Страница 3 из 50
Данка шла по улице, нога за ногу, в новых валенках. Под валенками скрипел недавно выпавший снег. Принц! Сюда, к ним в поселок, может статься, приехал настоящий принц, который ищет дорогу на болота, чтобы восстановить союз с болотницами. Прямо как в сказке.
Мать разрешала Данке листать книжки из гостиничной небольшой библиотеки, а бабка с горем пополам научила ее читать. Книжные истории Данке нравились. В них говорилось про любовь, которая выше всех преград, про благородных рыцарей и прекрасных дам. Принц, должно быть, скрывается от всех, чтобы его не нашли и не уговорили вернуться во дворец. А это значило, что любой из тех, кто живет сейчас в гостинице, мог оказаться…
— Болотный выкормыш! Тронутая бродяжка! По болоту бродит, с лягушками хороводы водит!
Тереска и Янка, заклятые Данкины подружки-врагини, бежали за ней следом.
— Дуры, — сказала Данка с достоинством, почти как Мира. — Глупые курицы.
— Курица — и то лучше жабы! — крикнула Тереска.
— А ты как раз жаба и есть, — поддержала ее Янка, — настоящая жаба! Скидывай валенки, у тебя там перепонки, точно говорю, ты все в болото шастаешь, думаешь, никто не знает!
— Дуры, — повторила Данка, отступая вниз по улице. — Нету у болотниц между пальцами перепонок, когда они посуху ходят, они ж перевертыши.
— А ты откуда все про них знаешь? В тумане шаталась, с болотницами целовалась!
Только тут Данка запоздало вспомнила, что не надо бы на весь поселок кричать про болотниц и шатания в тумане. Огляделась — вроде никого.
— Курицы ощипанные, — пробормотала Данка, теперь уже себе под нос, и, горбясь, побежала домой. Знобило, ветер сек по ногам жесткой снежной крупой.
***
В гостиницу приехали новые постояльцы. Сделалось шумно, суетливо. Мать велела Данке идти ночевать к бабке.
Данка обиделась даже:
— А помогать тебе кто будет? Постели поменять, комнаты проветрить, все сама, что ли?
— Справлюсь как-нибудь, — сказала мать. — Ничего.
— Дел же, — растерялась Данка, — невпроворот. Гостям прислуживать надо…
— Гости гостям рознь. — Мать хмурилась, точно у нее зубы болели. — Нынешним господам не нам с тобой, Дануся, прислуживать. Ты иди, поняла?
Так что Данка побежала к бабке, радуясь нечаянному безделью. Та, ворча, загнала внучку на печь, греться. Снаружи в заиндевевшее окно светил тонкий месяц. Данка сидела носом к стеклу, глядя на улицу. От зенита и до вершин деревьев было ясно, перемигивались колючие, холодные зимние звезды. Ниже плыла, стелилась туманная дымка, едва заметно переливаясь в лучах месяца неяркой радугой.
— Рано в этом году холода, — сказала бабка. — Нехорошо.
— Баб, — спросила Данка, — а жабий камень, он какой? Ты его вживую видела?
— Тебе зачем? — отозвалась бабка сердито. — Ну, видела.
Данка вздохнула. Расспросы про болото и болотниц бабка не любила, а кого еще спросишь-то? Данка как-то пробовала поговорить с матерью, вышла одна брань да ссора. Мать даже ходила ругаться к бабке и грозилась отправить дочку к брату, Данкиному дяде, в город, чтобы училась и не забивала себе голову ерундой.
— А ты, — Данка замямлила, не зная, как спросить, — ты его, ну, камень-то жабий… сама… ну…
— Нет, — отрезала бабка. — Сама — не добывала.
Данка шумно выдохнула с облегчением, даже занавеска на окне колыхнулась.
— Они ведь их убивают, болотниц-то, — сказала она жалобно. — Ради камней этих жабьих. Разве так можно?
— Нельзя, — согласилась бабка. — Нельзя, а все равно убивают. Чужая жизнь дешевле своей, Дануся, а у тех, кому своей жизни не жаль, есть родные, любимые.
Данка представила: мама умирает. А она, Данка, с ножом в руках стоит над Мирой. Ей надо вырезать у Миры из головы камень, и тогда мама будет жить. Нет, не представлялось. Ни в какую.
