Черный город. Еще не маньяк

========== Еще не убийца ==========

Созидающий башню сорвется,

Будет страшен стремительный лёт…

© Н.Гумилев «Выбор»

Еще не маньяк, еще не убийца, он просто жил. Пожалуй, лучше многих. Но все начало меняться в тот день, когда извиняющийся холодный голос в телефонной трубке возвестил о начале конца:

— Вы мистер Виктор Зсасз?

— Да, — голос невольно охрип.

— Мы не смогли дозвониться до вашего брата…

— Говорите уже! — раздраженно бросил Виктор. Он ненавидел долгие представления, ощущая, что невидимый человек по ту сторону линии превращается в черную тень, как и всякий гонец с дурными вестями.

— С вашими родителями… случилось несчастье, когда они катались на лодке.

«Несчастье» — обтекаемая формулировка более точного слова «гибель», что обрушилось тяжелым обухом. В тот день из молодого человека раз и навсегда выкачали всю радость. Саму возможность испытывать ее.

Виктор тогда проводил встречу с предполагаемыми партнерами его фирмы, которую умный сын богатых родителей создал фактически сам. Но все обесценилось в тот миг, один лишь телефонным звонком запустилась цепь превращений, одним лишь событием… Самым ужасным.

Участники совещания померкли, отступили на периферию сознания. Из горла вырвался хрип, задушенный кашель… Виктор стоял напротив окна, вцепившись нервно в волосы, и ему почудилось, что пространство исказилось. Все огромные небоскребы падали на него! Кровавыми брызгами разлетались осколки стекла сквозь чернильное солнце, пронзившее глаза… Черный город, навечно черный.

После следовала бесконечная суета, кипы документов, машины разных служб. Виктор сорвался с совещания, не думая о компании, которую ценил как свое детище, как художник творение. Но какой она имела смысл, когда случилось такое? Да еще старший брат пропадал где-то, будто его это не касалось. Наверное, выключил телефон на очередное совещание в своей компании, дочерней от фирмы отца.

Так или иначе, первый удар пришелся на Виктора. Он первый прибыл на место трагедии, первый увидел два тела, покрытых водорослями… Они лежали на берегу. И издали могло показаться, будто просто спали. Если бы не знать. Если бы не понимать ничего. Все сломалось, точно щелкнуло что-то и оборвалось. Мир потерял яркие цвета. Почему? Как так могло произойти?

Только еще вчера Виктор говорил с отцом, только накануне что-то напутствовала мать. Родители собирались отдохнуть на природе, пожелав сыну удачного заключения контракта. И вот природа забрала их…

Беспроглядная холодная вода, похожая на темный дым, что струится и обволакивает. Судьба, рок? Он не успел обдумать.

Суета, документы — пустое. Очень много суеты. Слишком много. Скорбь отрезалась волокитой.

К ночи Виктор вдруг остался один в собственном огромном доме. Тогда-то и навалилось сознание смерти. Или смерть сознанья. Призрак гибели летал среди дорогих предметов мебели, отражался в высоких зеркалах, шевелил пронизывающим осенним ветром портьеры. Много-много вещей — неживых, искусственных. Никакая драгоценность, никакие деньги не могли поддержать или утешить в тот момент. Тогда в чем вообще их смысл?

Значения и символы стекали мелким дождем по ту сторону непроницаемого стекла. Больно. Боль, от которой хотелось бежать. Прочь из собственного человеческого тела.

Виктор лежал без сна до утра, сжимаясь в клубок, точно желая вернуться обратно во чрево матери, никогда не рождаться. Матери, которую он потерял тем роковым утром.

Он обвинял себя, будто был обязан обладать даром предвидения, будто мог перенестись в тот миг и спасти. В голове проигрывались сотни сценариев, что он сказал бы, если бы знал…

«Надо было запретить им, надо было сказать им, что лучше дома», — судорожно думал парень, кусая пересохшие тонкие губы. Но все уже совершилось, как бы ни хотелось отмотать время, перекроить эту реальность. Острым лезвием вырезать из нее обескураживавшие моменты.

Время тикало в плену напольных часов, которые стояли в обширном холле, маятник раскачивался подвешенным топором. Время — это вечный дамоклов меч.

