Страница 22 из 25
5. Идеи утопического социализма в польской эмиграции и создание громад Люда Польского (вторая половина 1830-х годов)
В течение 1830-х годов вопрос о связи социальных и национальных задач польского народа оставался в центре внимания эмиграции, и в ее среде зрели все более радикальные представления об их соотношении. Об этом, в частности, свидетельствовала уже речь Кремповецкого, произнесенная 29 ноября 1832 г. в Париже. В 1834 г., уезжая из Брюсселя в Лондон, Кремповецкий отдал в редакцию парижской газеты «Postęp» («Прогресс») статью, озаглавленную «Национальность (Централизация)», где высказался за полную ликвидацию феодальной земельной собственности, за последовательную демократическую революцию, в которой решающую роль должны сыграть крестьянство, в том числе безземельное, и городской плебс. Он утверждал, что существующий социальный порядок, признанный «законным» и «святым», в действительности имеет причиной «темноту одних и хитрость других», подлинный же социальный порядок есть гармония между целым и его отдельными частями. «Народ, – писал Кремповецкий, – все части которого не связаны, не сцентрализованы общим интересом, всегда легко завоевать», а Польша являлась страной, где не было централизации, ее сердце перестало биться из-за «отравы», какой стали «шляхта, помещики, олигархи, эгоисты». Он подчеркивал различие в трактовке понятия «национальность»: по мнению панов, это установка, «не позволяющая не-шляхте владеть собственностью», это «право иметь в собственности людей». Именно такое понимание «национальности», утверждал Кремповецкий, убило Польшу, потому что оно означало «отрицание национальности». Автор статьи резко осуждал социальное устройство польского общества: «Привилегии, – писал он, – это преступление, совершенное в пользу отдельных людей и с ущербом для общества. Собственностью являются только наши силы. Собственность не проистекает из природы, а возникает из социальных договоров […]. Собственность можно подвергнуть изменению и даже отнять, если она вредит обществу и если такова его воля». Возвращаясь к мыслям, высказанным им в речи 29 ноября 1832 г., Кремповецкий указывал на эгоизм шляхты, который «убил Польшу, ибо уничтожил ее силы, ибо сделал несколько десятков миллионов крестьян равнодушными, лишил их патриотического чувства, потому что не хотел, чтобы крестьянство это чувство имело»; в результате «крестьянин, доведенный до состояния скота, не мог осознать родину, так как ее не имел». Как и в ноябрьской речи 1832 г., Кремповецкий обосновывал неизбежность крестьянской революции: «Когда чаша страданий переполняется, когда крик о справедливости называют бунтом, бунт становится для угнетенных обязанностью. Так произошло на Руси, где тирания дошла до высочайшей степени». Говоря о восстании на Руси, Кремповецкий имел в виду массовые крестьянские восстания XVII–XVIII вв. на украинских землях шляхетской Речи Посполитой, в частности, восстание под руководством Богдана Хмельницкого и Колиивщину. Напоминая о них, автор статьи предостерегал: «Крестьянству нужно благосостояние и просвещение», а поскольку оно этого лишено, то «измученное страданиями и темное, оно слепо ударит по всему тому, что им не является». Кремповецкий подчеркивал, что решение крестьянского вопроса необходимо для решения вопроса национального, и упрекал шляхту за то, что она нарушила «централизацию», то есть единение народа, что ее эгоизм и старые, реакционные понятия делают ее «союзником Николая». «Пав из-за отсутствия Централизации, – заявлял он, – Польша лишь через Централизацию может подняться. Эта Централизация наступит во имя интеллектуального, морального и материального освобождения польского крестьянства, во имя идеи всеобщего братства». Он указывал на основные нормы этого будущего состояния крестьян: «Человек не может быть собственностью», «не должен отдавать от своих трудов никому, кроме части на потребности общества», «законом является лишь сама воля крестьянства». Таким образом, в глазах Кремповецкого крестьянство выступало как решающая сила нации, и в этом его, видимо, убеждали также впечатления, вынесенные из наблюдения за жизнью европейских стран, где развивался капитализм. «Не в городском сословии, – утверждал он, – заключена сила народа […], горе стране, где оно получит перевес […]. Централизация у него находится в банке, родина – в доме, слава – в шкатулке. В нынешнем состоянии Европы городская каста отличается от шляхетской тем, что одна заставляет людей работать на себя на земле, другая – за станком». Обобщая все сказанное, автор статьи подводил итог: «Централизация польского люда заключена в одной идее – всевластии народа. Следствия этой идеи таковы: нет неволи, каждый имеет право на комфортное независимое существование, основанное на труде; каждый является частью носителя всевластия». Чтобы достичь «Централизации», заключал Кремповецкий, «Польше нужна диктатура мысли»70.
