Страница 31 из 151
Опустив руку, Гермиона почувствовала, какой твердый и нетерпеливый он снова. Люциус резко вдохнул, когда тоненькие пальчики сжали гладкую головку, поглаживая ее так же чувственно, как дразнил ее грудь он. Уже не в состоянии сдерживаться, он потянулся к ее рту и обрушился на него, врываясь языком в теплую бархатистую влажность. Открываясь ему навстречу и углубляя поцелуй, Гермиона снова застонала. Неожиданно Малфой раздвинул ей ноги коленом, схватил за бедра и с силой перевернул прямо на себя. Гермиона тут же почувствовала, как кончик плоти мучительно подрагивает у входа в нее. Толчок возбуждения, похожий на удар электрического тока, пробежал сквозь тело, и она откинула голову назад, низко и радостно смеясь от удовольствия.
Выражение откровенного желания и удивления явно читалось в его взгляде. И Гермиона почувствовала, как торжествует сейчас от той очевидной власти, которую имеет над этим, доминирующим во всем, самцом. Конечно, она позволит ему диктовать ей что-то, но лишь зная, что в самое ближайшее время сможет делать с ним все, что угодно, и уже на своих условиях. Сейчас же, в эту минуту, ей хотелось разрешить ему повелевать — так горячо она упивалась их взаимным вожделением. Почувствовав молчаливое согласие, Люциус властно произнес всего одно слово и его голос уже почти подвел ее к краю.
— Опускайся.
Мучительно медленно, для начала помогая себе рукой, дюйм за дюймом она начала неторопливо опускаться на него, с каждой секундой чувствуя, как пылающие стенки влагалища растягиваются, приспосабливаясь к его величине. Голова невольно откинулась назад, и Гермиона страстно застонала, не сумев обуздать себя. Будто отвечая на этот стон, Люциус снова резко схватил ее бедра и насадил на себя полностью. Оба замерли, он — наслаждаясь ощущением тесноты обхвата, она — невероятным ощущением наполненности. Потом поднял Гермиону так, что кончик члена чуть не выскользнул, и снова медленно, очень медленно, опустил на себя вниз, не сумев сдержать тихого рычания, когда почувствовал, как крепко сжимаются тугие мышцы влагалища. Гермиона с трудом выдерживала эту муку — хотелось двигаться на нем быстрее, глубже, но Малфой не позволял, крепко держа за бедра и контролируя темп.
Невольно скользнув ладошками вверх, она нашла свою грудь и зажала соски между большими и указательными пальцами. Увидев это, глаза Люциуса расширились, и Гермиона почувствовала, как он пульсирует внутри нее, увеличиваясь еще больше. Темп тут же ускорился и, наконец, Малфой позволил ей двигаться на себе так, как хотелось. Не рассчитав, она даже опустилась настолько сильно, что вскрикнула, ощутив удар о шейку матки. И все же это было прекрасно…
Внутренности медленно плавились, но Гермиона продолжала двигаться на нем быстрей и быстрей, когда почувствовала себя на грани. Посмотрев на Люциуса сверху вниз, увидела, что глаза его не отрываются от нее, а рот исказился в чувственном бреду. И застонала от блаженства сама, когда он опустил правую руку и большим пальцем нашел клитор, начиная с силой поглаживать его круговыми движениями. Этого было более чем достаточно. Гермиона опустилась еще несколько раз, когда внутренности превратились в лаву. Оргазм обрушился на нее слепящей вспышкой света, обжигающей глазные яблоки, заставляя стенки влагалища яростно пульсировать и сжиматься. Заставляя своей женской сущностью ощущать его собственный взрыв, бьющий в нее раз, два, три, чувствуя, как он приподнимает бедра, пытаясь проникнуть в нее так глубоко, как только можно. Первобытный стон мужского экстаза заполнил комнату, и Малфой запрокинул голову на подушку в мучительном, но бесконечно сладком удовольствии.
Когда все кончилось, Гермиона наклонилась, тяжело дыша и пристально глядя в его глаза, которые казались ей сейчас самыми живыми из всех глаз на земле, что она когда-либо видела.
А потом, почти сразу же раздался стук в дверь. До сих пор пребывая в состоянии чувственного бреда, она уже ни капельки не волновалась, что кто-то увидит ее голой верхом на Люциусе, но Малфой, взяв себя в руки, мягко столкнул ее в сторону и, прижав к себе, натянул простынь на обоих, и только после этого произнес:
— Войдите.
