Сделка (ЛП)

— Люби же меня. Пожалуйста…

Все еще не смея верить в происходящее, да и вообще смутно понимая, как смог он пережить этот невероятный по смене декораций и обстоятельств день, Малфой зажмурился, качнул головой, потихоньку вышел из нее и снова толкнулся вперед. Медленно и осторожно двигаясь в теле той, которая нашла его на самом дне личной и социальной пропасти. Которая, несмотря ни на что, пожелала его как мужчину. И приняла таким, какой он есть.

Люциус не спешил, поначалу слегка опасаясь, что не сможет доставить ей удовольствия, и даже страшась, что позабыл все, казавшееся раньше таким естественным и самим собой разумеющимся. Но страхи и опасения оказались напрасны. Отвечая ему, толкаясь навстречу, поглаживая по спине и покрывая лицо поцелуями, Гермиона ясно давала понять, что наслаждается происходящим точно так же, как и сам Малфой. И заставляя его с каждым толчком двигаться быстрей, настойчивей, жестче.

Да. Она и впрямь наслаждалась. Потому что наяву заниматься любовью с Люциусом Малфоем оказалось намного чудесней, чем это было в ее долгих и бесплодных мечтаниях. Его чуткость, его внимание, нежность, его нескрываемое восхищение — все, что делал сейчас с ней этот мужчина, приводило Гермиону в самый настоящий чувственный восторг.

Их долгая прелюдия принесла свои плоды: уже совсем скоро Гермиона бурно кончила, запрокинув голову на подушку и нарушив тишину комнаты громким гортанным вскриком. Почувствовав, как жадно пульсирует ее горячее тесное влагалище, Малфой понял, что сдерживаться дольше уже не может. Движения невольно ускорились, и через несколько мгновений и сам он с глухим стоном излился, полностью растворяясь в блаженных и давно не испытанных ощущениях.

Какое-то время он еще лежал, уткнувшись ей в шею и глубоко вдыхая аромат спелых яблок и цветков душистого горошка, бывший сейчас так близко, но потом приподнялся на локтях и посмотрел ей в глаза.

Немного помолчав, Гермиона подняла голову и потянулась к его губам с мягким и нежным поцелуем.

— Добро пожаловать домой. С возвращением… — прошептала она, и Люциус, чуть повернувшись на бок и все еще оставаясь внутри, крепко прижал ее к себе и провалился в спокойный безмятежный сон.

========== Глава 7 ==========

За последние годы Люциус почти забыл, как же сладко можно спать и как прекрасно можно отдохнуть за время сна. Сегодняшняя ночь напомнила ему, каково это. Он не просто выспался, нет… Сон оказал на него поистине целительное воздействие, мягко и заботливо врачуя раны, так или иначе оставившие в душе незримые следы. Даже осознавая, что чуда за одну лишь ночь произойти не могло, проснувшись, он все равно чувствовал себя совершенно другим человеком.

Пробуждение это стало по-настоящему волшебным еще и потому, что, открыв глаза, Люциус тут же наткнулся взглядом на Гермиону Грейнджер, которая по-прежнему находилась рядом.

Она явно уже давно не спала и, не шевелясь, тихонько лежала и смотрела на него. А увидев, что Люциус проснулся, прошептала:

— Привет.

Он перевернулся на спину и с удовольствием потянулся, разминая затекшие и затвердевшие за последние три года мышцы. Сегодняшнее пробуждение казалось прекрасным, все тело будто переполняла какая-то странная, но очень приятная легкость.

— Как же хорошо вернуться домой, правда? — спросила его Гермиона.

Малфой повернул голову и внимательно взглянул на нее.

— Ты не ушла… Хотя могла бы. Но все же предпочла остаться… Почему?

Нет, конечно же, он ни в коем случае не собирался обвинять или подозревать ее в чем-то, но, сказать по правде, червячок любопытства исподволь глодал его, и Люциус до сих пор не мог поверить, что она осталась и осталась сама.

— Потому что хотела этого. И потому, что ты, как мне кажется, хотел того же самого. Потому что это было правильно и естественно — остаться здесь, с тобой, — Гермиона замолчала, а потом лукаво усмехнулась: — Ну а то, что необходимость моего пребывания здесь была практически санкционирована Министерством магии, придало ситуации еще бОльшую пикантность.

