Страница 41 из 151
— Ненавижу, когда меня… пытаются контролировать, — горько выплюнул он наконец. — Особенно… эти.
— Люциус, поверь, я понимаю, о чем ты, — мягко отозвалась Гермиона.
Малфой резко повернулся, и в глазах его сверкнул гнев.
— А я как раз не нуждаюсь в твоем понимании! И не нуждаюсь в этой… спокойной оценке ситуации, в твоем анализе моего взаимодействия с нынешней властью. Мне нужна твоя страсть, твой голод, твое вожделение! Как смеют они заставлять нас стоять там и объяснять им что-то, словно нашкодивших и оправдывающихся перед преподавателями школьников?
В его словах плескалось столько яда, что Гермиона даже не нашлась с ответом. Лишь отвернулась и села за свой стол, оставив его по-прежнему глядящим в окно. Впервые (с тех пор, как схватил ее за горло во время самой первой встречи здесь, в кабинете) Люциус позволил так ярко проявиться тем чертам, которые она не раз замечала в нем раньше. Много лет назад. И все же… Сейчас это не шокировало и не пугало. Более того, сегодняшняя вспышка даже чуточку льстила — Люциус Малфой жаждал ее страсти, ее голодного вожделения.
«Разве не то же самое испытываю по отношению к нему и я? И счастлива отдать ему то, чего он так ждет…»
Гермиона продолжала молчать, давая Люциусу успокоиться, но следующая фраза застала ее врасплох.
— Я не желаю, чтобы ты возвращалась к нему!
Она на мгновение растерялась.
— К Кингсли? Но я не собираюсь сегодня встречаться с министром еще раз.
— Я имел в виду не Кингсли, — он почти шипел.
Понимание ударило молнией: Люциус говорил о Роне.
Зная, что эта тема рано или поздно будет затронута, Гермиона молчала, по-прежнему сидя за своим столом и повернувшись к нему спиной.
«Как не вовремя… Черт! Очень. Очень не вовремя…»
— Ты сам понимаешь, что это необходимо. Не могу же я просто так взять и… уйти.
Люциус долго молчал. Казалось, он думает над ее словами. Но, когда заговорил, голос был холоден, словно лед.
— Не смей позволять ему прикасаться к тебе. Если дотронется хотя бы пальцем, я убью его.
Осознав произнесенное и ощутив, как к горлу подкатывает волна тошноты, Гермиона вздрогнула.
«Это он… образно сказал? Или… как?»
Уже через секунду, со сжатыми кулаками и горящими от гнева глазами, она стояла прямо перед Малфоем.
— А ты никогда не смей говорить со мной так, как сделал это сейчас. Я не твоя собственность, Люциус. Тем более что контролирую ситуацию, поступаю и дальше буду поступать так, как сочту нужным. Не думай, что сможешь мне указывать. И никогда! Слышишь? Никогда не смей угрожать жизни тех, кто мне дорог.
Задыхаясь и дрожа от ярости, они уставились друг на друга, и Гермиона поймала себя на мысли, что еще ни разу не видела Малфоя таким разозленным. Его глаза казались сейчас колкими льдинками, которые замораживали и обжигали одновременно. Понимая, что должна испугаться, и при этом не ощущая ни капельки страха, Гермиона упрямо вскинула подбородок, но вызывающего взгляда так и не отвела. Их обоюдный гнев начал закручиваться в тесном пространстве кабинета тугой спиралью стихийной магии, готовой вот-вот выплеснуться наружу.
А потом Люциус шагнул к ней и, жестко схватив за плечи, притянул к себе. Его поцелуй обрушился, как обрушивается буря, желая смести на своем пути все. Гермиона понимала, что самым правильным сейчас будет оттолкнуть его. Остановить яростное безумие, охватившее обоих. И даже попыталась это сделать, но Малфой был слишком силен, и ее слабые трепыхания лишь заставляли его еще крепче сжимать Гермиону в объятиях. Уже скоро, отвечая на поцелуй, она почувствовала, как ярость сменяется возбуждением, и прижалась к нему сама.
Шевельнув ногой, Люциус пнул ее рабочее кресло в сторону. То послушно откатилось и с грохотом опрокинулось на пол. Затем оторвался от Гермионы, на мгновение обжег ее взглядом и, развернув к себе спиной, заставил наклониться и лечь грудью на стол. Она негромко ахнула, отчаянно пытаясь убедить себя, что должна сопротивляться, кричать, чтобы он остановился, но при этом отдавала себе отчет, что не желает ничего подобного. Скорее наоборот: зная, что именно сделает сейчас Малфой, она так же отчаянно жаждала этого.