Снова застонав от чувства потери, Гермиона упала рядом, смутно осознавая, что должна быть благодарна ему за то, что Тибби не видела их в таком вопиюще неприличном состоянии.
На низком столике у камина, домовиха аккуратно разместила поднос с красиво нарезанными бутербродами, салатом, ломтиками багета, тщательно украшенной тарелкой с морепродуктами, включая омара, клубникой и бутылкой шампанского. Едва пришедшая в себя, Гермиона ахнула от изумления:
— Это так сильно отличается от ночных закусок, к которым я привыкла. Большое спасибо, Тибби.
Та удовлетворенно улыбнулась и осторожно взглянула на хозяина. Гермиона не думала, что он собирается благодарить домовиху, но Люциус вдруг заговорил, совершенно искренне, хотя и сдержано:
— Молодец, Тибби. На сегодня — все. Можешь отдыхать.
Улыбнувшись еще шире, эльфийка поклонилась и с тихим хлопком исчезла.
Гермиона повернулась к Малфою.
— Вот видишь, что происходит, когда ты добр к кому-то?
Он искоса посмотрел на нее и с ухмылкой повторил:
— Вот видишь, что происходит, когда к кому-то добра ты?
Гермиона приподнялась на локте и пристально посмотрела на него:
— Думаешь, мое отношение к тебе — всего лишь доброта?
Ответ Люциуса прозвучал почти сухо:
— Думаю, мы оба знаем, что все обстоит гораздо сложнее…
— Ну, да… — Гермиона отвернулась, глядя в пространство комнаты и пытаясь разобраться в путающихся мыслях. — Все, безусловно, намного сложнее…
Какое-то время они неловко молчали, обдумывая, что именно собирался сказать друг другу каждый. И четко осознавая то, что именно было сказано.
А потом Гермиона глубоко вздохнула и села на кровати. Бросив взгляд на Люциуса, нарочито весело проговорила:
— Давай продолжим эту тему позже, я просто умираю от голода, — а потом, игриво запустив в него подушкой, выскочила из кровати и опустилась на колени рядом столиком, полным аппетитнейших яств.
Тот коротко улыбнулся, сверкнув в пламени камина, глазами, тоже поднялся и присоединился к ней.
Какое-то время они просто молча ели, жадно утоляя внезапно настигнувший голод. Гермиона заметила, как пристально Люциус наблюдает за ней; наблюдает, как она ест, будто движения ее рта очаровывали его. И уже видела это раньше, во время ланча. Опустив глаза, она смущенно улыбнулась, и румянец тут же омыл щеки. Заметив это, Люциус слегка прищурился и тоже улыбнулся. Он был счастлив, что может считывать эмоции с ее выразительного лица: с самого начала это юное существо не могло скрыть от него своих мыслей и чувств — никогда еще он не знал и не чувствовал ничего подобного.
Насытившись, они снова вернулись в постель — да и как можно было оставить ее сейчас? И Гермиона снова уютно устроилась в его объятиях, глядя на балдахин кровати, пока Малфой лениво поглаживал ее по руке горячими, обжигающими пальцами.
Не удержавшись и удивляясь самой себе, все же задала мучающий ее вопрос:
— Почему именно я? — она не была уверена, кого сейчас спрашивает: его или саму себя и, может быть, даже не ожидала ответа.
Поглаживающая ее ладонь замерла, но через секунду медленно двинулась снова.
— Такой, как ты — больше нет… Такой… невероятной.
Услышав это, Гермиона не знала, смеяться ей или плакать. Его слова столь глубоко волновали, но все же с трудом верилось, что они именно о ней.
— По правде говоря, я не совсем понимаю тебя, Люциус. Мужчина, как ты… особенно сейчас, когда ты свободен… мог бы заполучить любую женщину в этом мире. Ты забыл, кто я?
— А кто ты? — тут же раздался встречный вопрос.
Она приподнялась на локте, чтобы взглянуть на него, глубоко вздохнула, но все-таки произнесла то, что должна была произнести:
— Маленькая грязнокровная заучка, подруга Гарри Поттера, да еще и живущая с предателем крови Роном Уизли.