Страница 15 из 21
Потом горгулья уселась на тележку сверху, принимая форму осьминога. Распределила вес, придавая устойчивости колесам, и окаменела.
И я толкнула тележку вперед.
Я едва поспевала за ней, чтобы не сдерживать ход, а потом она острым носом воткнулась в черную пелену, разрезав ее и затянув меня за собой.
Въехать-то я въехала…
А потом меня и горгулью… вернее, тележку с горгульей придавила тьма и гравитация. Я повисла на ручке, всем телом толкая ее, и не могла сказать, двигаемся мы или стоим на месте.
Зря я на это подвязалась. Ох, зря! Вряд ли горгулья представляла красочно расписанную мной необычную гравитацию, она бы тогда точно не стала загружать тележку книгами, амулетами, золотом. Не поверила, что у нас кто-то от золота откажется. До завесы тележку катила она, а я как-то даже не подумала примерится к весу горгульи или тележки, обманувшись легкостью, с которой она толкала ее перед собой.
Да где эта хваленная валькирьева сила?!
Хотелось бросить все или, на худой конец, ругаться матом, но я упрямо пыталась вызвать в себе те чувства, которые пробуждались под телепатическим давлением горгульи. Вспоминала ощущение полета, мимолетное видение перед зеркалом, образ висевший подо мной в 3D-озере. И надрывала пупок, зарабатывая грыжу, пытаясь протолкнуть тележку вперед. Я ее не видела, ощущение —«хоть глаз выколи», будто на меня вывалили тонны угля. Даже повернуть голову требовалось титаническое усилие.
Достала меня эта полоса препятствия!
Как в тот раз, когда мать на меня поленом замахнулась.
Каждый день била – терпела, а потом раз – и переклинило. И сейчас меня так же захлестнуло. Не могла я горгулью оставить, я обещала. И вообще, не будь этой черной полосы, могла бы здесь проводить выходные. Горгулья сказала: за горой начинается теплое море, очерченное островами, а за ними безбрежный океан.
Всегда мечтала жить на берегу океана.
В общем, взбесила меня эта завеса.
И вдруг я поняла, что вижу тележку, как будто фонариком от телефона подсвечиваю. И руки свои. Тяжесть осталась, но она вдруг перестала сопротивляться. Как будто находишься под толщей воды, хочешь всплыть, а сил нет, и бредешь в сторону берега, проваливаясь в ил и песок.
Не могу сказать по времени, сколько я шла. Долго. Внезапно тележка покатилась легко, и я оказалась по другую сторону. Рухнула рядом, как-то разом обессилев и подрастеряв все те чувства, толкавшие меня на подвиг.
И даже не повернула головы, когда горгулья сползла с тележки и пристроилась рядом.
– Я думала, не выберемся… Или бросишь меня.
– Если ты была в себе, почему сама не пошла.
– Даже если я камень, сознание не теряю. Я пробовала вернуться, но не смогла. Ты права, эту завесу, наверное, поставил кто-то из наших.
– Зачем?
– Чтобы заткнуть портал, из которого полезли мертвецы, – повторила она то, что я сама предположила. – Их в аду за последние тысячелетия накопилось столько, что никакие валькирии не смогли бы такой армии противостоять. Души еще долго служат небесным мирам в качестве батареек. Поэтому за живые планеты, где можно расселить людей, между богами всегда шла нешуточная борьба. Я бы выбрала Одина, – призадумалась она. – Он и накормит, и напоит, и девы прислуживают, а после смерти увековечит, закатав в кирпич. В аду для подзарядки просто в огонь бросают. Забрали силу – и снова в огонь, а под конец сожрали. А тебе что больше нравиться: вечный сон в кирпичной кладке или смерть в желудке демона?
– В гробу я видела твоих богов! Это ты меня раздраконила?
– Хм, а сама ты смогла бы?
В отличии от горгульи я пришла в себя не сразу. Она попыталась разжечь факел, но он не загорелся, тогда она достала из сумки небольшой магический предмет в виде фонарика, начала осматривать место битвы, узнавая знакомые лица, но и он почти сразу погас – мы остались в темноте. Через несколько секунд глаза у меня засветились, я поняла это по освещенным предметам, на которые я бросала взгляд, и у горгульи включилось какое-то дополнительное зрение, а, возможно, было всегда: в полной темноте она бегала от одного трупа к другому, вскрикивала, пыталась их растормошить, гнусавила себе что-то под нос, поминая всех богов.
