Сумеречный Эльф

— Вещий, тебе не кажется, что избранные… Они все еще не могут принять свою силу! Меня одолевает тревога, — с тяжелым сердцем обращался к верному другу семаргл. — Та сила, что мы разделили между ними, была выше нашей собственной, она не для обычных людей, даже не для семарглов.

— Ты видишь что-то из их будущего, Митрий? — встревожено сцеплял пальцы в замок собеседник. К тому времени в его крыльях прибавилось черных перьев, точно седых волос на голове сильного и статного мужа, чей возраст медленно клонится к осени жизни. Для семарглов же черные перья означали терновник сомнений и страха, гнева и разочарований — тех темных тайных порывов, с которыми они сражались с начала времен, с самого появления человека в мире печалей и потерь.

— Нет, оно сокрыто туманом так же, как и наша собственная судьба, — отвернулся Митрий. — Значит, их жизни слишком тесно сплетены с нашим бытием, иначе бы я что-то увидел.

В золотых крыльях семаргла тоже чернело несколько выгоревших перьев, как пятна на гладкой шерсти быстроногого гепарда. И пусть он не ведал тлена старости, лицо его постарело, взгляд хранил еще больше скорби. Сердце его все чаще замирало, как природа перед страшной бурей, окутанная духотой, что прорывается губительными порывами, выворачивающими с корнем вековые дубы. Но от размышлений отвлекло появление постороннего. Впрочем, они уже догадывались, кто очутится перед ними.

Мальчишка стоял на том же месте, запыленный, тяжело дышавший. Он сжимал меч и был облачен все так же в шкуры, но обзавелся наручами с искусным узором, шлемом и легким доспехом. С клинка стекала чужая кровь, а в мыслях отчетливо стояла, переливаясь багряными тонами, картина битвы, посреди которой его вновь окутал туман. Он впервые присоединился к противостоянию с армией Злого, не объявляя своего имени, просто встал в ряды восстающих против тьмы.

— Снова ты? Уходи, мальчик! Тебе здесь не место! — махнул рукой Вещий, но друг безмолвным жестом руки остановил его. Что-то изменилось в пришельце, может, притупилась слепая жажда мести. Читались картины его долгих странствий. Вид разоренных деревень войсками Короля Злого, отзвук стенаний раненых и воплей женщин, которых, как и его мать, уводили в рабство к темным эльфам, вампирам и иным гнусным созданиям, что присягнули на верность самому Злу. Называющий себя Сумеречным Эльфом не сражался ни на чьей стороне, он шел ради себя, лишь мечтая однажды вызвать на поединок отца. Но вот что-то понял, что-то переломилось в нем, точно он вышел из скорлупы.

— Я пришел уже тринадцатый раз! И каждый раз находил без труда ваш секретный штаб. Совпадение? Мне здесь не место? Я много размышлял в течение этих двенадцати неудачных попыток. Я не отступлюсь! — проговорил парень. И Митрий отметил, как мало осталось в нем от того заморыша, который бежал через лес из ненавистного замка, что не дом, а тюрьма.

— Ты хочешь силы или знаний? — подошел к нему древний, заглядывая в прозрачные карие глаза. Молодой воин не попятился и не опустил голову, за все двенадцать раз в нем не читалось и толики трепета перед древними существами, как и благоговения перед могуществом.

— Я хочу отомстить, — не уточнял, кому именно, парень, с недоверием следя взглядом уже матерого хищника за перемещениями собеседника.

— Но что если со знаниями тебе не потребуется месть? — вздохнул Митрий, понимая, что время пришло, мозаика складывалась. — Хочешь заглянуть в этот омут?

— Митрий, это может быть опасно для неподготовленного, — предостерег Вещий.

— Он готов для того, чтобы прикоснуться к знаниям. Но готов ли для принятия силы? В этом я не уверен, — покачал головой древний, приближаясь к пришельцу. — Опусти меч.

