Оккупация

«Полицейские!

Красная армия скоро будет здесь. Смывайте с себя позорное пятно, искупайте вину перед Родиной, не бойтесь партизан, а бойтесь немцев. Они вас обманут. Не давайте немцам утонять ваш народ в Германию и увозить добро, срывайте мобилизацию, помогайте населению укрываться от нее, организуйте население — вы вооружены, защищайте население от расправ немецких, перебейте немецких холуев, вместе с населением и обозами приходите к нам, к партизанам. Если не сможете связаться с нами, действуйте самостоятельно.

Смелее на подвиги во имя советской Родины!»[209]

Материалы, адресованные конкретным представителям службы порядка, часто писались от руки, они обычно были обращены к жителям конкретных деревень и районов. В их написании принимали участие бывшие полицейские, перешедшие на сторону советских подпольных формирований. Их результативность была очень высока. Содержание данных прокламаций наиболее характерно выражено в воззвании «К молодежи Уторгошского района, поступившей в немецкую полицию». В начале ее полицаям напоминали о том, что и они когда-то были советскими людьми:

«…Только поэтому мы в последний раз обращаемся к тебе».

Далее писалось о том, что настоящий русский человек и патриот не может помогать грабить свою землю чужеземным захватчикам.

«[Но] если тебе это нравится, то радуйся каждому прожитому тобой дню: их осталось немного. Красная армия и партизаны не щадят предателей!».[210]

Все листовки, обращенные к полицейским, обычно заканчивались словами:

«Иди же к партизанам! Иди смело! Принеси оружие. Родина простит тебя, если сам придешь к ней!»

Кроме этого, в конце прокламаций чекисты часто публиковали списки казненных ими полицейских, активно сотрудничавших с фашистами.

Комиссар пятой партизанской бригады Герой Советского Союза И. И. Сергунин позднее вспоминал:

«С этими листовками к нам пришли сотни юношей, чтобы с оружием в руках вместе с нами бить фашистских извергов».[211]

По мере активизации борьбы в тылу врага и побед Красной армии на фронте личный состав русской полиции оказался расколот. Часть сотрудников с оружием в руках перешла на сторону советского сопротивления, убежденные же противники советской власти вошли в состав РОА.

Оккупанты возлагали на создававшиеся полицейские службы весьма широкий круг задач. На первый взгляд некоторые из них — борьба с уголовными преступлениями, надзор за дисциплиной дорожного и уличного движения, обеспечение пожарной безопасности и некоторые другие — отвечали интересам мирного русского населения. Именно об этом писали многие члены службы порядка в последнее десятилетие XX века, объявляя себя жертвами сталинского режима, добиваясь своей реабилитации.

Но нельзя забывать о том, что все эти функции, с одной стороны, являлись второстепенными в их деятельности, а с другой — в них были также заинтересованы и нацистские оккупационные службы.

При этом главным в работе полиции признавалось раскрытие и преследование всех действий и замыслов, направленных против германских интересов. Сотрудники полиции с оружием в руках принимали непосредственное участие в борьбе с диверсантами и подпольщиками, помогали немецким военным комендатурам в охране производственных объектов и складов.

Большинство полицейских никак нельзя назвать идейными противниками советской власти. Некоторые люди были вовлечены обманом, но многие согласились надеть полицейские знаки отличия из-за сиюминутных, корыстных побуждений. Именно поэтому, как только наметился перелом в войне в пользу Советского Союза, они стали в массовом порядке переходить на сторону советского сопротивления, пытаясь таким образом искупить свою вину.

Глава седьмая

А СУДЬИ КТО?

Виды судов. — Преступления и наказания. — Новые законы.

Следует отметить, что в первые месяцы войны, рассчитывая на то, что план молниеносной войны с Советским Союзом будет в ближайшее время успешно доведен до конца, немецкие оккупанты не особо считались с мирным населением. Но если в прифронтовой полосе расправы над жителями совершались без какого-либо юридического оформления, то в более глубоком тылу оккупанты создали судебную систему. Гитлеровские суды носили чисто формальный характер, так как ими выносились приговоры, заранее намеченные нацистами.

В августе 1941 года рейхсминистр Восточных областей Альфред Розенберг издал указ о вынесении приговоров о смертной казни лицам, не повинующимся оккупационным властям. В этом указе, в частности, говорилось:

«Местное население обязано вести себя в соответствии с немецкими законами и приказами, изданными для них немецкими властями. Поскольку местные жители не являются немецкими подданными или лицами немецкой национальности, они подлежат… особому положению о наказаниях».

В большинстве случаев наказанием могла быть либо смерть, либо каторга.

Указом устанавливалось, что дела советских граждан рассматривают специальные суды. Если же такой суд не мог в короткий срок прибыть на место, то дело решалось немедленно в военно-полевом суде. В состав последнего, согласно указу, входили: председатель (командир батальона или командир отряда охранной полиции и выше) и два полицейских или эсэсовца. Военно-полевой суд практически выносил только два вида наказаний: смерть или заключение в концлагерь (вместо каторжной тюрьмы).

Уже в первые дни оккупации нацисты выработали свой стиль общения с русским населением. Он был весьма жестким. Военнообязанные, не вставшие на учет, объявлялись партизанами и подлежали расстрелу. Жителей сел и городов обязывали сдавать все оружие, а также

«…имущество Красной армии, поскольку оно является военным трофеем, кто похитит военное или чужое имущество, будет, как грабитель, тяжело наказан».

В случае необнаружения виновных отвечали перед оккупантами все жители данной местности.[212] (Круговая порука — один из столпов большевизма. Теоретиком и практиком в этом был, к примеру, Тухачевский. — И. Д.)

За хищение продовольствия и имущества, принадлежащего германской армии, обвиняемые присуждались к каторжным работам или к смертной казни. За прослушивание советских или английских радиопередач виновные приговаривались к трем — пяти годам каторги. За хранение оружия или боеприпасов «особые германские суды» приговаривали к казни и лишь в отдельных случаях — к каторжным работам. (По другую сторону линии фронта — то же самое. — И. Д.)

В своих приказах и распоряжениях, обращенных к русскому населению в первые дни оккупации, нацисты прямо указывали, что за отсутствием судебных органов все споры решают представители русской администрации — старосты и бургомистры. Они должны были решать все дела, опираясь на свои собственные представления о справедливости. Но при совершении опасных преступлений староста вместе с понятыми был обязан доставлять виновного на суд немецким властям.

Размах движения антинемецкого сопротивления, неожиданный для агрессоров, а также неудачные попытки сломить его в первые месяцы жестоким массовым террором сделались для оккупационных органов, особенно после провала молниеносной войны, предметом величайшей заботы.

Некоторые представители немецких военных сил стали требовать изменения политико-пропагандистской тактики в отношении населения. Уже 13 декабря 1941 года начальник тыла сухопутных войск писал Розенбергу о том, что военное положение требует активного привлечения населения оккупированных областей на немецкую сторону.[213]

209

ГАОО. Ф. 1283. On. 1а. Д. 33а. Л. 16.

210

ЦГАИПД Ф. 0–116. Оп. 9-Д. 602. Л. 25.

211

Сергунин И. И. Давали клятву партизаны. С. 307.

212

АУФСБСО. Д. 14 236. Л. 45.

213

Мюллер Н. Вермахт и оккупация (1941–1944). М., 1974. С. 255.