Пара секунд — и он быстро расстегнул ее джинсы и опустил их вместе с трусиками вниз. Потом, не произнеся ни слова, схватил ее за шею и прижал к столу еще сильней. Послышался звук расстегиваемых брюк, и вот Люциус уже в ней. Гермиона негромко вскрикнула и дернулась, ощущая, как соски трутся о столешницу, возбуждая ее еще больше. С губ слетел невольный стон наслаждения.
Что-то невнятно прошипев в ответ, Малфой вышел из нее почти полностью и снова погрузился: еще глубже, чем раньше. Он двигался быстро и яростно, будто доказывая что-то. И каждый толчок заставлял внутренности Гермионы сжиматься в тугой узел сильней и сильней, уже предвкушая оргазм.
— Я выкорчую его из тебя, — горячий злой шепот коснулся ее уха. — Если он дотронется до тебя, еще хотя бы раз, уничтожу. Клянусь. Я. Выебу. Его. Из тебя. Из твоего тела. Из твоей души. Из жизни, — размеренно перечислял он, сопровождая каждое слово мощным и глубоким толчком.
От всего происходящего — от обжигающего шепота, от слов, от того, как он двигался — Гермионе казалось, что она в каком-то бреду. Где она сейчас? Кто она? Все оказалось забыто. Кроме этого человека, претендующего на каждую частичку ее души и тела. Толчки Малфоя стали еще быстрей, и Гермиона почувствовала приближение оргазма.
— О, Господи… Глупый… Я же твоя… Только твоя… Люциус, не останавливайся, прошу… — бессвязно стонала она. — Как ты мог подумать, что есть кто-то еще, кроме тебя?.. Никого… Никого не было с тех пор, как… — договорить Гермиона не успела.
Отчаянно выкрикнув напоследок его имя, она ощутила, как растворяется в накатившей волне наслаждения. И словно из-под воды услышала гортанный торжествующий стон Малфоя, оказавшегося во власти собственной разрядки.
Потом они еще долго не шевелились, так и оставаясь слитыми и постепенно успокаивая дыхание. Казалось, прошла целая вечность, когда Люциус неспешно отстранился и, на ходу оправляясь, поднял упавшее кресло. Гермиона привстала со стола и, еще слегка подрагивая, тоже начала приводить себя в порядок.
«Свитер задран почти до шеи, джинсы с трусиками сползли к лодыжкам. Хороша! Ничего не скажешь», — она ощутила, как бедра и низ живота побаливают там, где только что настойчиво бились о край столешницы.
Люциус спокойно, без единой эмоции взглянул на нее перед уходом.
— Завтра вечером я жду тебя в Малфой-мэноре. И хочу, чтобы ты осталась на ночь, — категоричность в его голосе сочеталась с некоторой прохладой.
Гермиона промолчала, ничего не ответив. Но Малфой и не ждал ответа. Потому что оба знали: завтра вечером она будет в поместье.
Какое-то время Люциус просто стоял и смотрел на нее. Взглянув на него, Гермиона с ужасом осознала, что сейчас он должен уйти — пришло время расстаться. Он слегка шевельнулся, будто собираясь снова подойти к ней, но, взяв себя в руки, остановился и замер. Гермиону болезненно кольнуло разочарование. Нет, она понимала, что нежного и ласкового прощания сегодня у них не получится, но это казалось и не столь важным. Отголосками их безоговорочного, страстного и неодолимого влечения друг к другу был сейчас напоен даже воздух. Малфой напоследок еще раз пробежался взглядом по ее фигуре, потом повернулся и быстро вышел из кабинета, оставив после себя лишь пьянящий аромат.
Несколько минут она просто сидела, бездумно уставившись на гладкую поверхность стола и даже порой проводя по нему ладонью, будто напоминая себе о том чувственном безумии, которое охватило их совсем недавно. Затем, в конце концов, взяла себя в руки и занялась работой.
Но погрузиться в нее полностью так и не смогла — мысли постоянно возвращались к Люциусу и к его категорично предъявленному ультиматуму. Гермиона понимала, что тема не закрыта и к ней, так или иначе, им придется вернуться. И очень скоро. Поэтому, увидев на часах, что конец рабочего дня уже близок, не поняла — радоваться этому или огорчаться.