Парень повиновался, тогда семаргл протянул к нему руки, слегка сжимая виски. Митрий сомкнул веки, показывая то, что вечно открывалось пред взором его сознания. Сотни миров, неисчислимое множество людей, животных, судеб, событий, чувств и… катастроф, страданий. Любовь и рождения, войны и смерти. Немало радости. И много боли, слишком много боли. Он видел жизни каждого существа от начала конца, внимая голосам прошлого и будущего, ближних и дальних, тех, кто давно умер и тех, кто не родился. Древние видели все, но как же мало имели право изменять! Но и за ту крупицу в безбрежном океане они благодарили судьбу и свое вечное служение.

Мальчишка же стоял в оцепенении, перед ним открывался необозримый океан, в котором он ощутил себя крошечной каплей. Все разные, и все же единые…

Однако вскоре семаргл сузил картину, которая сложилась в до боли знакомый черный замок на утесе. Тогда молодой воин почти инстинктивно сжал меч, точно надеясь, что его перенесут прямо к темному графу, прямо к цели его мести. Но нет, замок оказался только проекцией недавнего прошлого. Картинка подернулась волнами, и вот уже предстали опаленные развалины.

Месть за злодеяния совершилась, но не рукой мятежного сына — восстали приграничные королевства, сметая на своем пути разбойничьи гнезда аристократов зла. Только восстание задохнулось в первые месяцы, когда вышла настоящая элита Короля… бессмертные твари, жадные вампиры. А один граф — разменная монета, смерть настигла его не в поединке, а со спины вместе с безвестной стрелой. Как же так? Как так?

В душе точно проделали дыру, опустошение накатывало волнами цунами, опрокидывало, отчего Митрий разорвал ментальный контакт. Сумеречный Эльф стоял, опустив голову, молчал какое-то время. Вещий с недоверием косился на него, точно опасался за сохранность рассудка мальчишки. Груз всезнания и древние-то держали с трудом, у двенадцати избранных он едва приживался вместе с силой. А уж о безвестном волчонке и говорить не стоило. Но Митрий с самого начала верил в него, отчего не удивился, когда парень решительно выпрямился, спокойно и твердо говоря:

— Значит, мстить больше некому. Ничтожество! Он оказался ничтожеством!

— Теперь ты знаешь, что некому, — ответил Митрий, спрашивая: — Каков же твой выбор?

Но вместо ответа парень покачал головой, и почудилось, что он сделался старше сразу на сотню лет. Не безумие отразилось в нем, не ужас от обширности знаний, а почти та же скорбь, что хранили древние. Он отзывался почти отрешенно:

— Сколько боли… Сколько миров… Сколько… таких же, как я. Как моя мать, — мальчишка глядел на Митрия, в глазах его блеснули слезы и неукротимая ярость, но не гнев, а открытость этому миру: — Я хочу защитить их! Их всех! Дайте мне такую силу, чтобы я успевал во все миры, к каждому! Чтобы никто не испытывал больше такой же боли, как я.

Вещий ошеломленно стоял в стороне, не ожидая таких слов от самонадеянного юнца. Митрий же уже видел перед собой не мальчишку, а того, кто сумел бы принять всю боль и ответственность Стража Вселенной. Юноша не лгал и полностью сознавал, что говорит. Его решение зрело в глубине сердца еще в то время, когда он слепо требовал одной лишь мести. Но вот ее оковы пали, говорил истинный он, его дух, нашедший верные слова.

— Только ты заплатишь высокую цену за такой выбор. Это не сделка, это цена силы, мера великой миссии. Ты перестанешь быть человеком в привычном для тебя понимании этого слова. И увиденное в этом омуте будет с тобой постоянно, — предупреждал Митрий, хотя уже сознавал, что решение не изменится. Будущий Страж несгибаемо вскинул голову, он размеренно отчетливо проговорил:

— Я готов. Мне нечего терять. То, что я увидел… я жажду, чтобы это было всегда со мной, вся эта боль других людей. Все это время я думал только о мести, теперь понимаю, что важнее не допустить такой же трагедии. Только бы успеть везде!

— Успеете. Вас будет тринадцать, наделенных великой силой, — кивнул семаргл, тепло улыбнувшись.

И в тот день совершился еще один ритуал, мозаика сложилась, круг замкнулся. Но не сделался ли он западней?

***

Вместо радости в душе Митрия поселилась лишь большая тревога, что росла с каждым днем. Сила слишком медленно принималась хрупкими человеческими оболочками, а всезнание подтачивало страшным червем ясность умов.