Развивать свои идеи он продолжал в Англии, где развернулась острая борьба за руководство лондонским Огулом: ряд последовательных выборов сопровождался драками и дуэлями, в которых, в частности, принимали участие Кремповецкий и Ворцелль. После исключения из Огула Ворцелль, Кремповецкий и Пулаский создали в Лондоне свою гмину в составе 64 членов, но вскоре переехали на остров Джерси. Стянув туда около 30 своих сторонников, они вместе с находившимся там Зеноном Болеславом Свентославским создали в Сент-Элье в конце 1835 г. центр народно-революционной пропаганды и направили своих посланцев Северина Дзевицкого и Винцентыя Вежбицкого в Портсмут. Там была организована школа, где солдат – польских крестьян обучали грамоте и внушали им социально-утопические идеи. Основой служил Акт основания Польского демократического общества от 17 марта 1832 г., содержавший призыв к братству народов (людов), лозунг общности земли и ее плодов. В ноябре 1834 г. в Портсмуте возникла самая большая секция ПДО (к маю 1835 г. она уже насчитывала 123 чел.), получившая имя «Грудзёнж» по названию местности, где польские солдаты – повстанцы сидели в прусской тюрьме. Она сотрудничала с секцией, руководимой С. Ворцеллем и А. Гронковским в Сент-Элье на Джерси. Во время дискуссии, развернувшейся в Польском демократическом обществе в ходе подготовки нового манифеста, портсмутская секция, крестьянская по своему социальному составу, выступила с критикой возникшей у руководства ПДО попытки пересмотреть основополагающие лозунги обобществления земли и интернациональной солидарности. Речь шла о письме, с которым руководители Общества обратились к министру внутренних дел Франции, когда в середине 1835 г. французское правительство предприняло полицейские акции против ПДО, подозревая его в связях с французскими карбонариями. Авторы письма, подчеркивая национальный характер действий польской эмиграции, открещивались от всяких сношений с европейским революционным движением, мотивируя это тем, что поляки убедились в химеричности, безосновательности надежд на «чужую помощь». Что касается программы ПДО, утверждалось, что целью Общества является мирное осуществление социальных реформ – освобождение крестьян, которое откроет путь к восстановлению Польши в давних границах. Реакцией на это письмо стал принятый портсмутской секцией документ – «Акт обвинения так называемого Польского демократического общества». Национализм, говорилось в нем, не служит Польше, он отражает взгляды определенного класса, который «сосет народ»; руководство ПДО закрывает путь развития польского народа, отделяя его дело от «непрерывного похода всех европейских народов за равенство» и тем самым лишая Польшу «выгоды, какую может ей принести просвещение, опыт и оружие народов Европы». Как утверждалось в документе, причина этого состоит в том, что ПДО выступает «исключительно в защиту интересов шляхты – социального класса, по неумолимому приговору истории обреченного на уничтожение» и пытающегося сохранить существующее положение. Польское демократическое общество, писали авторы «Акта», «пренебрегает польскими крестьянскими массами, стремится отрицать их патриотизм», в то время как именно «польский люд всегда боролся за польское дело», «шляхта же беспрестанно его предавала»; «польский люд сражался, а шляхта складывала оружие». В «Акте» перечислялись все измены шляхты и содержалось извинение перед общественным мнением революционной Европы за «самовольное», не поддержанное низами выступление шляхты. В целом содержание документа призывало опереться в деле революции на крестьянские и плебейские массы Польши для завоевания социального и национального освобождения при опоре на международную солидарность революционных сил, стремящихся построить новый строй на обломках старого71.