – пятьдесят. Я настаивал на принципе транзитивности, а он настаивал на том, что я идиот.

– Ну-ну, – проговорил профессор Айзенштат. – О каких еще событиях вы намерены поведать нам за оставшиеся часы поездки?

– Об отделении Западной Фландрии от Восточной, – ответил я. – Если вы, конечно, не против.

– Спаси вас Бог, – вздохнул профессор. – Скажите, в ваших словах бывает хоть крупица правды? Или вы все на ходу выдумываете?

– А вам не все равно? Или я неинтересно рассказываю?

– Нет, отчего же, – усмехнулся профессор. – Рассказываете вы интересно. Занимательно, во всяком случае. Но ведь людям хочется знать факты, а не ваши измышления.

– Если людям хочется знать факты, – отрезал я, – пусть полистают справочник. А я – экскурсовод, а не справочное бюро.

По приезде в Брюссель мы разместились в очень неплохой четырехзвездочной гостинице, причем номер мой оказался на одном этаже с номерами большезубой девушки, ее родителей и Риты с супругом Максом. Макс и в самом деле напоминал кота – сытого, ухоженного, ленивого, может быть, даже кастрированного. Он то и дело впадал в какое-то блаженное оцепенение, вальяжно щурился и только что не мурлыкал. Рита обращалась с ним, как с любимым домашним питомцем, оберегая от невзгод и напастей окружающего мира:

– Максик, сядь поудобней… Максик, поправь шарф, ты простудишься… Максик, оставь чемоданы, в отеле есть носильщики.

Макс был, скорее всего, ровесником Риты, но выглядел гораздо старше своей моложавой супруги, и я никак не мог понять, что нашла эта красивая, умная и энергичная женщина в котообразном муже с темпераментом выложенного на блюдо студня. Пока тот дремал в номере или созерцал малопривлекательный пейзаж в окне, Рита успела развесить вещи, переодеться и обежать всю нашу группу, сообщив, что через час нас ожидает автобус для обзорной экскурсии по Брюсселю. В автобусе Макс снова погрузился в дрему, и я, присев позади него и Риты, едва удержался от искушения гаркнуть ему что-нибудь в ухо.

– Все на месте? – осведомилась Рита. – Прекрасно. Позвольте мне представить нашего брюссельского гида Снежану. Она будет сопровождать нас в экскурсии по городу.

– А Миша? – неожиданно спросила большезубая девушка.

Родители с укоризной взглянули на нее, что-то сердито прошушукали, девушка смутилась и покраснела.

– Не волнуйтесь, Миша без работы не останется, – усмехнулась Рита. – Он будет нашим экскурсоводом в музее и, может быть, добавит что-то от себя, пока мы будем гулять по городу.

– Вы даже не представляете, насколько от себя, – заверил я Риту.

Тем временем микрофон взяла Снежана. Это была высокая и чудовищно худая женщина лет тридцати с прямыми черными волосами и такими же черными глазами.

– Добри ден, – произнесла она почему-то с акцентом. – Рада приветствовать на вас в Белгия.

– Что она на нас рада? – шепотом спросил я у Риты. – К чему такое эротическое начало?

– Она болгарка, Миша, – также шепотом ответила Рита.

– В каком смысле «болгарка»? – не понял я. – Шлифовальная машина?

Рита, не удержавшись, прыснула. Снежана покосилась на нее с легким недоумением. Рита смущенно улыбнулась ей и повернулась ко мне.

– Миша, уймитесь, Бога ради, – тихо проговорила она. – Вы меня ставите в неловкое положение.

Автобус тронулся и покатил по брюссельским улочкам.

Откровенно говоря, для европейской столицы выглядел Брюссель несколько однообразно и даже провинциально. Снежана вещала что-то о Лакенском дворце, где проживал бельгийский монарх, о соборе Святых Михаила и Гудулы, о брабантской готике и фламандском барокко. Голос ее звучал монотонно, сильный акцент и болгарские словечки, обильно пересыпающие русскую речь, превращали информацию в забавную невнятицу. Особенно приятно было услышать, что «Брюксел не толко столица на Белгия, но и седалище на множество международни организации».

Наконец мы остановились невдалеке от Гран-Плас, центральной площади старого города, вышли из автобуса и продолжили путешествие пешим ходом. Площадь была великолепна. Почти вся она утопала в огромном цветочном ковре, окаймленном старинными, необычайной красоты строениями. Под нависающим пасмурным небом цветы выглядели чужеродно и празднично. Снежана снова затарабарила – о ратуше, о Хлебном доме, о зданиях гильдий. Скучающей цепочкой наша группа пересекла площадь, свернула на прилегающую улочку и остановилась у фонтана с маленькой скульптурой Писающего мальчика. Мальчик с самым сосредоточенным выражением лица журчал в раковину небольшого фонтана и делал вид, что ему совершенно не до туристов.

– Пред вами, – сообщила Снежана, – одна от главных достопримечателности на Брюксел – Маннекен Пис, или Маленьки Жюльен. Легенда голосит, что в четырнадцати век во время Гримбергенска война одно детято попикало на враже войско.

– Что попикало? – переспросили из толпы.