Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 14



Салли ошивалась который день у своего парня — Алекса. Просто завелась в его квартирке, как бродячая кошка. Отец не заходил, но вроде не помер после того падения, копошился и буянил несколькими этажами выше.

У Алекса же периодически дрались бабка и его отец, тоже знатные алкаши. Но они хотя бы работали и периодически приходили трезвыми. Они посматривали на девушку с неодобрением, но когда она дала понять, что готова жить на свою зарплату и еще часть им и Алексу отдавать, то успокоились и перестали фактически ее замечать. Вроде сносно, вроде жизнь налаживалась.

Салли только боялась, что у нее раньше времени могут появиться дети. Что с ними делать, она не знала, понимала только, что никогда не посмеет убить, как это случалось с некоторыми. Но, кажется, общее хроническое нездоровье и преддистрофическое состояние мешали образованию новой жизни, как бы намекая, что этот сосуд-тело не походит. Может, так и лучше. Дети без любви — это грустно. А то, что она никогда не полюбит Алекса, Салли поняла еще с первой их ночи. Не потому что он чем-то обидел ее, а потому что и сердце, и тело вообще никак не отзывались, точно ощущения и мысли оглохли, одеревенели. И виной тому оказался не пережитый стресс до поспешного знакомства.

Просто… Может, и нет той любви, что в фильмах, нет тех принцев, что в сказках. Даже пожертвовать собой не за кого, хотя Салли казалось, что ей не хватило бы смелости. Она оценивала себя как преступную трусиху, которая способна испуганно отступить, когда придет самый ответственный миг, когда потребуется эта самая жертва. Или же… Какую в сущности жертву и во имя чего принесла та же Русалочка? Только себе жизнь искалечила, принцесса. Салли начинала ненавидеть свою любимую сказку, теряясь в серости будней, перебранок старухи с чужим отцом.

Девушка буквально слышала, как собственный разум медленно угасает в этой атмосфере. Вроде не очень страшно, рано или поздно это случилось бы, с ее-то окружением.

Алекс вел растительный образ жизни, не учился и не пытался даже подрабатывать. Только тусовался периодически с Джоном. Салли пыталась не думать, с какой радости Рози порекомендовала ей такой «подарок судьбы»; утешала себя тем, что Алекс словно бы защищает ее от Хайделла.

Последний некоторое время не проявлялся. И это настораживало Салли.

— Он будет мстить нам, — как-то упомянула зимнюю потасовку в баре девушка. К тому времени в Детройт уже несмело постучалась весна, поднимая из-под стаявшего снега первую траву и трупы пропавших без вести. Каменные громадины не менялись.

— За что? Не мы же драку начинали, — отмахивался парень, хлопая круглыми пустыми глазами. Как же она ненавидела этот бессмысленный взгляд снулой рыбы!

— Нет, я чувствую, теперь он будет мстить, — отвернулась порывисто Салли.

Она задумывалась, насколько все-таки поменялась ее жизнь. Весной легче, чем зимой, дни длиннее, сложнее замерзнуть насмерть. Порекомендованная защита — вот, кто теперь мешал. По сути, смена места жительства с добавлением лишних проблем в виде общей постели, то есть продавленного дивана-полуторки. Вот и все. И еще меньше перспектив куда-то выбраться. И где-то там существовал мир даунтаунов и цветных коробок. Обреталось в них хоть какое-то содержание? Или всем владел упаковочный синдром?

Салли не знала, она мучилась от неопределенности будущего, мечась по чужой квартире от треснувшего грязного окна до продавленного дивана. И так каждый вечер. Алекс считал, что она всегда рада его видеть, вне зависимости от ее состояния.

А ведь после того сидения на мостовой у проспекта она еще три недели болела с температурой. Но никого это не волновало, только Рози ее поддерживала все это время. Казалось, что если что-то случится с подругой, то Салли умрет. Просто от тоски, как собака, которая ждет у обочины разбившегося хозяина.

У Рози с Джоном вроде все было относительно хорошо. Но неужели она тоже ничего не чувствовала, когда парень прикасался к ней? Ничего, кроме скучного омерзения, которое топилось в безразличии к себе? Вроде девушка накладывала яркий макияж, старалась одеваться соблазнительно и броско в отличие от Салли.