— Ложись спать, — сказала бабка. — Время позднее.
Подоткнула Данке одеяло, села рядом и тихонько запела-забормотала колыбельную. Раньше, когда Данка была маленькая, бабка часто ей пела, а сейчас почти перестала. Слова в песне вроде бы простые, но отчего-то не запоминались, сливались в неразборчивый, успокаивающий шум вроде шороха дождя.
Глаза сами собой закрылись.
***
Ночью с юга пришло тепло. Данка проснулась под стук воды, капающей с крыши. Сунулась на улицу, под ногами зачавкала подтаявшая грязь.
— Что за девка, — без особой сердитости ворчала на Данку бабка, — все ей нипочем! В мокрых валенках скачет, что твоя коза, и хоть бы хны. Глотай живей отвар, из твоей же давешней клюквы, а ну как все же заболеешь.
— Не заболею, — пообещала Данка, но отвар послушно отхлебнула — пряный, кисло-сладкий, пить такой — одно удовольствие.
Подумав, добавила:
— Я не коза!
Дверь скрипнула, и в дом вошли трое. Без стука, без спроса. Не местные. Этих Данка раньше, кажется, в деревне вовсе не видела. Должно быть, вчера приехали.
Двое незваных гостей были в одинаковых синих с мехом платьях. Между собой они тоже были чем-то схожи: широкоплечие, высокие, с одинаковыми скучными лицами.
Третий, напротив, улыбался, и глаза у него были ласковые и почему-то грустные.
— Доброго дня этому дому, — поздоровался он негромко.
И запоздало спросил:
— Позволите войти?
У бабки на переносице залегла глубокая морщина, но гнать гостей она не стала. Да и то сказать, погонишь тут, вон двое синих уже посреди комнаты стоят.
Человек с ласковыми глазами присел на корточки, и его лицо оказалось на одном уровне с Данкиным.
— Ты знаешь, как пройти внутрь болота. — Он не спрашивал, а утверждал. Голос у него был такой же, как лицо, — душевный, доверительный.
— Н-нет. — Данка помотала головой. — Я… я так, просто. Я никуда.
— Не трогали бы вы ребенка, милсдарь, — попросила бабка, комкая в руках подвернувшуюся веревку. — Добром прошу, не надо.
Тот в синем, что стоял ближе к окну, вдруг одним длинным шагом шагнул к бабке через всю комнату — Данка совсем не поняла, как у него это вышло, — и аккуратно вынул веревку из ослабевших бабкиных рук. Тут же резко сжал кулак, смял веревку в ладони, словно что-то живое, словно раздавить хотел. Концы веревки по-змеиному захлестнули было его руку — и опали, затрепетали, бессильно повиснув.
Данка моргнула: показалось? Нет?
— Ну зачем вы так? — укоризненно сказал ласковый. — Не стоит, пожалуйста. Девочка… Дана, правильно? Так ты проведешь нас в болото? Нам очень надо. Я тебя прошу.
— А вы… — Данка чуть было не спросила его: а вы, что ли, правда сам принц?
Но прикусила язык — даже если перед ней и впрямь принц, что он, дурак, признаваться поселковой девчонке.
Не очень уверенно улыбнулась ему в ответ, настороженно глядя в глаза.
— Пожалуйста, — очень жалобно попросил он еще раз.
Он был трогательный и очень красивый, прямо как на картинке в книжке.
Данка глянула на бабку — та медленно кивнула, жуя сухие губы.
— Хорошо, — сказала Данка, — проведу.
***
Они вошли в болото не сразу. Сперва долго брели вдоль кромки, искали подходящую тропку. Данка шла на пару шагов впереди, пришлые — за ней. Данка напряженно размышляла: не лучше ли будет нырнуть в туман и убежать, у нее получится, она ловкая, быстрая. Она бы успела. Но, вспомнив, как широкоплечий в синем одним движением перешагнул бабкину комнату, Данка раздумала бежать. Этот — поймает.
— Как вас зовут? — спросила она у того, в котором всерьез подозревала принца.
— Грегор, — ответил тот. — Очень приятно.
Из знатных, уверилась Данка окончательно. Вон какой вежливый. И руки нежные. Мозолей нет совсем — если принц, оно и правильно, откуда у принца мозоли? Или все-таки не принц?