Страница 7 из 17
Саша, видя его лицо, понимал, что шевельнись кто-то из этих двух лежащих украинских военных, он тут же получит короткую очередь в голову. Ополченцы очень сильно были злы на своих противников, оборонявших аэропорт. Нет, не за упорное сопротивление под градом пуль и снарядов, находясь в фактическом окружении. Это как раз вызывало невольное уважение. Ненависть вызывало другое. Бойцы Донецкой Народной Республики и все жители Донецка отлично знали, что с аэропорта, с его наблюдательной вышки корректировался огонь по жилым кварталам города. Гибли женщины, дети – смерть не различала ни пола, ни возраста.
На груди у Стаса ожила рация:
– Историк, бери левее, метров через пятьдесят увидишь лестницу. Постарайся по ней подняться наверх. Оттуда жарь по рукаву приема самолетов, что будет от тебя слева. Скоро оттуда укропы должны побежать.
Стас махнул рукой, указывая направление движения. Карабкаясь по остаткам бетонных конструкций, его группа из трех человек продолжала метр за метром отгрызать у противника территорию нового терминала аэропорта.
– Твою мать! Это называется лестницей?!
Сооружение, представшее перед глазами бойцов, могло с большим успехом использоваться, как центральный элемент полосы препятствий для тренировок крутых спецназовцев. В двух местах этой лестницы зияли огромные дыры от снарядов, оставляя проход шириной не более ступни. Примерно посередине была еще одна дыра, точнее пролом или провал, в котором бетона вообще не было. Лишь нескольких прутьев арматуры.
– Метра полтора придется перепрыгивать… – Повар тоскливо смотрел на это коллективное военное творчество в стиле не то абстракционизма, не то сюрреализма.
– Ну, придется, так придется! Повар, вперед! – приказал Стас.
Парень закинул за спину автомат и стал медленно подниматься по лестнице, довольно отчетливо комментируя свое восхождение матами всех частей речи – от существительных до глаголов. Вот и провал. Перепрыгнуть нужно было полтора метра плюс полметра в высоту.
Повар подобрался и прыгнул. Он сумел преодолеть полтора метра пустоты, но при приземлении его качнуло назад. Пацана спас железный прут, торчащий прямо из стены. Он успел за него схватиться и удержать равновесие. Вскоре парень был на верхнем этаже.
– Ну, примерно так и перебираемся, – философски проговорил Стас.
– Давай, Потемкин, твоя очередь.
«Никогда не думал, что так боюсь высоты», – с колотящимся сердцем Александр смотрел на разверзшуюся под ним пропасть, на дне которой была мешанина из бетона и стали.
Шаг, второй, третий. Вот и провал. Как раз под ним внизу высилась перебитая колонна, из которой вверх торчала арматура.
«Буду похож на жука в гербарии, пришпиленного булавкой», – Саша выдохнул и резко оттолкнулся от последней перед провалом ступеньки.
Мощная доза адреналина и молодые сильные мышцы перенесли Чернышева над гербарием и благополучно приземлили на верхней части лестницы. Вскоре к своим людям присоединился и Стас.
Наконец группа подобралась к груде кирпича и бетона, за которой открывался вид на аэродромное поле. Справа дымилась огромная, с четырехэтажный дом каменная груда. Это все, что осталось от наблюдательно вышки, которую только вчера ополченцы сумели-таки добить, обрушив своей артиллерией и похоронив под ее обломками ненавистных корректировщиков. Еще правее высились зеленые с золотым купола монастыря, из которого артиллерия ДНР благополучно сжигала всю технику, пытавшуюся пробиться на помощь к украинским войскам, удерживающим терминал. Слева, в каких-то двухстах метрах – прямой выстрел из калаша был виден рукав для приема самолетов.
– Вот отсюда по замыслу Гиви киборги-пидорги должны сыпануть, – Повар устраивался поудобнее на груде кирпича, отыскивая надежную опору для ног – при стрельбе с автомата довольно сильная отдача и если хорошо не зафиксировать тело, кучности стрельбы не будет.
И они действительно сыпанули. Минут через двадцать. Пять человек в зеленых касках, в какой-то светлой униформе с яркими желтыми повязками на рукавах побежали от рукава наискосок, к одиноко стоящему двухэтажному зданию, точнее остову от него.
