Страница 17 из 21
– Не откажемся.
– Пошли в дом, а то соседи вас увидят.
– Кто увидит-то, у тебя двухметровый забор.
– Ты моих соседей не знаешь, они все видят и слышат, – она закрыла ворота на дополнительную щеколду.
Потом мы пообедали. Я коротко описала, что увидела на планете, откуда мы ввалились к ней в дом. Она приняла это спокойно – ее это не касалось никоим образом. Она даже не стала изображать сочувствие. Потом она долго рылась в мешке с сокровищами, выбирая себе то, что ей понравиться, щедро ссудила мне деньги на такси. Достала из кладовки новенькие в упаковке электрический чайник и блендер – очень кстати, у меня техника все время ломалась и перегорала, а у нее этого добра было навалом, поскольку она заведовала отделом бытовой техники. Добавила к этому два комплекта постельного белья. Вот что-что, а шить и вязать сестра умела от бога.
Книги и золотишко переложили в баулы, тачку пришлось оставить. Потом сестра соорудила для горгульи из черного материала какой-то мусульманский балахон.
– Ты где этому научилась? – восхитилась я, увидев горгулью в новом прикиде.
– Работала у мусульманина, он одеждой для своих торговал. Притырила, на всякий случай. Только если ты, – обратилась она к горгулье, – будешь прыгать на четырех конечностях, тебе никакая одежда не поможет.
Странно, горгулья ей, очевидно, понравилась. Она вела себя с ней непринужденно, будто они были знакомы не один год.
– Умею я стоять на двух ногах, но не самая удобная поза, – оправдалась горгулья, выпрямляясь. Горб от крыльев из-под материи выпирал, но у всех есть свои недостатки.
– Все равно не представляю, как вы поедете, водитель умрет по дороге от страха.
– Не умрет, я ему внушу, что я обычный человек, – ничуть не смутилась горгулья. – С одним человеком справлюсь. И вообще, не могла иначе, в твоем сознании я тоже чуть-чуть покопалась, – призналась она сестре. – Чтобы ты от сердечного приступа копыта не откинула.
– Я догадалась, – ответила сестра. – Я тебя сначала за человека приняла. И даже сейчас мне сложно принимать тебя иначе. Я никому не скажу, что вы были здесь, – эти слова она адресовала уже мне. – Моим ни к чему знать, что ты…
– Валькирия, – подсказала я.
– Да хоть кто! Мне не нужны проблемы, у меня их хватает! Я не хочу, чтобы люди в меня пальцами тыкали. Поэтому лучше вообще больше не приезжай. За могилой матери я присмотрю. Привет от тебя передам. Даже на похороны мои не приезжай, не хочу тебя видеть. Пусть недомолвок между нами не будет.
– Ну, жить ты будешь долго и счастливо, – горгулья как будто смотрела в душу сестры.
Меня снова кольнула обида. Сестра была единственным человеком, который был у меня в этом мире, но мы с ней прожили такую разную жизнь. Она успела и дом с мужем построить, и сыновей вырастить, обзавестись кучей родственников и со стороны мужа, и теперь со стороны сыновей и их жен. Но, стиснув зубы, я молчала и слушала. Наверное, это горгулья заставила сестру высказать мне в лицо то, что она всегда думала, но сейчас между нами рвалась последняя нить, за которую я цеплялась, чтобы чувствовать себя в этом мире кому-то нужной. И мне было больно. Больно до слез.
За воротами посигналили. Подъехало такси.
– Посидим перед дорожкой, – предложила сестра, сунув мне в руки пакет с пирожками и сырниками.
– Посидели уже. Сидят, когда есть надежда вернуться, а мне тут не рады, – хмуро ответила я, торопливо подхватывая баул. Остальные два взвалила на себя горгулья. Она уже натянула на голову капюшон, закрыла лицо вуалью из черного шифона, оставив открытыми только глаза.
Наверное, это была моя последняя встреча с сестрой, а мой отъезд походил на бегство. Она стояла в воротах, так похожая на мать, которой я всю жизнь пыталась доказать свою любовь, свою привязанность и нужность, но так и не смогла. И теперь сестра поступала со мной так же. Она отказалась от меня. И потом, в машине, я дала волю слезам, предательски катившимися по щекам.
