Голод Рехи

«Ларт, ты должен быть здесь! Рядом! Куда можно пропасть из Бастиона? Ну же, найди нас!» — умолял Рехи, когда они с Инде отдыхали возле реки. Хотелось дождаться друга, забывшись долгим сном, переждать, когда отдохнут ноги и подживут ребра. Но с гор донесся вой потревоженных ящеров, поэтому пришлось немедленно отправиться в новый путь. Рехи помнил с прошлого перехода, что там осталось крупное гнездо.

— Надо идти… Да, малышка, я тоже устал и тоже хочу есть, — вздохнул Рехи, когда новая спутница всхлипнула. — Ужасно хочу есть. Но не тебя. Да и вообще ты на один зуб. Ну, что с тобой делать? Я же обещал. Пойдем искать Лойэ?

— Пойдем! — с готовностью ответила Инде. И они пошли. Вновь пустошь открыла врата опасной свободы.

========== Путь домой ==========

Время вечной пустыни текло в тишине безраздельных минут. И был он кем-то до слова, до сознания, до воскрешения смысла, рубежом оголенной природы в долгом шепоте дюн. Раньше его вело безразличие сильных к горестям слабых. Теперь он нес спящую Инде.

Инде… Маленький бурдючок с кровью. В начале пути Рехи съел бы ее без раздумий. Теперь же не посмел бы притронуться даже на грани смерти. Уж если помирать, так вдвоем. Лойэ тоже могла бы выпить кровь людей, с которыми они шли через горы. Им с Санарой наверняка приходилось нелегко. Но они преодолели голод. И тем доказали, что между разумными нет различий, кроме придуманных лиловым жрецом и культом Саата.

Рехи поклялся любой ценой доставить Инде в безопасное место. Хотя что их связывало, кроме случайного чуда и упоминания о Лойэ? Почти ничего. Возможно, Рехи даже порубил ее родных в разрушенной деревне людоедов. Возможно, сама Инде когда-то ела мясо полукровок вместе с бабкой. Но все осталось в прошлом. Вражда и разногласия отступали пред обликом истинных чудовищ. Одно из них по-прежнему сидело в Разрушенной Цитадели.

— Ничего, мы дойдем, — твердил Рехи, но его бил озноб. Ноги подкашивались. Прошло две недели пути, двигались они медленно.

В начале им все же пришлось вернуться к Бастиону. Рехи искал Ларта, сновал по развалинам, перебирая тела убитых. Но потом земля вновь загудела, и Рехи испугался, что вновь полетят огненные камни. Вой Пламени угрожающе ворочался во сне, обещая скорую расправу уцелевшим, которые разбежались по пустоши кто куда. Возможно, кто-то двинулся и в сторону поселения Лойэ. Но они не попадались на пути по бездорожью.

Чаша Бастиона распростерлась замкнутым бесконечным кругом, который лишь с высоты хребта казался маленьким блюдцем, а на деле оказался обширным щитом, засыпанным пеплом.

Рехи забрал их Бастиона достаточно тряпья, чтобы замотать себе и Инде лица, подобрал несколько кинжалов и нацедил крови из остывающих трупов. Но хватило лишь на короткое время. Потом их путь отмечал невыносимый тягучий голод, пронзающий внутренним хладом.

Инде согревала спину, Рехи неизменно нес ее, когда девочка уставала. От нее исходил теплый человечий запах, но не проскочило даже мысли о том, чтобы вкусить ее кровь. Для нее Рехи охотился на мелких ящеров. Из-за нее питался сам их же кровью, холодной, не подпитывающей по-настоящему силы. Слюна во рту сделалась вязкой, в ногах и руках поселился неизменный холод. Он замерзал, как чудак из деревни, отказавшийся однажды пить кровь людей. Наверное, наслушался рассказов адмирала, проникся ими и осознал весь ужас и всю неправильность такого способа утоления голода. Как Рехи ныне. Зато несчастный чудак еще не догадывался, что обрек себя на медленное замерзание. Рехи же все знал, сознательно выбрал. Он надеялся добраться до поселения Лойэ и утолить голод кровью животных. Успеть бы, ведь там его ждали. Наверняка ждали. А если нет — значит, и не суждено дойти.

В долгие дни переходов и коротких стоянок Рехи больше занимала Инде, нежели собственные иссякающие силы. Хотя с каждым тускло-красным рассветом все тяжелее открывались глаза, все неохотнее дрожащие ободранные ноги поднимали для нового перехода.

