Страница 24 из 151
— Извини, Ормус. Я не люблю конфликтовать с людьми по пустякам. Особенно с такими, как Люциус Малфой, — Гермиона понимала, что должна сказать что-то еще. — Просто устала в последнее время. Поэтому, прости… Я сорвалась.
Вздохнув, Ормус слегка улыбнулся: объяснения, казалось, вполне удовлетворили его.
— Ну, давай же, пойдем. Министр уже ждет нас, вечер в опере заслуживает того, чтобы его обсудили, тем более что у него есть мысли на этот счет.
Она извиняюще улыбнулась.
«Черт! Я должна спрятать то, что случилось сейчас между нами с Люциусом куда-то глубоко-глубоко…»
Но, к сожалению, постоянная пульсирующая боль где-то внизу живота не позволяла сделать это еще очень долго…
========== Глава 14. Смятение ==========
Встреча с министром оказалась предсказуемо скучной и заняла почти все оставшееся рабочее время. Присутствующие на совещании волшебники единодушно выразили согласие, что посещение магловских мероприятий неимоверно полезно и обязательно должно продолжиться. Правда, с учетом опасностей, в виде проявления стихийной магии или несуразностей, как например, использование нелепой, несоответствующей магловскому миру, одежды. Бесконечно устав от этого занудства, Гермиона смогла оставить министерство лишь в пять часов вечера.
Идти домой не хотелось совершенно. Стоял красивый летний вечер, и Лондон казался наполненным расслабленными и счастливыми людьми. Почти все, кто попадался навстречу, шли парами, и романтический импульсы, посылаемые влюбленными, так и витали в воздухе. Гермиона невольно засмеялась, когда слившаяся в поцелуе парочка, чуть не врезалась в нее. Парень с девушкой смущенно хохотнули в ответ и принялись извиняться, но она подняла руку, останавливая их, и двинулась дальше, чуточку завидуя чужому счастью.
В эту минуту Гермиона отчаянно нуждалась в его присутствии. Шагая по залитым вечерним солнцем улицам, она вспоминала, как они с Люциусом по ним же шли на ланч и возвращались с него. Вспоминала, как, несмотря на то, что ей приходилось описывать мир маглов чистокровному волшебнику, славящемуся своей надменностью, оказалась поражена тем, насколько просто и естественно чувствовала себя рядом с ним.
Задумавшись, она замедлила шаг. Даже если отбросить невероятное физическое желание, которое вызывал Люциус, Гермиона была крайне смущена тем, как легко оказалось общаться с ним, как легко было чувствовать его эмоции, отвечать на них. И все это — о человеке, которого совсем недавно при ней лучше было и не вспоминать. Гермиона не знала почему, но знала, что для нее это уже абсолютно не важно. Его прошлое, свидетельницей которого стала она сама, подозрения ее коллег и друзей — все кричало о том, что их отношения были бы безумием. Это был бы нонсенс! И все же… ни тело, ни душа не могли оторваться от Люциуса Малфоя.
Нет, теперь Гермиона жаждала узнать его еще больше. Еще глубже покопаться в этом удивительном, странном и очень сложном человеке, в его мыслях, его душе. Потому что вопреки всему, чего она опасалась раньше — Люциус был открыт и естественен с ней.
Свернув в тот самый «их» переулок, она ощутила, как тоска по Малфою охватила ее еще сильней. Здесь они были настолько близки… Так близки, наконец, к тому, чего так долго жаждали оба.
«Господи, кажется, я подыхаю без него…» — Гермиона остановилась, как вкопанная. Дыхание внезапно стало тяжелым, и она подняла голову, задыхаясь в тщетной попытке подавить эмоции.
— Мисс, с вами все в порядке?
Какой-то прохожий приостановился и осторожно дотронулся до ее плеча. Пробормотав извинения, Гермиона продолжила путь и, придя в себя, поняла, что лицо ее промокло от слез. Она быстро достала из сумочки носовой платок, чтобы вытереть их, и медленно побрела дальше.
Потом она еще долго шла по мостам, паркам, по каким-то неизвестным улицам, далеким от их дома. В конце концов, когда уже совсем стемнело, вдруг кольнуло понимание того, что там ее уже заждались.
«Дома».