Их стремительное появление было настолько неожиданным, что несколько секунд они могли бежать совершенно свободно. Первым на изменившуюся ситуацию отреагировал Саша. Как охотник реагирует на удирающую дичь, чисто рефлексивно, не думая. Короткая доводка стволом и палец утопил спусковой крючок. Автомат привычно забился в руках и словно на расстоянии толкнул в спину одного из бегущих людей. Тот рухнул на бетон. Остальные, мгновенно оценив, что до здания им не добежать, бросились обратно в рукав. Тут же затарахтели автоматы Историка и Повара. Еще один человек в светлом камуфляже с желтой повязкой на рукаве споткнулся. Но его тут же подхватили бегущие рядом товарищи и заволокли обратно в здание. Откуда-то слева по группе Стаса начал бить крупнокалиберный пулемет. Саша почувствовал, что в лицо будто дунуло горячим воздухом – в сантиметре от его лба пронеслись на сверхзвуковой скорости шестьдесят четыре грамма легированной стали. Сильный звук удара бронебойной пули в бетонную стену рядом с ним и резкая боль в левом глазе для него произошли практически одновременно. Со стоном, хватаясь за глаз, Чернышев упал на колени.
– Что там, Саня? – услышал он голос Стаса.
– В глаз что-то ударило, пробормотал Александр, с ужасом чувствуя, как по его ладони, закрывающий травмированный глаз побежала кровь.
– Гиви, у меня трехсотый, – кодированное сообщение ушло в эфир.
– На, Потемкин, держи, – Чернышев услышал голос Повара и почувствовал, как в его руку вложили бинт. – Промокни и убери руки, а то еще инфекцию занесешь.
– Перевяжи его, – скомандовал Стас.
– Руки убери! Давай, давай, не ссы! Попробуй глаз открыть! Видишь что-нибудь?
– Нет…
– Хреново, – Стас посмотрел на Чернышева. – Ладно, Потемкин, не дрейфь. Прорвемся!
Повар наложил повязку на глаз Саше:
– Во, настоящий Потемкин! У того какого глаза не было? А, Историк?
– Левого… – за товарища ответил Саша.
– Ну, все точь-в-точь! – несмотря на трагичность ситуации, Повар и Стас рассмеялись. Усмехнулся и Саша.
– Историк, что у вас? – выплюнула из себя рация на груди Стаса.
– Все в порядке. Выход из рукава контролируем. Укропы пока не лезут.
– Кто трехсотый?
– Потемкин. В глаз ранили. Передвигаться может.
– Понял. Продолжайте контролировать выход. Ночью вас сменят.
Их действительно ночью сменили. К тому времени у Александра Чернышева левый глаз пылал. Повар ему пару раз менял повязку, так как прежняя насквозь пропитывалась кровью.
Когда Саша пробирался в кромешной тьме по грудам битого кирпича и бетона, стараясь не напороться на куски арматуры, в его голове крутилась смешная фраза из детского мультфильма: «Как корабль назовешь, так он и поплывет». Раз Потемкин, значит должен быть одноглазым!
Донецк, военный госпиталь, проспект Ильича, 12. 20 января 2015 года
– Ну что, Потемкин, как дела? Мне врачи сказали, что твой глаз видеть будет.
– Привет, Историк. Да он видит, только хреново. Вдали все расплывается.
– Ну, ничего. Как говорят – время лечит. А ты молодцом в аэропорту себя вел. Даже укропа завалил, – Стас внимательно посмотрел на Александра.
Тот понял этот взгляд.
– Изучаешь, мучаюсь ли я из-за этого?
– Ага. А то у нас тут некоторые интеллигенты в первом бою или обосруться, или потом терзают себя всякими на хрен никому не нужными гуманитарными рефлексиями.
– Не волнуйся, я не из таких. Для меня это враг с оружием. Поэтому его надо уничтожить. Тут все очень просто и банально. Или ты его, или он тебя. Остальное – его мать, мысли и прочий богатый внутренний мир сейчас не играет никакой роли.
– Ну что, скажешь, молоток, Потемкин! – Стас широко улыбнулся. – Ничего, отобьем Малороссию у бандеровцев, и снова будем заниматься историей. Ты своей любимой екатерининской эпохой, а я… нет, я историком уже не буду. Я так и останусь военным. Че то мне кажется, что в наше время работы военным будет хватать. Вступили же в эру Водолея, мир переформатируется. Тут без самого эффективного и быстрого реформатора – калаша никак.