Страница 8 из 25
Социальные лозунги сближали Польское демократическое общество с карбонаризмом, который во Франции 1830-х годов приходил на смену революционному масонству. Заимствовался опыт итальянских карбонариев, масонские ложи превращались в карбонарские венты[3], в тех и других активно участвовали польские эмигранты демократического и республиканского толка – как члены ПДО, так и лелевелисты. Создавались и польские ложи, в том числе в провинции: например, Ложа Святого Яна под титулом Орла и Погони в Авиньоне, объединившая 60 человек, Ложа «Выдержка – Надежда» в Безансоне, где Л. Оборский осуществлял руководство над 150 демократами, Ложа польских детей Хирама в Ле Пюи и др.; позже эти ложи стали польскими шатрами. Всего в масонских ложах находилось около 400 поляков и столько же было первоначально в карбонарском движении, основными очагами которого в 1831–1832 гг. являлись Безансон, где преобладали лелевелисты, и Париж – центр сторонников ПДО. Число польских карбонариев росло: так, в Безансоне весной 1832 г. сосредоточилось более 900 поляков – бывших военных, руководство над ними осуществлял Кароль Штольцман, главным же авторитетом являлся полковник Людвик Оборский. Активную роль играли также Ф. Гордашевский, Ф. Новосельский и полковник Д. Антонини, выступавший посредником в связях с итальянцами. В 1833 г. польские национальные шатры действовали также в Авиньоне, Дижоне, Страсбурге, Метце, Пуатье, Туре, Шатору и Монпелье.
Имея в виду укрепление польско-французских связей, Кремповецкий поддерживал происходившую в это время во Франции реорганизацию карбонарского движения на основе принципа большей централизации руководства общеевропейским карбонаризмом. Он стал главой отдельного Национального польского шатра, созданного в Париже в начале 1833 г. В работе участвовали также Ю. Выслоух, Э. Корабевич, А. К. Пулаский и А. Туровский. Сложилась внутренняя организация польского карбонаризма – деление на участки (территории) и капитулы (районы); существовали три степени посвящения, карбонарии давали клятву о соблюдении тайны и повиновении и обязывались осуществлять сбор оружия и амуниции. Наряду с польскими, существовали и польско-французские шатры, сотрудничество польских и французских либералов и демократов становилось все более тесным и разветвленным. Польский национальный комитет Лелевеля контактировал с правым крылом французских карбонариев, но в условиях подъема революционных настроений во Франции в 1832 г. завязал отношения с организацией «Друзья народа», руководители которой Распайль и Кавеньяк создали специальный комитет по иностранным делам, занимавшийся исключительно делом Польши. Членами организации стали Лелевель, Зверковский, Петкевич, Водзицкий и Чиньский, а от ПДО в ее работе принимали участие Туровский и Кремповецкий. Характерно, что поляки даже заимствовали у «Друзей народа» организационную форму – деление на секции. И демократы из ПДО, и леле велисты на заседаниях «Друзей народа» обсуждали вопросы создания единого фронта борьбы в связи с планом революционных выступлений, которые подготавливала эта организация. Поляки пользовались поддержкой французской радикальной прессы, публиковали свои материалы в газете «La Tribune». В фонд французской печати в секциях ПДО собирали взносы, которые шли на покрытие штрафов цензуры. Кремповецкий имел также связь с Обществом поддержки свободы печати, охватывавшим ряд европейских стран26.
