Двойник

Поэтому я все же решил записать речь, ибо она уже была готова, да и время для записи было назначено заранее.

Проконсультироваться я ни с кем не мог - даже Дак, и тот уехал в Тихо-Сити.

Это была моя самая лучшая речь. Я сделал ее в том духе, в котором выступает клоун, предотвращая панику в горящем цирке.

После того как запись была окончена, я просто спрятал лицо в ладони и заплакал, а Пенни в это время гладила меня по плечу. Суть сегодняшнего кошмара мы даже не обсуждали.

Родж прилунился в двенадцать часов по Гринвичу, как раз, когда мы кончали записывать. И зашел ко мне сразу же, как появился в апартаментах. Глухим монотонным голосом я изложил ему всю эту гнусную историю. Он слушал, жуя потухшую сигару, а лицо оставалось совершенно бесстрастным.

В конце я сказал жалким голосом:

- Я должен был дать им эти отпечатки. Хоть вы-то понимаете это? Отказать им в этом было бы не по-бонфортовски.

Родж ответил:

- Не волнуйтесь.

- Что вы сказали?

- Я сказал "не волнуйтесь". Когда заключение по этим отпечаткам придет из Информационного Бюро в Гааге, вы получите небольшой, но приятный сюрприз, а наш друг Билл - большой и куда менее приятный. А если он уже получил хоть часть своих сребрянников в задаток, то, надо думать, ему придется расплачиваться за них собственной шкурой. Очень надеюсь на это!

Я сразу понял, о чем идет речь.

- Ох! Но, Родж, они же на этом не остановятся... Есть еще десятки мест, где можно получить отпечатки. Общественная Безопасность, например, да мало ли еще где...

- Неужели вы думаете, что мы работаем так небрежно? Шеф, я знал, что нечто в этом духе может рано или поздно произойти. В ту самую минуту, как Дак радировал о вступлении плана "Марди Грас" в действие, началась и работа по обеспечению... Всюду... Но я не считал нужным посвящать в это Билла. - Он пососал свою стылую сигару, вынул се изо рта и внимательно оглядел со всех сторон. - Бедняга Билл.

Пенни тихонько вздохнула и опять хлопнулась в обморок.

Глава 10

В общем, мы как-то добрались до последнего дня перед выборами. О Билле никаких известий не поступало. Списки пассажиров свидетельствовали, что он улетел на Землю через сутки после своего фиаско.

Если какое-нибудь захудалое агентство новостей и опубликовало хоть строчку об этом деле, то я об этом ничего не слыхал, а в речах Кироги никаких намеков не было.

Мистер Бонфорт шел на поправку и можно было поспорить, что после выборов он приступит к исполнению своих обязанностей. Следы пареза еще сохранялись, но их можно было объяснить - сразу же после выборов он собирался отправиться в отпуск - практика обычная, к которой прибегают почти все политики. Отпуск намечалось провести на "Томми" - в полной безопасности и уединении. Во время этого рейса меня должны были тайно отправить на Землю, а у Шефа "намечался" микроинсульт, вызванный перенапряжением во время избирательной кампании.

Роджу предстояло снова повозиться с отпечатками пальцев, но это дело могло и подождать годик-другой.

В день выборов я был счастливее щенка, забравшегося в шкаф с хозяйскими туфлями. Кончилась моя роль, хотя еще одно выступление за мной оставалось.

Мы уже записали два пятиминутных спича для Имперской линии связи: один, в котором выражалось удовлетворение по поводу нашей победы, и другой, в котором мы также достойно признавали свое поражение.

Моя работа была завершена. Когда последняя запись кончилась, я схватил Пенни в объятия и расцеловал. Особого неудовольствия она не выказала.

И все-таки мне предстояло еще раз выступить в образе Бонфорта - мистер Бонфорт хотел увидеть меня в этой роли, прежде чем я навсегда перестану ее играть. Я не возражал. Теперь, когда напряжение спало, я мог увидеться с ним без всяких опасений.

Исполнение этой роли для его удовольствия можно было рассматривать, как водевиль, разыгранный на полном серьезе. Да и то сказать - серьезность и достоверность - основа всякой настоящей комедии.

Вся наша команда должна была собраться в Верхней гостиной, ибо мистер Бонфорт за все эти долгие недели еще ни разу не видел звездного неба, по которому истосковался. Там мы намеревались ждать результатов голосования, чтобы либо выпить за победу, либо утопить в виски горечь поражения и поклясться в том, что добьемся удачи в следующий раз. Только теперь уже без меня: я был по горло сыт политикой - хлебнул ее вдоволь за первые и последние в моей жизни Национальные выборы.

Я далее не был уверен, что захочу продолжать свою театральную карьеру. Играть ежеминутно на протяжении целых шести недель, это значит участвовать минимум в пятистах представлениях.

А это, знаете ли, весьма утомительно.

Мистера Бонфорта доставили на лифте в инвалидном кресле. Я не показывался, дожидаясь, пока его устроят поудобнее на кушетке - ведь человеку свойственно испытывать неловкость, когда его слабости выставляются напоказ перед незнакомыми людьми. А кроме того, мне хотелось войти с некоторой помпой.

Но меня чуть не выбило из роли! Он был похож на моего отца!

О, конечно, я имею в виду просто отдаленное сходство. Мы с ним больше походили друг на друга, чем каждый в отдельности на моего отца, но сходство было отчетливо. И возраст тот же, так как выглядел он очень старым. Я даже предположить не мог, что он так состарился! Он страшно исхудал и был сед как лунь.

Я отметил про себя, что во время предстоящего отдыха в рейсе должен помочь ему подготовиться к вхождению в его собственный былой образ. Бесспорно, Капек сумеет восстановить прежний вес, ну а если нет, то всегда найдется способ казаться более полным, даже не прибегая к легко обнаруживаемым прокладкам из ваты. Я сам покрашу ему волосы. Обявление о недавно перенесенном инсульте поможет объяснить многие другие изменения в его внешности. В конце концов, эти изменения действительно произошли за считанные недели.

Теперь надлежало постараться за такое же время скрыть их следы, чтобы избегнуть появления новых слухов о подмене.

Все эти практические соображения возникли у меня как бы независимо, где-то в самом укромном уголке мозга. Все мое существо переполняла буря чувств. Как бы тяжело он ни был болен, от него исходила сила - могучая сила интеллекта и физической мощи. Я ощутил то теплое, почти святое чувство, которое охватывает вас при виде гигантской статуи Авраама Линкольна. Я вспомнил еще одну статую, когда увидел его полупарализованного, лежащего на диване, с беспомощными ногами и с левой стороной тела, тщательно укрытой пледом. Он напомнил мне скульптуру раненого льва в Люцерне. Ей было присуще какое-то мощное достоинство - даже в бессилии.