— Ночью никто не появлялся, — честно отчитывалась отважная Инде. — Все было спокойно!

— Инде, ты несла караул? — удивлялся Рехи. Он-то предполагал, что сил маленькой девочки не хватит. Но Инде бдительно прислушивалась и присматривалась к пляске ночных теней, когда наставали ее часы бодрствования.

— Да.

— Ну, вот и умница. Теперь тебе надо поспать.

Рехи взваливал спутницу на плечи. Инде проваливалась в тяжелое забытье на несколько часов. Ночью они менялись, будя друг друга, чтобы не попасться ящерам или врагам. Остатки культа могли скрываться где-то в горах. Но на счастье никто не появлялся. Возможно, они окончательно прозрели и искали другой путь, не связанный с сумасшедшим поклонением фальшивым идолам и местью за их падение.

— Рехи, я есть хочу, — вздыхала Инде, когда они не находили даже крошечных ящериц. Тяжелее всего ей приходилось, когда не доставало воды. Рехи научился собирать выпадавшую на камнях росу, хотя ее хватало на слишком короткое время. Но и эти капли превращались в драгоценный подарок. Инде искренне радовалась, даже хлопала в ладоши, приговаривая:

— А так же делала Лойэ!

— Много же умеет Лойэ.

— Нет, она сначала не умела. Ее Санара научила!

— Много же умеет Санара, — подыгрывал Рехи.

Потом Инде обычно рассказывала, как они шли через горы; как скрывались от преследования одичавших полукровок, которые откололись от племени Ларта; как сидели два дня к ряду на высоком камне, ожидая, когда уйдут караулившие внизу ящеры. Много повидала Инде, много ей пришлось вытерпеть, не по возрасту много. Рехи тоже вспоминал, как в раннем детстве выкапывался из-под песка, как стремился урвать хотя бы каплю крови после охоты старших ребят — много картин всплывало в памяти. Особенно, когда на сто перестрелов вокруг пейзаж не менялся. И воскресшие образы не радовали.

Рехи клялся себе, что Натт никогда не познает таких лишений. Его любили, о нем заботились. Не бросали, как Рехи, не изгоняли, как Инде. Для Лойэ сын превратился в центр нового мира. Для Рехи тоже, хотя он не был уверен, что повзрослевший на год Натт сумел выучить слово «папа». Они друг друга совсем не успели узнать. И как будто в искупление своего отсутствия возле Натта, Рехи заботился об Инде.

— Рехи, а мы дойдем? — спрашивала она. — Сколько еще?

— Я… Я не знаю, — отвечал растерянно Рехи. Каждый раз этот вопрос резал душу. Он не имел права признавать свое бессилие, но и врать во благо не умел.

На исходе третьей недели голод превратил его кожу в иссушенный пергамент, губы и щеки ввалились. Инде тоже истощала. Больше она ничего не спрашивала, все больше приникала невесомой былинкой к спине. Сон ее сменялся забытьем, и Рехи боялся, что не донесет девочку, да и сам не дойдет. Мысли застывали, как вязкая смола. Как же по этим бесплодным землям прошла Лойэ со скотом? Видно, знали другой путь. Они двигались как-то иначе, вдоль гор, но Рехи шел прямо на свет алых сумерек. Иного ориентира не находилось. Иногда важна только цель и самый короткий путь к ней. Но силы иссякали слишком быстро. На исходе третьей недели пустыню огласил не крик мятежника, а хрип отчаяния:

— Эльф, Эльф! Если мы союзники, если ты помог нам в Бастионе, где тебя носит теперь? Опять… в другом мире? Или где?

— Нет. Я здесь. Рядом.

Рехи обернулся: Сумеречный Эльф спокойно сидел со сложенными руками на камне. Только с обожженных пальцев стекала кровь. Наверное, снова безуспешно касался черных линий. Кровь… Капля за каплей. Ее вид сводил с ума.

— Так помоги нам! — воскликнул в негодовании Рехи. Он слишком устал от пропадающих друзей.

— Не могу. Если перенесу вас к развалинам города, заметит Двенадцатый. Скажу только одно: вы идете в верном направлении.

— Да уж. Красные сумерки сложно не заметить, знаешь ли. Накорми нас хотя бы.

Рехи буравил взглядом Сумеречного без особой надежды на сострадание или участие. Он бы не выдержал долгих нотаций о смысле бытия. Смысл бытия — выжить. И если кто-то болтает о смысле всего сущего, не желая протянуть руку помощи другу, то лучше ему поживее заткнуться.