Оккупация

Сельским жителям было в чем-то легче, чем горожанам. И в предвоенные годы многие колхозники жили за счет своих приусадебных участков.

Часть жителей Новгорода и Пскова, не имевшая постоянной работы, привлекалась к снегоочистке железных дорог и другой неквалифицированной деятельности. Неявка на такую работу рассматривалась как саботаж, за который виновный мог быть отправлен в лагерь. Людям, работавшим в порядке трудовой повинности, полагалась ежедневная пайка хлеба, которую выдавала райжилконтора. К работе привлекались и дети. В мае 1942 года в Пскове были организованы юношеские рабочие дружины, состоявшие из детей одиннадцати — двенадцати лет. Они работали на уборке города по четыре часа в день.[617]

Среди детей и подростков в городах стала популярна профессия «рикши».

«Во время оккупации все неработающие жители, а это старики и дети, старались, как могли, найти пропитание. Детям в этом отношении было несколько “лучше”. Мы, ребята, переделали лошадиную двухколесную повозку под тележку и по очереди использовали ее для перевозки немцам их рюкзачков. Услугами этими не брезговали ни офицеры, ни рядовые. За то мы получали от “освободителей” то кусок эрзац-хлеба, то огрызок маргарина, то одну-другую оккупационную марку».[618]

В условиях каждодневного выживания дети и подростки были поставлены перед дилеммой — пытаться как-то заработать себе на пропитание или эту еду украсть у других. Появились группы подростков, готовых на все ради куска хлеба. Не брезговали они ни воровством, ни мелким хулиганством. Так, в газете «Новый путь», которая выходила в 1941–1943 годах в Смоленске, была опубликована статья «Необходимо усмирить хулигана»:

«Пожилой человек с печальным лицом, держа в руках корзинку, зашел в редакцию.

— Вот вы осуждаете в своих газетах тех, которые не обработали землю на своих огородах, а что делать тем, которые отдали все свои силы, чтобы взрастить овощи, а сейчас вынуждены проливать горькие слезы?

— Почему слезы? — удивленно спрашиваем мы.

— Потому что хулиганы-подростки учиняют набеги на огороды и злостно уничтожают и воруют всё, что подвертывается под руки. На нашей Западно-Кольцевой улице целая шайка таких молодчиков. Атаманом у них — 15-летний Юрка Перегонцев. Он зарабатывает большие деньги, подвозя на тележках багаж с вокзала. Но в свободное время ему хочется “поразвлечься”, и вот он командует своей шайке:

— Лёнька, сейчас полезешь в тот огород и порубишь ножом тыквы. А ты, Валька, должен поломать подсолнух и стащить картошку в соседнем огороде.

Плачущий человек кладет на редакционный стол несколько зеленых несозревших тыкв и только что отцветших подсолнухов.

— Понимаете ли, как бывает горько, когда бессмысленно гибнет то, что ты взрастил?»[619]

В воспоминаниях некоторых детей, переживших оккупацию, встречается информация о том, как они ненавидели своих, как им казалось, «богатых» сверстников. Последние имели возможность ходить в школу, посещать киносеансы, над ними не висела угроза голодной смерти. Гарантией «благосостояния» этих детей являлись их родственники, работавшие в различных коллаборационистских структурах или просто занятые на производстве и имевшие возможности «подкармливать» свои семьи.

К началу войны поколение, выросшее при советской власти, представляло собой значительную силу. Разведуправление 61-й пехотной дивизии Вермахта признавало:

«В отношении молодежи необходимо констатировать очень сильное влияние большевиков. Большевики сознательно уделяли много внимания молодежи, воспитывали и продвигали ее… Они сумели пробудить в ней сознание превосходства большевистской культуры и техники, а также вселили веру в лучшее будущее советского народа».[620]

В крупных русских городах вводилась специальная должность «представителя министерства пропаганды по школам». Он непосредственно контролировал отдел просвещения городской управы. В качестве первоочередных задач, решаемых этим отделом, нацисты называли следующие:

1. Составление новых учебных планов и программ.

