Страница 18 из 151
«Мерлин, всю жизнь я ставила во главу угла логику и причинно-следственные связи, интеллект и самообладание! А теперь? Получается, я послала все к черту в поисках… чего? Обычного сексуального наслаждения? Нет же! Нет…»
Гермиона знала, что все гораздо сложнее. Желание, испытываемое к этому мужчине, выходило за границы нормальной человеческой жажды. Нет, связь между ними находилась за гранью разумного. За пределами понимания. Люциус Малфой по какой-то необъяснимой причине оказался нужен весь – телом, мыслями, душой… Нужен, чтобы познать некую глубочайшую тайну: а кто такая она сама? Какая она? И чего хочет на самом деле?
Но что же тогда… с Роном?.. Тот факт, что она по сути дела, обманула его, не беспокоил совершенно. Гермиону удивляло, что она не чувствует ни капли раскаяния, сожаления или вины. В ней вдруг возникли две Гермионы: одна – лежала на столе, наслаждаясь запретными ласками, другая – вот-вот придет домой, сядет ужинать и даже ляжет с Роном в одну постель. Это ощущение пугало и завораживало одновременно.
«Интересно, что можно узнать, вывернув наизнанку вас?» – висел в воздухе вопрос Люциуса.
«Что ж, сегодняшний день принес много открытий. Но как же хочется еще больше…»
Гермионе снова подумалось, что познавая Люциуса Малфоя, познает и саму себя.
«И что, спрашивается, теперь с этим делать?»
Вспомнив, что уже совсем поздно, она собралась и направилась домой.
Войдя в квартиру, увидела Рона, сидящего на диване с обзором квиддичных матчей в руках. Милого, родного Рона, который даже сумел разогреть себе вчерашний ужин, и сейчас радостно приветствовал ее. Коротко кольнуло чувство вины, но почти сразу прошло. Гермиона чмокнула слегка недоумевающего бойфренда в макушку и направилась в спальню, переодеться.
А раздеваясь, снова вдруг почувствовала запах Малфоя, и воображение тут же подбросило картинку: Люциус склонился над ней и чувственно дотрагивается, пока она почти кричит от наслаждения. Живот тут же скрутило судорогой желания. Она откинулась на кровать и быстро опустила руку. Вставила два пальца, как можно глубже, будто в бреду осознавая, что совсем недавно в этом сокровенном месте находилась именно его рука. Лицо Люциуса тут же возникло в голове, и, опустив вторую, нашла клитор. Отчаянно стремясь к пульсирующей кульминации, Гермиона иступлено ласкала себя двумя руками одновременно. Да! Блаженная эйфория уже совсем скоро охватила тело, и лицо Люциуса, как обычно стояло перед глазами, когда она выгибалась и дергалась на их с Роном кровати, снова не ощущая ни стыда, ни вины за происходящее. Лишь чистое незамутненное блаженство… То, что она делала со своим телом, могло дать лишь короткую отсрочку, и Гермиона знала, что этого катастрофически мало. Она уже в который раз задала себе вопрос: как же дожить до понедельника?
Ненадолго успокоив тело, ведьма подумала о самом главном открытии сегодняшнего дня: Распределяющая Шляпа могла отправить Люциуса Малфоя в Гриффиндор. Сей факт был совершенно непонятен, но Гермиона осознавала его невероятную важность.
В конце концов, тогда Люциусу было всего одиннадцать. И даже если мысль лишь мелькнула в процессе распределения, то Шляпа, должно быть, что-то увидела в том мальчике, что-то храброе и благородное.
«Благородный Малфой? Мда… звучит почти смешно».
Гермиону охватила глубокая печаль, когда подумала, что этот человек прожил жизнь истинного слизеринца. Совершенно далекую от духа факультета Гриффиндор.
«Что же произошло с ним? Когда и почему утратил юный Люциус ту крохотную искорку, увиденную Шляпой? И осталось ли еще хоть что-нибудь от этой искры?»
Утверждение Кингсли, что Люциус Малфой сильно изменился, казалось похожим на правду.
«А что насчёт моих выводов?»
Гермиона глубоко вздохнула, противоречивые мысли и чувства, испытанные сегодня, порядком утомили. Несмотря на моральную и физическую насыщенность их первой встречи, стало ясно, что загадка по имени Люциус Малфой не разгадана ни на йоту и стала еще сложней…
Она медленно поднялась с кровати. Пора было возвращаться в обычную жизнь.