Таким образом, в вопросе укрепления союза с демократическими и революционными силами Европы Польский национальный комитет и Польское демократическое общество выступали заодно. Их противниками и соперниками были представители консервативного и праволиберального крыла эмиграции, по-иному видевшие ее задачи и взаимоотношения с народами Европы, Так, осенью 1832 г. по инициативе М. Мохнацкого и Я. Уминьского была образована Парижская рада, выступившая с воззванием, направленным против ПНК. 29 августа 1832 г. в Безансоне представители эмигрантских секций ряда французских городов подписали акт основания Национального комитета польской эмиграции, а затем дело создания Комитета взяли в свои руки делегаты польских военных частей под руководством генерала Юзефа Дверницкого. В его воззвании говорилось: «Кровь наша целиком и исключительно принадлежит родине»: Европа и так в долгу у поляков, чтобы требовать новыми заслугами покупать ее братство и дружбу. Авторы воззвания заявляли: «Готовые к каждому бою против деспотизма, угнетающего Европу, ибо в такой борьбе мы будем видеть и будущее освобождение Польши, мы не станем наниматься на чужую службу, не будем участвовать ни в какой борьбе, если она не будет вестись за дело европейской свободы и в интересах нашей родины»27. Против таких «пулсрудковцев» (сторонников полумер), как и против партии консерваторов, Польский национальный комитет и Польское демократическое общество боролись вместе. Тем не менее, идейно-политические противоречия, различия программ и тактики двух демократических организаций продолжали существовать и находили яркие проявления. Примером может служить реакция на заявление Адама Чарторыского, который обвинил Николая I в нарушении Венского трактата, требовал восстановления Королевства Польского, возвращения его конституции. Князь призывал царизм освободить заключенных, вернуть эмигрантам все их «фортуны и почести». С подобными призывами Немцевич выступил в Бирмингеме, но центральным моментом акции консерваторов стала осуществленная В. Замойским и С. Малаховским подготовка материалов для интерпелляции, которую огласил в английском парламенте депутат Фергюссон. Он поддержал требования поляков, и в благодарность за его неоднократные выступления стараниями аристократической эмиграции в его честь была выбита медаль. Эти действия партии Чарторыских вызвали возмущение большинства эмигрантов, которые помнили о былой близости князя Адама к царской власти и видели в нем «магнитную стрелку, которая всегда поворачивается на север в сторону Петербурга». Они обвиняли его в измене и также обратились к европейской общественности. 29 мая 1832 г. Польский национальный комитет направил английской Палате общин адрес, который подписали 1622 польских эмигранта. В нем содержались обвинения против всех трех государств, разделивших Речь Посполитую, выдвигались требования восстановления Польши в прежних границах и звучал призыв к помощи народов. Польское демократическое общество разделяло эту позицию лелевелистов, но его собственный «Протест против трактатов, разрывавших Польшу с 1772 по 1815 годы», появившийся еще 8 мая 1832 г. и послуживший толчком для появления адреса ПНК, был более сильным и резким документом, так как направлялся не кабинетам, а непосредственно народам. В обращении ПДО говорилось, что Венский трактат, явившийся продолжением «насилия» над Польшей, «новым разделом», был заложен политикой Наполеона, который стал «силой и основой» европейского абсолютизма, «своим деспотизмом […] задержал на несколько десятилетий прогресс человечества и, вводя в Европе новое деление, возвращая старые условия общественного порядка, подготовил союз деспотов, названный Священным». Подчеркивая, что Венский трактат 1815 г. был «убийственным для Европы», авторы обращения к европейским народам именно от их заинтересованности ожидали «возрождения Польши, которая, хотя и подвинутая к Востоку, всегда объединялась с просвещенным Западом, всегда вставала на его защиту». Восстание же 1830–1831 гг., заявляли они, родилось из духа независимости польского народа. «Мы имели право восстать, – говорилось в документе, – и сегодня имеем право требовать от Европы возвращения нам давних границ […]. Мы взываем к справедливости, к интересу народов! Они ощущают потребность более крепкого сплочения между собой, укрепления своих сил, распространения господства свободы»28.