Виктор долго рассматривал циферблат и стрелки, когда поднялся поутру с красными глазами. Нет, он не плакал, он как будто разучился в самом детстве, теперь только нервно кашлял почти до рвоты. Вот и все — иначе его эмоции не выражались, хотя в душе все рвалось, точно жгли каленым прутом.

Он глядел в зеркало и не узнавал себя. Кто этот человек с опухшими веками? Кто он? Кто? Зеркало лгало! Все лгали!

Виктор в порыве немотивированного гнева занес кулак и едва ни разбил искажающее стекло. Но остановился, все еще не находя ответа, кто же он на самом деле. Скорбь, горе, бессонница разом обрушили на него слишком много сомнений и вопросов, которые он никогда себе не задавал.

Впервые он понял в полной мере, насколько мало человек контролирует этот мир. В крошечном мирке собственного бизнеса он ощущал себя богом-творцом. А стоило только столкнуться со смертью, как мнимое всемогущество расходилось по швам. Катание на лодке… Не заговор, не покушение — лодку проверяли лучшие детективы — просто фатальная случайность, неаккуратное управление или резкий порыв ветра с волной. Точных причин установить не удалось, никто не видел произошедшее. Помощь пришла, когда было слишком поздно.

Виктор прислонился к зеркалу, тихо завыв от выжженных клеймом воспоминаний. В то утро он по инерции подчинился воле черного города, не стал брать выходной и направился в офис. Он все еще любил свою компанию, дорожил ею. Или так думал некто, механизм, который день ото дня не задумывался, зачем он живет, во имя чего действует. Но уже тогда что-то подернулось тленом…

Что-то изменилось в восприятии мира, точно в ту ночь смерть, осевшая на предметах роскоши, въелась в глаза бессонного лунатика. С той ночи он видел ее везде.

Виктор осознал это внезапно, когда вышел на улицу, наступив на первый осенний лист: из его пожелтевшей оболочки поднялся черный дымок, ударив в нос запахом разложения и исчезновения.

Виктор оглядывался по сторонам и замечал, что отовсюду веет этим темно-сизым туманом. Все умирало! Медленно… Постепенно. Всё уходило. Все уходили. Или не жили? Суета, суета — пустые суетливые листья, окутанные туманом распада. Почему раньше он не замечал этого? Почему это обрушилось на него теперь?

Новый нервный кашель прервал размышления. Виктор отправился в офис, но там ничего не изменилось. Он видел повсюду только смерть.

Одиночество било в висках, как хмельная усталость. Ознобом по венам до дрожащих пальцев. Черный город глядел из окна, рассыпались осколки, погибали миры. Взгляд тонул в копоти, плывущей над небоскребами. Жизнь в Готэме — это запыленное стекло в металлической раме. Множество хрупких мух носились у подножья скал жестокой воли денег.

— Мистер Зсасз? Мистер Зсасз! Виктор! — из-за завесы понимания новых законов мира доносился голос. Кем был этот человек? Раньше это называлось «коллега» или как-то иначе. Но все заслоны фальши отступили перед темным ликом смерти. Вклинился вопрос о смысле и не нашел ответа.

Только на свое имя Виктор обернулся, озираясь, точно разбуженный. Миг назад он видел больше, как будто спала пелена повседневной суеты. Акции, курсы валют, рост продаж — туманный бред на окраине сознания. Придумано людьми, но не для людей.

Все вокруг сочилось черными тенями, вытекало соком разложения. Виктор никогда раньше не замечал, что каждый предмет на его столе подернут мерзким черным дымом, почти слизью, к которой неприятно прикасаться.

Зсасз поднял опухшие от бессонницы глаза на человека, который к нему обращался и едва не отпрянул: вместо лица на него уставилась посмертная маска. И из-под нее доносился удушливым пряным запахом похоронных румян тот же черный дым. То ли туман, то ли водоросли… Природа отнимает жизнь, а в черном городе ее и не водилось.

«Он мертвец! Все вокруг — мертво! Но маскируется под живое! Это город зомби», — с ужасом осознавал молодой бизнесмен. Он судорожно ощупывал взглядом знакомые предметы, и не находил опровержения своих слов.