Выходные шли, и Гермиона лишь удивлялась, как ей удавалось поддерживать некую ауру нормальности в отношениях с Роном. Изнывая от постоянного, горячечного до боли возбуждения, она даже занялась с ним любовью. Как оказалось, напрасно… Так ничего и не испытав, Гермиона впервые ощутила отвращение к его телу. Молча лежала, глядя, как он одевается, и мысленно сравнивала его с обнажённым Люциусом, каким представляла его себе. Сравнения оказались не в пользу Рона…
Как же она надеялась, что тот ничего не заметил. Часто прячась в эти выходные, Гермиона снова и снова удовлетворяла себя, и имя Люциуса снова и снова срывалось с губ. В голове постоянно гудело от противоречивых мыслей и вопросов, ответов на которые не было. И не только тело жаждало этого человека. Казалось, интеллект испытывал похожее волнение: хотелось общаться с Малфоем, спорить с ним, узнавать его…
«Господи, сделай так, чтобы понедельник, наконец, наступил!» – она не заметила, как произнесла это вслух.
На работу Гермиона торопилась, словно на праздник. На лице сияла улыбка, а в душе царила весна, только потому, что этот день, наконец, настал. Проносясь мимо Присциллы в свой кабинет, на ходу спросила:
– Моя встреча с Люциусом Малфоем все еще в три часа?
Та дернулась от неожиданности:
– Ой, нет… в одиннадцать, мисс Грейнджер. Он только что прислал сову с просьбой перенести время. Надеюсь, это не страшно? Ваш ежедневник, кажется, пуст.
В животе что-то екнуло – Люциус перенес время? Она повернулась к секретарю:
– Спасибо, Присцилла, если у меня и в самом деле на одиннадцать ничего нет, то все в порядке, – Гермиона понимала, что невольно улыбается от одной лишь мысли о встрече, что состоится намного раньше.
«Меньше, чем через час он будет в моем кабинете…»
Оставшееся время Гермиона провела, составляя новую порцию вопросов. Несмотря на мучительную физическую тоску по этому человеку, сегодня хотелось узнать его еще больше. Попытаться найти ответы хоть на какие-то сумбурные вопросы, возникшие во время их первой беседы. Она планировала расспросить о том, как его воспитывали, о его родителях, семье, и очень надеялась, что Малфой будет так же откровенен, как и на прошлой неделе.
Ровно в одиннадцать она подняла голову. Люциус стоял в дверном проеме кабинета. Он пристально смотрел на нее вниз горящим взглядом, и угольная чернота его мантии пару раз блеснула серебристыми бликами.
Глотнув с трудом, Гермиона попыталась сохранить самообладание, хотя и представления не имела, как же вести себя, учитывая обстоятельства, при которых они расстались в прошлый раз.
– Доброе утро, мисс Грейнджер. Надеюсь, сегодня вы впечатлены моей пунктуальностью?
Она подавила желание с сарказмом отметить, что пришел он, конечно, вовремя, но снова именно в то время, которое сам же и установил. Но затем просто махнула рукой, приглашая присесть.
Закрыв за собой дверь, Малфой повесил мантию на вешалку и неторопливо опустился на стул, скрестив перед собой ноги. Глядя прямо на Гермиону, томно протянул:
– Итак, что же у нас в меню на сегодня?
Уставившись в серые глаза, она не моргала и не отводила взгляда, изо всех сил пытаясь выдержать их пристальный гипноз. Малфой иронично поднял бровь, и уголок его рта слегка дернулся. Это было единственное подтверждение того, что произошло между ними в пятницу, и Гермиона удивлялась собственной смелости.
Потом, внезапно вздохнув, она опустила голову, вернулась к подготовленным вопросам и почти сразу начала.
– Расскажите мне о вашем раннем детстве, еще до Хогвартса…
И снова Люциус удивил ее, когда откровенно и без тени иронии начал вспоминать детские годы.
– Все свое детство я провел в Малфой-мэноре. Как и упоминал раньше, у меня был наставник, обучавший всем принятым в чистокровных семьях волшебным навыкам и дисциплинам. Я был уже достаточно осведомлен о многом, когда наконец поступил в Хогвартс. Мой отец был чрезвычайно бдителен во всем, что касалось моей учебы, и постоянно следил за тем, чтобы по всем предметам у меня была оценка «Превосходно». Не помню, чтобы хоть раз он был недоволен мной в этом отношении.