Страница 21 из 25
Новые условия требовали выработки новой стратегии и тактики, и ПДО разработало установки по важнейшим вопросам, в том числе о внутренних силах польского восстания в социальном и политическом отношении, о причинах прежних неудач в освободительной борьбе и средствах избежать этого на будущее; намечались и контуры будущего облика независимой Польши, разъяснялись принципы организации законодательной, исполнительной и судебной власти в демократическом обществе, а также принципы организации гмин – власти на местах. В 1838–1841 гг. появились статьи об организации в восстании центральной власти и подчиненных ей властей, о том, какие права нужно отменить на время восстания, о принципах создания и организации его вооруженных сил. Так, подчеркивая необходимость для свержения иноземного господства «слить воедино» «мысли и души», авторы статей разъясняли, что во имя этого в восстании должны быть ограничены политические «индивидуальные» права, то есть отменена выборность. Право на свободу слова как в печати, так и на публичных собраниях, признавалось для выражения приверженности отчизне и люду. Признание свободы личности сопровождалось предостережением: тот, кто будет действовать во вред делу народа, предстанет перед судом. Признавалась свобода религиозных убеждений, «если только они не содержат губительных антисоциальных догм и тем самым не являются вредными и противными всеобщему благу». Протест против религиозной нетерпимости прежде всего был направлен против католицизма, с которым «шляхта поженила свою золотую вольность». Как подчеркивалось, католицизм «не только оказался губительным и неблагодарным для Польши, но и сделался послушным орудием деспотизма», подтверждением чего явилось осуждение папой Григорием XVI польского восстания.
При разъяснении будущих прав и свобод встал вопрос о собственности. Признавалась ее неприкосновенность, но делалось исключение для привилегии земельной собственности: предполагалась ее ликвидация или модификация. Это было напрямую связано с важнейшей задачей формулирования тех положений программы восстания, которые были призваны заинтересовать крестьянство и обеспечить его участие в борьбе за национальное освобождение. В статьях идеологов ПДО одним из главных мотивов было представление крестьянства в качестве «несомненно, величайшей силы» Польши как в политическом, так и в социальном отношении; отмечалось, что «его ненормальное, антиобщественное положение лишает его, правда, тех сил, которые могут развивать и воспитывать только свободные народы при законе равенства; но, с другой стороны, это же положение рождает в нем мощь, какой не знают другие народы». «Если рассматривать массы нашего народа в политическом аспекте, – писал в 1838 г. В. Гельтман, – в них заложена величайшая сила восстания; своей огромной массой, естественной жаждой выйти из состояния нищеты, подчинения и унижения, в котором они до сих пор находились, они победят внешних врагов, а внутренних заставят замолчать. В социальном отношении эти же силы, расширенные и подкрепленные во время восстания, являются для нас гарантией того, что освободившееся общество извергнет из своего лона элемент привилегированности, сделает опорой своей организации принцип равенства». «Вера в люд» была верой деятелей ПДО. Они видели свой «величайший, важнейший долг» в усилиях по «извлечению тех сил, которые до сих пор дремлют в массах не разбуженные». Заявляя: «Когда люд будет наш, то и Польша будет нашей», они подчеркивали: «Только при искренним, братском, а не двусмысленном, как по большей части было раньше, отношении к люду мы можем надеяться на счастливый конец наших национальных усилий». Важной задачей являлось формулирование тех положений программы восстания, которые были призваны заинтересовать крестьянство и обеспечить его участие в борьбе. «Гарантиями для духовного освобождения люда» должны были служить «отмена крепостной зависимости, служебных работ, ликвидация всех привилегий рождения, шляхетства, титулов князей, графов и баронов; отмена законов, устанавливающих различия в возможности выполнять общественные функции, и тех, что дают преимущество одним вероисповеданиям перед другими». Но «для люда, – утверждали идеологи ПДО, – наряду с моральным элементом – свободой, нужен и элемент физический – земля, с которым неразрывно связаны и другие элементы, необходимые для жизни». Поэтому установление «гражданского, политического и религиозного равенства» предполагалось дополнить обеспечением и «материального освобождения». Оно выражалось в «отмене существующих прав на собственность, являющихся результатом присвоения, отмене барщины, чиншей, дармовых отработок, пожертвований и всяких других поземельных тягот, ликвидации всякого рода торговых и ремесленных монополий и привилегий, а вместо этого в превращении жителей, занимающихся земледелием, в собственников, в освобождении труда и даже, насколько будет возможно, в его организации». Все это предполагалось сделать «с первым кличем “К оружию!” и, возможно, путем оглашения торжественного акта, который обнародует и введет в действие правительство». Таким образом, утверждалось в прессе Польского демократического общества, «будущее восстание не может быть простой инсуррекцией; оно станет революцией, революцией социальной. В этом понятии заключена вся тайна будущего существования Польши»68.