Горгулья прижала меня к себе и гладила, дав выплакаться в волю. И боль потихоньку уходила, а жестокие слова, сказанные сестрой, размазывались и таяли в сознании, уступая место волшебному чувству свободы. От всех обязательств, от всех привязанностей, от надежд, связанных с этим миром. Если б я не знала, что существует другой мир, это было бы похоже на смирение перед смертью, когда прощаешься с жизнью, ни о чем более не сожалея, но умирать я не собиралась – я собиралась жить, там, где я нужна.
Я вдруг поймала себя на мысли, что тот мир становиться для меня более реальным, чем этот.
На полдороге, у придорожного кафе, горгулья попросила водителя купить нам кофе. Заели сырниками. Настроение сразу поднялось. Дальше я объясняла горгулье правила нашего мира – и пока ей нравились все изменения, произошедшие с тех пор, когда она была здесь последний раз. Единственное, что ее не обрадовало и с чем она не могла не согласиться, что все известные ей боги сюда не заглядывали давно. Как будто потеряли планету из поля зрения. Даже ненавистная ей Иштарка облетала этот мир стороной, не проповедуя семейные ценности, и ни один бог войны не участвовал в сражениях, которые без покровителей становились до противного предсказуемыми.
– Тут правит один бог – Капитал, – ворчливо констатировала я.
– Нет, – возразила горгулья, – кто-то здесь правит, но руки бы ему отрубить. В том, чтобы этот мир жил долго, он не заинтересован. Планета умирает, истощаясь ресурсами, умирает все: растения, животные, морская живность. За сто лет вы успели выкачать половину земных недр, и ему на это наплевать. Люди живут и умирают очень быстро, но быстро плодятся, следовательно, кто-то очень голоден и ему требуется много пищи. Ты говорила, что видела души на кладбище – те же призраки, но слабые и безвольные. И куда они деваются потом, когда кости истлевают, и ничто не привязывает их к этому миру? Они просто исчезают. Но это невозможно, сущность человека фактически бессмертна, пока какой-нибудь демон не сожрет ее. Но даже демон не стал бы уничтожать планету, понимая, что она источник его благосостояния. Полагаю, что планету оккупировала какая-то демоническая зверюшка без мозгов. И, возможно, не одна. Но тратить время мы на нее не будем. Если уж боги забили, нам тут точно геройствовать без надобности. Люди привыкли, людям нравиться, люди расстроятся, если изменить уклад их жизни.
– Хм, – я была не согласна, но дом был уже близко, и я благоразумно смолчала.
Дом, милый дом! Неприветливый. Не уютный, но все равно родной, потому что там меня всегда ждут мои самые близкие существа, которых я не променяю ни на один дворец в мире. Кот и две собаки.
Глава 8
Так хочется проснуться однажды, а все наше правительство сдохло со всеми депутатами, министрами и президентом. Летели на очередной экономический форум, а самолеты оказались неисправными и попадали. И ни одного выжившего. По телевизору и во всех новостях – лебединое озеро, сюиты и прочая траурная классика.
Даже горгулья, не избалованная имуществом, не сдерживалась в выражениях.
– Опять за бесценок отдали! И какой-то хмырь наварится… в сто раз. В сто!!! – тыкала она в кнопки на калькуляторе.
– Может не он, но кто-то точно наварится, – соглашалась я.
Мы обошли все ломбарды в городе, съездили в соседние города, сами попытались обратиться в пробирную палату, обивали пороги гомологического центра, чтобы получить сертификаты на камни, даже получили лицензию на ювелирную деятельность, чтобы ставить клеймо производителя. Наконец-то пригодились фирма, открытая десять лет назад, так и провалявшаяся нулевками.
Проблема была в том, что клеймо производителя на ювелирных украшениях, прихваченных из валькирьевой сокровищницы, уже стояли, и разные, но в пробирной палате не значились, а с содержанием золота вообще неувязочка вышла: проба была высокая, только со сплавом ни одна лаборатория не смогла разобраться.
И с камушками накладка – ни с одним месторождением не идентифицировались.