Рассмеявшись, Люциус снова лег на бок и потянулся к ней с поцелуем.

— Какая красивая комната, — прерывисто выдохнула Гермиона, когда Малфой отстранился от ее губ.

— Тебе правда нравится?

Будучи человеком, страшно оголодавшим по красоте окружающего мира, по мягкой постели, по вкусной еде, он все же не мог отогнать от себя мысль, что единственное, чего он жаждет сейчас больше всего на свете, оказалась эта женщина, насытиться которой он сможет, по-видимому, очень и очень не скоро. Люциус до мозга костей был прагматиком и прекрасно понимал, что ему, конечно же, понадобится время, но рано или поздно он вспомнит прежнее сибаритское существование и привыкнет к нему заново. Тем не менее представить себе такое же уютное и сытенькое будущее, но без Гермионы Грейнджер, у него почему-то не получалось.

«Как мне совместить свободного себя с… нею? Как она сможет быть с тем, кто откровенно презирал ее долгие годы? Кто был ее врагом… Она должна ненавидеть меня. Ненавидеть! Но почему же я тогда не могу прочесть в ее лице ничего, кроме нежности и ласки?»

Ощутив, как почти задыхается от этих горьких мыслей, Малфой судорожно прижал Гермиону к своему телу и уткнулся лицом в ее шею, наслаждаясь запахом волос, о котором мечтал так долго.

— Мне… нужно сказать тебе кое-что… очень важное, — хрипло выдавил из себя он.

Гермиона машинально гладила его по спине, попутно отмечая выступающие под кожей позвонки.

— Говори.

— Я… хочу попросить прощения… за все, что… за все, чем обидел тебя. В прошлом… Прости меня.

Зная, что он не видит ее лица, Гермиона крепко зажмурилась.

На самом деле она простила этого человека уже давно: еще тогда, когда впервые показала свою грудь и с удивлением обнаружила на его лице выражение благоговейного восхищения. Потом, когда он огромным усилием воли заставил себя пожертвовать собственной разрядкой, отказываясь кончить от ее прикосновения, она простила его снова. И наконец полностью простила, когда в убогой тюремной камере (только лишь касаясь и не требуя ничего взамен) он подарил ей самый сладкий оргазм, испытанный когда-либо.

И сейчас, чувствуя, как отчаянно и крепко Малфой прижимается к ней, чувствуя, что нужна ему, нужна и телом и душой, она отпустила ему грехи снова. Уже в который раз. Не желая больше возвращаться ко всему этому, Гермиона обхватила ладонями его голову и заставила посмотреть на себя.

— Я уже давно простила тебя, Люциус. Давай, наконец, перевернем эту страницу и забудем о ней.

Они опять приникли один к другому губами, вот только теперь их поцелуи уже отдавали неистовством. Будто пожирая друг друга, они жадно целовались, проникая языками в теплую влажность ртов и навсегда прощаясь со своим прошлым, так глупо и страшно разделявшим их.

А потом Гермиона ощутила, как в нее толкается головка члена. Как уже через мгновение и весь член медленно, но настойчиво проникает во влагалище, заставляя ее восторженно выдохнуть и гостеприимно толкнуться навстречу, словно приглашая не останавливаться и войти еще глубже.

Но постепенно пылкость немного стихла, сейчас они двигались медленно, позволяя телам сполна насладиться близостью и желая продлить ее как можно дольше. Поцелуи уже были переполнены нежностью, от которой оба почти задыхались. И оргазм, настигший их почти одновременно, был сильным и глубоким, будто подтверждающим что-то, будто ставящим точку под всеми сомнениями и страхами, мучавшими их несколько месяцев.

Потом они долго лежали, восстанавливая сбившееся дыхание, и ласково поглаживали друг друга.

— Почему мы никогда не обсуждали наше с тобой будущее? — спросил Люциус, и было заметно, что этот вопрос беспокоит его.

— Не обсуждали… — Гермиона улыбнулась. — Да, может, и хорошо. Боюсь, если б мы думали об этом слишком много, то могли окончательно запутаться.

— Я… гораздо более счастлив тем, что ты отдалась мне… что осталась со мной. А не тем, что меня освободили. Надеюсь, ты понимаешь это?