Говоря о принятии в первый момент восстания постановления о раздроблении помещичьих земель, идеологи ПДО подчеркивали, что не нужно «считать этот предварительный акт справедливости полным ее выражением»: окончательно справедливость наступит при проведении «дальнейших реформ после освобождения от чужого ярма». «Для крестьянства, – писал Гельтман, – […] самой верной гарантией счастливого будущего является свобода, основанная на земельной собственности и как воздух необходимая для его политической жизни». Кроме того, указывал он, акт о наделении землей в собственность будет не только лозунгом к бою для зависимых от помещиков крестьян-земледельцев, но и примером для безземельных, гарантией того, что после победы восстания они получат землю. Гарантией для сельского люда должны были стать и выборные органы – сеймики, но их создание предполагалось отложить также до освобождения, поскольку они могли стать источником конфликтов, а во время восстания была необходима единая неограниченная власть. В статье Гельтмана затрагивался также вопрос о «национальном долге», то есть о падающей на всех выплате за передаваемую крестьянам земельную собственность. Заявляя о «безусловном наделении землей в собственность 7 миллионов крестьян» как о «жизненном условии всех гарантий и жизненном вопросе восстания», идеологи ПДО подчеркивали, что речь не идет о вознаграждении помещиков, о котором говорила либеральная шляхта, потому что «Польша возродится не через шляхту, а через люд, ибо только через люд она может восстать. В люде таится здоровый, чистый, не испорченный элемент». Поэтому, говорилось в статье Гельтмана в 1841 г., так важно ознакомить крестьян с политической и социальной программой будущего восстания: «таким образом, огромная масса, охватывающая 15 миллионов населения, та, что составляет сущность, опору, основу нашего общества, земледельческий класс получит сильную уверенность в духе и результатах революции». Что же касается шляхты, то она оценивалась как «бессильный элемент, как класс, как масса, представляющая Польшу, которая дала самые наглядные доказательства того, что не может встать во главе общества и вырвать его из пропасти несчастий». Тем не менее, Гельтман, отделяя шляхту от аристократии, признавал, что, в отличие от последней, названной им «антинациональным элементом», шляхта не обделена национальным чувством и также испытывает «жажду сбросить чужое ярмо», но выступает против социальной революции, опасаясь утратить свои привилегии. Он возлагал надежды на сознательность «здоровой» части шляхты, уповая на то, что она «больше не будет класть на одни весы собственный интерес и интересы страны и реабилитирует себя, искренне бросившись в объятия народной революции». Демократы твердо верили, что такие времена наступят: Польша, утверждали они, «восстанет либо одна, либо вместе с другими народами Европы, когда придет час восстания». При этом чужая помощь считалась за «самое второстепенное» условие, акцент делался на собственную готовность. «Если мы объединимся вокруг одной общей мысли, – писал Гельтман в 1841 г., – […] будем все как один человек думать, говорить и действовать, станем единством, сделаемся силой сначала моральной, потом политической; а когда наша мысль, все лучше понимаемая, охватит, наконец, все элементы движения и это движение вызовет, тогда мы достигнем цели нашего существования […], вернемся к источнику, давшему нам начало, к народу»69.