2. Подготовка зданий к учебным занятиям.

3. Регистрация педагогов.

4. Замена советских учебников новыми.[621]

Отдел просвещения был обязан по запросам германского командования подготовить справки о школах и вузах, действовавших на данной территории до июня 1941 года. Отдельно брались на учет все преподаватели высших учебных заведений, средних школ, работники дошкольных учреждений и дети школьного возраста.

Одной из главных проблем, которой должна была активно заниматься коллаборационистская администрация, немецкое командование назвало «дебольшевизацию населения и в первую очередь детей». Делать это предполагалось руками педагогов.

В своих «Застольных разговорах» 11 апреля 1942 года Гитлер, рассуждая о будущей судьбе России, заявил своим слушателям:

«Ни один учитель не должен приходить к ним и тащить в школу их детей. Если русские, украинцы, киргизы и прочие научатся читать и писать, нам это только повредит…

Гораздо лучше установить в каждой деревне репродуктор и таким образом сообщать людям новости и развлекать их, чем предоставлять им возможность самостоятельно усваивать политические, научные и другие знания. Только чтобы никому в голову не взбрело рассказывать покоренным народам об их истории…»[622]

Новая русская школа должна была воспитывать людей, пронемецки и пронацистски настроенных. Для нацистов школа и ее работники должны были стать той силой, которая позволила бы контролировать русскую молодежь, способствовала ослаблению на нее влияния со стороны представителей антифашистского сопротивления. На это постоянно обращалось внимание руководителей новой русской администрации. Так, в «Наставлении бургомистрам» говорилось о необходимости устройства школ на открытом воздухе:

«В населенных пунктах, в которых из-за размещения в них войсковых частей учебная работа невозможна, следует попытаться обеспечить школьную молодежь воспитанием и обучением путем учебной работы в школах на открытом воздухе. Такого рода школы можно соорудить в садах, парках, скверах, под временно оборудованными для этой цели навесами и т. п. Прилагать все усилия к тому, чтобы школьная молодежь находилась бы под присмотром».[623]

Этот документ, составленный на немецком языке с параллельным переводом на русский, широко распространялся в центральных и северных областях России.

Организация учебного процесса осложнялась отсутствием новых учебников. Временно было решено сохранить старые, довоенные, предварительно уничтожив в них все упоминания и высказывания вождей коммунистической партии и Советского государства. Данную операцию ученики проделывали под жестким контролем учителей. Переживший оккупацию ставропольчанин М. А. Горькавый так вспоминал об этом:

«В начале сентября нас, мальчишек, живущих на Подгорных улицах, заставили идти в школу, которую открыли в двухэтажном большом доме. На первом занятии дал напутствие немецкий офицер на достаточно чистом русском языке. Затем достали мы свои учебники и начали по команде заклеивать бумагой всех партийных вождей и военачальников. Потом появился батюшка в рясе и с крестом, и с того дня мы стали изучать Закон Божий».[624]

При «чистке» учебников не обошлось без курьезов. Нацистская инструкция требовала уничтожения любого упоминания о советской власти, коммунистической партии и произведений еврейских авторов. Следовательно, программа по истории Средних веков осталась без изменений. Но одна из ее тем звучала следующим образом:

617

Псков История в фотографиях 20–50-х гг. XX века. Псков, 2004. С 73.

618

Говорят дети войны. С. 107.

619

Новый путь. 1942.14 августа.

620

ГАНИНО. Ф. 260. On. 1. Д 139. Л. 62.

621

АУФСБСО. Д. 27 112-С. Л. 13.

622

Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. Смоленск, 1993. С 198–199.

623

ГАБО. Ф. 2608. On. 1. Д. 14. Л. 192.

624

Беликов Г. Оккупация. Ставрополь, 1998. С. 104.