Страница 36 из 151
В одиннадцать часов Рон объявил, что у него срочные дела в Косом переулке и ушел. А облегченно вздохнувшая Гермиона откинулась на диване: счастливая, что какое-то время не нужно притворяться и лгать. Усилия, которые приходилось прикладывать для поддержания видимости нормальных отношений, начали тяготить.
«И как долго, спрашивается, я смогу разыгрывать этот спектакль?»
Принеся из спальни коробочку с лебедем, она уселась за стол и выпустила его наружу, чтобы снова восхищенно насладиться мягкими и плавными движениями фигурки.
«Господи… Он — прекрасен. Наверное, это самая красивая вещица, что я когда-либо видела…»
Прошло около получаса, когда в дверь кто-то позвонил. Гермиона дернулась и быстро сбежала вниз. Это был Гарри.
— Привет! Как раз надеялся, что застану тебя. Я могу подняться? — он выглядел свободным и раскованным, но все же не до такой степени, чтобы знавшая его наизусть Гермиона, не ощутила в голосе легкой настороженности. Тем не менее… Как она могла сказать «Нет» лучшему другу?
— Привет, Гарри. Конечно, входи.
Тот прошел в коридор и направился вверх по лестнице.
— Извини, Рона нет дома, так что, боюсь…
— Знаю. Он говорил, что сегодня утром собирается по делам.
— Хм… Даже так… И когда же он говорил?
— Когда вчера днем заходил к нам.
Какое-то время Гермиона молчала. Конечно же, она должна была догадаться, что Рон побежит жаловаться на нее и на жизнь прежде всего к Гарри и Джинни.
— Понятно… Значит, вы знаете о том, что я пару дней отсутствовала?
— Угу, знаем.
— Интересно, и как же Рон преподнес вам это событие? — будто ни в чем не бывало, спросила Гермиона.
По ответу Гарри было понятно, что тот расстроен и беспокоится, искренне беспокоится за обоих друзей.
— Он волновался за тебя, хотя и злился ужасно. Согласись, его можно понять… Не очень-то приятно, когда подруга бросает тебя на ночь глядя, чтобы исчезнуть в неизвестном направлении. Рон сказал, что почти не спал той ночью и отпустил лишь потому, что ты казалась решительно настроенной, чтобы исчезнуть и не общаться с ним. Потому и позволил тебе уйти…
— Рон говорил, куда я отправилась? — с опаской задала она следующий вопрос.
— Сказал, что ты прислала сову с запиской, будто находишься у родителей.
— Я и была у них! — несколько агрессивно отозвалась Гермиона, хотя и понимала, что не имеет никакого права на эту агрессию.
— Да нет проблем. Конечно! Ты можешь навещать их, когда и сколько пожелаешь. Кто ж возражает? Другой вопрос — почему ты это сделала. Как ушла из дома тем вечером. Вот, что беспокоит всех нас, — Гарри выглядел чуточку раздраженным.
Пытаясь найти объяснение, которое было бы правдиво, но не открывало слишком много, Гермиона задумалась.
— Не знаю, что со мной происходит, Гарри… Может быть… Может быть, это из-за моей работы, из-за того, что узнала много нового и интересного. И мне это нравится! В отличие от Рона, который даже не пытается скрыть свое безразличие к тому, что интересует меня…
— Ну же, Гермиона. Вы с Роном прошли через многое, и отношения уже проверены годами. Да и потом, мы пережили столько приключений, что их хватит до конца жизни. Не находишь? Мне кажется, бедолага Ронни заслужил спокойное лежание перед телевизором.
Он пытался шутить, но Гермиона не поддержала этот нарочито беззаботный тон.
— Дело в том, что я выросла, Гарри. Сильно повзрослела. Не только из-за войны и того, что пережила во время нее. Иногда мне кажется, что я переросла наши от… — она остановилась, поняв, что и так сказала слишком много.
В гостиной повисло напряженное молчание.
— Хочешь сказать, что допускаешь мысль о разрыве? — резко отозвался Гарри, шокированный этим откровением.
Ощутив, как голова раскалывается от мучительной боли, Гермиона обхватила ее руками.
— Я не знаю, Гарри… Не знаю! Может быть, мы просто переживаем трудный период. Случается же что-то такое даже у самых благополучных пар?