Это слово впервые показалось пустым и бессмысленным. В эту минуту она не могла не думать об их квартире, как о месте, в котором хотела бы оказаться меньше всего на свете.
«И Рон… Рон».
В отличие от того, каким увидела сегодня Люциуса, Рон, внезапно, показался ей на редкость неразвитым…
«Иногда он бывает просто нестерпимым придурком! — Гермиону ужаснуло, какая злоба дышала в ней сейчас, но отрицать ее сил не было. — Неужели в этой жизни нет ничего, более важного и интересного, чем порядковое место команды в Квиддичной Лиге или новейший воск для метел? Как я могла годами выслушивать все это?..»
Она остановилась, оказавшись в шоке от собственных, так внезапно обрушившихся, открытий.
«Пора возвращаться… Он наверняка уже волнуется», — привычка заставила почувствовать беспокойство, и Гермиона, развернувшись, направилась в сторону дома.
Чтобы добраться до особнячка потребовался почти час. Конечно, она могла бы аппарировать, но боялась, что это напомнит их с Люциусом болезненную и мучительную аппарацию сегодня днем.
Открыв дверь, Гермиона сразу же ощутила напряженность. Рон стоял посреди комнаты. Сделав несколько шагов, он остановился и обрушил на неё шквал ругани.
— Гермиона! Где, черт возьми, ты была? Я уже не знал, что думать! Я, бл…, уже хотел вызвать Гарри. Собирался попросить у него мантию-невидимку, взять метлу и начать искать тебя по всему Лондону!
Услышав и осознав его слова, она испытала небольшое раскаяние. И тут же с ужасом поняла, что и оно почему-то не беспокоит так, как должно было беспокоить.
— Прости, — пробормотала Гермиона автоматически. — У нас было безумно долгое и нудное совещание, я ужасно устала и решила немного прогуляться. Чтобы побыть одной.
— Прогуляться?! — Рон пришел в еще большую ярость. — Твою мать, ты знаешь, вообще, сколько времени?! Сейчас уже больше одиннадцати! Бл…, я уже не знал, о чем думать!
Ругательства Рона никогда не напрягали ее прежде. Она и сама порой использовала их, когда на то была причина (и совершенно очевидно, что сегодня причина была), но сейчас его слова вдруг показались какими-то особенно уродливыми и вульгарными, не добавляя теплоты в ее уже и так сложное отношение к бойфренду. Вспыхнув, Гермиона невольно начала защищаться.
— Знаешь что, Рон? Ты можешь быть счастлив сидеть здесь и планировать, как лучше провести очередную тренировку, но есть люди, которым иногда необходимо побыть в одиночестве и просто подумать! О том, что происходит, о каких-то событиях, разложить все по полочкам у себя в голове, и не только в голо…
— Да неужели? Разложить по полочкам в голове? Думаю, что это, на хрен, как раз то, что тебе и нужно! Что, бл…, происходит с тобой в последнее время? У меня мозги скоро взорвутся! Ты то бессмысленно трахаешься со мной каждый день, то вообще не видишь меня в упор. Ты ни о чем не говоришь со мной, ничего не рассказываешь. И что, вообще, на хрен, произошло с тобой тогда, в опере?! Почему на следующий день ты была летящей, как воздушный змей, и разоделась, словно шлюха из Лютного переулка?! Что я должен думать обо всем этом?!
Эти горькие слова должны были пристыдить, но Гермиону охватил гнев. Схватив плащ, снятый мгновением раньше, она выбежала из квартиры со словами:
— Увидимся завтра. И не смей меня искать. Я сама могу позаботиться о себе!
Сбежав по лестнице, она выскочила из подъезда, немного удивленная тем, что Рон не бросился за нею следом. Торопливо свернула за угол несколько раз подряд и только потом остановилась. Откинув голову, прислонилась к стене какого-то дома, и это напомнило ей ощущение каменной кладки той, другой стены, к которой прислонялась днем. По венам заструился огонь, и гнев тут же сменился желанием, снова заставляя тело тосковать по другому мужчине. Мужчине, которого сейчас не было рядом. Коротко почувствовав острую боль вины за то, как быстро она забыла о стычке с Роном, Гермиона заставила себя не думать об этом. Сунув руку в карман плаща, достала палочку.
«Я знаю, что делаю», — пробормотала упрямо, а потом повернулась и с негромким хлопком исчезла.