Текст этого обращения был использован депутатом Д. О’Коннеллом во время выступления в британском парламенте, однако опубликовала его лишь газета «The Morning Herald» («Утренний вестник»), поддерживавшая польских «левых»; остальные английские газеты отказались от публикации под давлением Литературного общества друзей Польши, находившегося в сфере влияния Чарторыских. Не был оглашен в британском парламенте и адрес Польского национального комитета, но Лелевель использовал факт многочисленных подписей под адресом как доказательство массовой поддержки своей позиции в эмиграции. В действительности же в апреле 1832 г. в составе организации находилось лишь 608 членов; положение ПНК ослаблял конфликт, существовавший между двумя крупнейшими секциями – авиньонской и безансонской, которые спорили о будущей власти и пытались выработать ее устав. Это усиливало стремление большинства эмигрантов покончить с разладом внутри эмигрантского сообщества путем создания центральной власти. Проект Польского демократического общества, предусматривавший организацию выборов центральной власти всеобщим голосованием, не получил поддержки, но в начале 1832 г. делались попытки ее создать, созвав бывших послов (депутатов) и сенаторов сейма Королевства Польского. Это была инициатива Романа Солтыка, ее поддержали А. Островский, Я. Ледуховский, В. Зверковский, А. Еловицкий, С. Ворцелль, А. Глушневич, И. Лелевель, Ф. Воловский, Ю. Дверницкий, А. Мицкевич. Однако не все политические течения одобряли план воссоздания сейма, да и задачи его воспринимали по-разному. Так, например, А. Мицкевич хотел придать ему характер законодательного собрания народов Европы. Он считал, что ни один европейский парламент не выражает воли народа, и требовал, чтобы сейм заявил, что будет представлять волю народов, чтобы он провозгласил «принципы, которые должны служить основой свободы народов», и считал бы правительства своими врагами. ПДО вообще не признавало сейм представительством народа, видя в нем лишь представителей интересов шляхты. Обращаясь к недавнему опыту восстания 1830 г., демократы ставили в упрек сейму то, что он «искал единственного спасения для дела Родины только в правительственных кабинетах и в гарантиях Венских соглашений», нарушение этих соглашений назвал причиной восстания и «провозгласил конституционную монархию, чтобы не испугать европейских королей». В воззвании Польского демократического общества в январе 1833 г. утверждалось, что сейм 1830–1831 гг. «выкопал могилу польскому восстанию», и имена его членов должны быть отданы на суд истории. Миссию польской эмиграции, заявляли авторы воззвания, «не могла выполнять аристократия, воплощающая мысль о гибели, отягощенная проклятием Польши; ее не могла выполнять и шляхта – испорченный, изжитый, бессильный элемент; ее не мог исполнить немощный сейм, […] являющийся лишь верным представителем шляхты», которая как класс «самым явным образом доказала, что не способна встать во главе общества и вырвать его из пропасти несчастий». Поэтому, подчеркивали руководители ПДО, «Польша восстанет не через шляхту, а через люд, ибо только через него может возродиться». Отсюда вытекала задача завоевать доверие крестьянства, поднять его на борьбу: «Когда люд будет наш, – говорилось в документах Польского демократического общества, – Польша будет наша»; «только при искреннем, братском, а не двусмысленном, как до сих пор, отношении к люду мы можем надеяться на счастливый исход наших национальных усилий». Что касается лелевелистов, они поддержали идею созыва сейма, так как рассчитывали получить в нем большинство, но необходим был кворум в 33 человека, а Р. Солтык собрал в Париже в январе 1832 г. лишь 19 человек. Тогда Лелевель предпринял попытку вызвать бывших парламентариев из провинции. Рассчитывали также на приезд подкрепления из Дрездена, Брюсселя, Лондона и даже из Галиции, но когда в начале 1833 г. собрали кворум, сторонники Чарторыских ушли, сорвав все планы. Так же, как маршалок Владислав Островский и Бонавентура Немоёвский, они были противниками созыва сейма, так как опасались, что выборы его депутатов могут не понравиться французским властям и к тому же способны революционизировать массы. Однако стремление эмиграции к объединению и централизации власти осталось. Попытки наладить работу сейма продолжались до 1835 г. Одновременно обсуждались и иные проекты организации власти в эмиграции, за некоторыми из них, более осторожными, стояли консерваторы. Наряду с предложением создать Центральную раду из представителей эмигрантских секций или выбрать Делегацию существовал даже проект образования специальной дипломатической Рады генералов во главе с Князевичем для установления баланса в отношениях с французским правительством, недовольным связями польских радикалов с европейским революционным движением29.
вернуться3
Венты – структурные подразделения конспиративной организации карбонариев. Венты делились на три уровня: низшие, средние и высшие. К последним принадлежали руководители организации.