Рози выросла в детском доме, судя по ее рассказам. И там у них было все общее, хотя она утверждала, что сбежала в пятнадцать лет от побоев «добрых» воспитателей. И с тех пор всякое прошла, а что именно — не уточняла. Салли не хотела знать, она бы не разлюбила подругу в любом случае. Ведь от друзей не отрекаются.

Рози всегда помогала, теперь Салли уже знала, где она живет. И порой они долго сидели и болтали, без выпивки, просто о какой-то чепухе. На душе вроде делалось и легче, светлее. Салли уже не казалось, что в этой жизни совсем не осталось надежды. Может, такое относительно тихое существование — и есть ее счастье? Покой, вроде уже не ад… Все до того утра в начале мая, точно кто-то проклял ее до рождения.

— Рози! Я не могу найти Алекса! — Салли отчаянно колотила кулаком в дверь Рози. Она с трудом переводила дыхание. Встрепанная девушка открыла дверь. Рассвет только-только касался крыш, улицы сплошь заливала темень.

— Ты звонила ему? — сонно терла глаза подруга. Салли к тому времени уже оббежала все ближайшие закоулки, страшась наткнуться на окровавленный труп. Парень не ночевал дома, пропал со второй половины прошлого дня.



— Нет никого! — всхлипывала она. — Его нет уже давно! И… И он говорил, что…

— Что? Ну, говори уже! — встряхнула ее за плечи Рози, хмурясь.

— Он пошел за «травкой», — виновато подняла глаза Салли. Как же не хотела она признаваться в этом! Вина за чужие грешки жгла ее стыдом, все-таки она ощущала ответственность за своего парня, даже если не питала к нему чувств, даже если он пользовался ей иногда почти как вещью. А еще тоже стал забирать ее зарплату на наркотики, которые покупал все у той же банды Алекса-мафиози. И, судя по всему, зависимость усугублялась, уничтожая разум и чувство осторожности.

— И я догадываюсь к кому, — всплеснула руками Рози. — Давно он курит?

Все прекрасно знали, чья банда поставляет наркотики всему району и большей части города. Не верилось, что он сам отправился в лапы врагу, забыв, что в неравной драке вдвоем на одного выбил ему глаз. Но Алекс не отличался умом, если ему приспичило накуриться или собрать компанию.

Несколько друзей помимо Джона нередко приходили на квартиру или в подъезд, но Салли не лапали. У них свои девушки были, обычно меняющиеся раскрашенные шалавы. Да и друзья тоже не отличались верностью. По крайней мере, Салли не нашла ни одного такого, чтобы обратиться за помощью.

— Давно… Рози… Мне кажется, он уже… — Салли заплакала, закрывая лицо руками. Свет и тень чертили на бледных щеках узоры клетки.

— Может, все не так плохо! Скорее всего, он валяется где-нибудь, — слабо утешала Рози, хотя сама едва ли верила. — Сейчас, я позвоню Джону!

— Может, вызывать полицию?

— Не стоит! Алекса тогда первого посадят, — одернул ее Рози. Салли поняла, что так и случится, да еще их затаскают по судам. Они все себя ощущали в чем-то нарушителями закона.

— Что у тебя не так с полицией? — вдруг резко осведомилась Салли, непонимающе хлопая глазами.

— Не важно! Это мое дело! — впервые повысила на нее голос подруга. И Салли почудилось, словно перед ней совершенно другой человек.

— Рози! Рози… мы же всегда были честны друг с другом, — пролепетала Салли, утыкаясь лбом в грудь девушки, точно ища у той защиты, обливаясь горячими слезами.

— Я тоже покупала у них… Для себя и еще Джона, — отвернувшись, отозвалась Рози, не желая глядеть на Салли, потом скрипнула зубами: — Да, ты лучше меня. Ты — вечная страдалица ни за что, — девушка сжала кулаки. — Так мы идем искать твоего парня?

— Идем, — кивнула Салли. Она твердила себе, что обязана быть сильной, никогда не отступать и не сдаваться. Только не теперь! Рози придавала сил, потом к их поискам присоединился и Джон, сорвавшись с работы, о которой все трое забыли на время.

Они устали и хотели есть, но желудок Салли скручивал стресс, она ругала себя за мысль, что волнует ее на самом деле не судьба Алекса, а то, что в случае его гибели придется возвращаться к отцу. Да еще она не представляла, как будет смотреть в глаза его родичам, которые вроде и довольно равнодушно относились друг к другу, но все-таки смерти никому не желали.