— Конечно, случается… но если уж начистоту, то сегодняшние ваши трудности… по моему мнению, созданы исключительно тобой. Рон не изменился ни на йоту, он такой же, каким и был всегда. Не у вас трудный период, Гермиона… а у тебя. Только у тебя. И мне тяжело видеть, как из-за этого страдает мой друг. Потому что ему очень больно! Тебе нужно обсудить это с Роном. Он сказал, что вы просто перестали общаться и что раньше такого никогда не случалось. А вот это как раз то, Гермиона, что беспокоит меня гораздо сильнее.
Она, молча, слушала. Конечно же, Гарри прав, но внимать его увещеваниям и размышлять о них Гермиона не находила в себе ни сил, ни желания. Сейчас и душа, и разум оказались настолько поглощенными Люциусом, что все отвлекающее от него, неимоверно раздражало и даже утомляло. В том числе и их отношения с Роном. Почувствовав волну неприязни к Гарри за столь настойчивое вмешательство, она холодно и категорично проговорила:
— Да, я поняла. И обязательно обсужу эту проблему с Роном, когда буду готова. Сейчас же меня больше волнуют другие вопросы, в которых хотелось бы разобраться. И извини, Гарри. У меня дела, давай увидимся на следующей неделе? — ошеломив старого друга внезапным и категоричным отпором, Гермиона демонстративно поднялась с дивана.
— Прекрасно! Браво, Гермиона. Что ж, увидимся на следующей неделе, — с обидой воскликнул Гарри. — Я понимаю. У тебя же так много вопросов и дел, которые важней ваших отношений с Роном… Не смею тебя задерживать. Пока!
Гермиона видела, что он ужасно разозлился, но желание остаться одной оказалось сильнее угрызений совести из-за того, что так резко осадила друга. Дверь за ним громко захлопнулась, но этот звук лишь обрадовал: она снова осталась одна.
Остаток дня Гермиона провела вне дома. С подарком Люциуса, лежащим в сумочке, она долго гуляла по городу, иногда заглядывая в какой-нибудь парк, отмечала для себя попадающиеся по дороге музеи, выставочные галереи и не думала ни о чем и ни о ком, кроме Люциуса. О том, как же хочется, чтобы сейчас он шел рядом, а она с наслаждением бы показывала ему все эти достопримечательности, будто делясь с ним этим миром. Своим миром. Гермиона была уверена, что Малфой откликнется на его красоту даже несмотря на то, что мир этот не что иное, как творение маглов.
«Стоп, Гермиона! Кажется, ты стала забывать, что программа реабилитации Люциуса еще и твоя работа!»
Подумав, что пора им снова выбраться куда-нибудь в мире маглов, она ощутила радостное волнение. А то, что произойдет это еще и с официального разрешения министра магии придавало ситуации дополнительную пикантность.
Вечер субботы прошел тихо, но вполне себе мирно: Рон смотрел телевизор, Гермиона читала. Спать они улеглись, как и вчера, как можно дальше друг от друга, и уже скоро, устав от долгой прогулки, она заснула.
Наступило воскресенье. Не зная, чем заняться, Гермиона предложила сходить куда-нибудь пообедать, и они с Роном отправились в небольшой паб на берегу Темзы. И все казалось бы прекрасным — шум переполненного паба и грохот музыки здорово отвлекали — если бы не настойчиво пульсирующая в сознании мысль:
«А ведь я могла бы провести этот вечер с Люциусом…»
К вечеру глухая тоска по Малфою стала невыносимой, и Гермиона почувствовала, как тело охватывает тупая ноющая боль. Вернувшись домой, она почти сразу же отправилась спать, боясь, что еще чуть-чуть и боль ее истосковавшейся души и тела превратится в агонию. Мечась по кровати, Гермиона молилась лишь об одном: о том, чтобы скорей наступило завтра. Так и не сумев успокоиться, она уснула тяжелым и беспокойным сном.
Утром Рон сразу же обратил внимание, что от недавней угрюмости подруги не осталось и следа, и поначалу даже выдохнул с облегчением. Что ни говори, а перепады ее настроения беспокоили не на шутку. Сейчас же… Сейчас она готова была уйти на работу и выглядела такой красивой и сияющей, что Рон был счастлив. Счастлив несколько минут, пока в голову вдруг не пришла нелепая, но ужасная мысль, которую, испугавшись, он тут же отбросил на задворки сознания.