Оказывается, во тьме она видела не хуже, чем при свете.
– Бесполезно, я уже пыталась их разбудить, – толкая тележку, я догнала ее.
– Такое ощущение, что их что-то высасывает. Оболочки пустые, души, как те кирпичи, что у Одина в каменных кладках. Я не чувствую пустоту и холод, но и жизни в них нет. Если не поторопимся и не покинем это проклятое место, нас ждет та же участь.
– Я тут каждую ночь просыпалась.
– Скорее всего, у тебя иммунитет. Ты как портал, стоило начать отключаться, и он вытягивал тебя назад. Но я не ты. Если засну, могу не проснуться. Интересно, а если с собой кого-нибудь забрать? Может, там оклемаются?
– Ну… Только давай поближе к порталу, до него еще топать и топать.
– А родителей не хочешь найти? Они ведь тоже где-то здесь, если их не убили. И король с королевой. И Брунгильда. Уж она бы раскрыла секрет…
Я вдруг заметила, что горгулья зевает во весь рот, чуть не вывернув себе челюсть.
– Нет… бегом! – я схватила ее и потащила за собой. – Только попробуй уснуть! Потому что надежды у тебя не будет, я тебя сама придушу, если ты сейчас вперед меня до того камня, где я сюда вышла, не добежишь!
И мы рванули с места в карьер. Впереди горгулья, я с тележкой за нею.
Мы бежали со всех ног.
Надо заметить, ориентировалась она здесь лучше меня, значительно сокращая путь и выбирая твердую дорогу. Очевидно, мой мир пользовался популярностью, потому что к порталу по берегу озера, а потом реки вела хорошо протоптанная дорожка.
Внезапно горгулья свернула круто в гору.
– Может тележку бросим? – я запыхалась, в груди жгло.
– Нельзя, иначе вернуться не сможем. Теперь, когда ты вернулась домой, твоя связь с порталом могла ослабнуть, – горгулья встала рядом, помогая толкать тележку. Я видела, как ей тяжело. От слабости у нее подгибались ноги, глаза собиралась в пучок, она трясла головой, борясь со сном и зевотой. – Нам осталось подняться в гору, у леса скала… Амулет, вот этот, у меня на шее, приложишь к выемке, четко представишь место, где хочешь оказаться.
– Терпи! Не спи! – приказала я, толкая и ее, и тележку. – А то окажемся у Граммуля…
Горгулья хихикнула.
Аха, смешить ее надо, догадалась я, это возвращает ее к жизни. И все анекдоты разом вылетели из головы. Один только, про медведя с коноплей. И ежик: «косить, не спать! косить – не спать!»
Решила импровизировать.
– А вот сидим мы с тобой как-то на берегу озера укуренные, ржём, глюки ловим. И вдруг всплывает к нам золотая рыбка и просит: «Сколько вам рыбы дать, чтобы вы больше сюда не приходили?» Ты и спрашиваешь: «А в чем проблема, мы ж рыбу не удим?» «Да в завязке я, – отвечает золотая рыбка. – Когда в последний раз со стариком накумарились, целый город с лица земли стерла, на царице его женила и отправила их доживать в старую избу с разбитым кортом… Сложно косяки исправлять, проще не косячить. Я ж три года старухе доказывала, что они со стариком смолоду живут, а столица ей привиделась…»
Слышь, Гуль, а мы с тобой у золотой рыбки рыбу взяли или косячок ей подсунули?
– Не смешно. Долго думала… Про ежика и медведя с коноплей мне больше понравился.
– А этот? – я представила ежиков, бегущих по полю и сметающих все на своем пути, где ежик приказывает: всем стоять, пастись, а потом думает – ну чем мы не кони?!
– Смешно. Только делать им что ли больше нечего? – горгулью повело, глаза у нее уже не открывались, обратившись в что-то среднее между камнем и живой плотью. Она ползла за тележкой, прицепившись к ней, а я тащила обеих. А до высокого камня – выступ скалы в виде стелы – оставалось метров сто, но в горку.
– Гуля прости, но так надо! – и я ее пнула.
Надеюсь больно. На несколько секунд ее это взбодрило. Преодолеть стометровку не хватило, пришлось пнуть еще разок. Второй раз она на пинок среагировала слабо.