Страница 23 из 112
Хижины — это вообще отдельная история в этом поместье. Никто точно не помнит, когда они появились. Господин Бент сказал как-то, что их построил один из владельцев поместья, когда оно еще не принадлежало семье фон Роде. А это было страшно даже подумать когда. Лет триста тому назад, наверное. Если не больше.
Зато все точно знают, что тогдашний барон распорядился построить рядом с храмом два ряда маленьких хижин (одна комната и кухня с кладовой) и выделить при каждой небольшой огородик, примерно десять на десять локтей. Эти хижины предназначались как жилье для особо нуждающихся: бездетных вдов, одиноких престарелых или больных жителей села, работников, получивших увечья при работе в поместье... Плата за это жилье не взымалась, а содержалось оно за счет фонда, который основал барон.
Говорят, он завещал хижины и фонд храмовой общине и в завещании призывал кары земные и небесные на головы тех или того, кто посмеет наложить руку на это сиротское жилье. С тех пор и повелось в баронстве, что нуждающиеся могли получить здесь кров и помощь, а каждый барон (за редким исключением) считал себя обязанным внести свою лепту в этот фонд1.
Примерно раз в месяц кто-нибудь из замка отвозил жителям хижин свежий хлеб и какие-нибудь припасы, например, баночку варенья, пару яблок или кусочек ветчины к праздникам. Чаще всего, конечно, управляющий посылал кого-то из старших слуг, но иногда это бывала я, иногда - мама.
Папа-барон бывал там не по графику, а от случая к случаю, навещая своего старого конюха, жившего сейчас в одной из хижин. Говорят, тот подсаживал маленького будущего барона на его первого пони. Но папа-барон всегда заезжал к старику один, как правило, по дороге. И никакой раздачи подаяния, само собой, во время этих поездок не устраивал.
Я не очень любила эту повинность. Большинство жителей хижин были мужчинами, обычными селянами или работниками, которых старость и нужда сделали зависимыми от господской милости. За их поклонами и скупыми словами благодарности часто скрывалась уязвленная гордость, обида на весь мир, а иногда и непонятное мне презрение.
Порой мне казалось, что они понимают: я не по праву пришла сейчас к ним, принесла еду, купленную не на мои деньги, приготовленную не моими слугами.... И они пытались показать мне это, то и дело вставляя в подчеркнуто вежливую, почти подобострастную речь соленые шутки или крепкие словечки. Я боялась заходить к ним в хижины даже со служанкой, хотя понимала, что никто даже пальцем не рискнул бы меня тронуть.
Так продолжалось, пока об этом не узнал тот самый старый конюх.
Понятно, что папе-барону многие были за жилье благодарны, но счастлив по-настоящему там не был никто. Разве что, пара бывших замковых слуг, да старая вдова Астрид, чьи, поредевшие с годами, седые кудри всегда были покрыты аккуратным черным чепчиком с кружевами. Она всегда принимала подарки с достоинством, а ее хижина светилась чистотой.
Я любила иногда бывать у Астрид. Мы пили чай со знаменитыми плюшками нашей кухарки, а потом старушка плела кружева и рассказывала мне о старых временах, о ее красавце-муже и справном хозяйстве, о четырех сыновьях, не вернувшихся с какой-то очередной войны. Я никогда не спрашивала, как давно это было. Но по рассказам выходило, что самому младшему из ее сыновей должно было сейчас быть примерно столько же, как и папе-барону. Астрид была очень старой. Иногда я садилась рядом и тоже брала коклюшки. Порой мне казалось, что я - снова маленькая девочка, сидящая с рукодельем в бабушкиной кухне.
Но с мамой я к обитателям хижин старалась не ездить. Мне почему-то было стыдно за них всех. И за мамину подчеркнутую отстраненность, и за ее скупые ненастоящие улыбки - мне казалось, что так не честно, ведь совсем недавно мы были ненамного богаче местных обитателей, разве что жили не в хижине, а у родни. И за постоянные наставления, которыми храмовник (а он всегда ходил с нами, если приезжала мама) сопровождал каждую корзинку. И фальшивую благодарность жителей хижин, не находивших в себе смелости показать „госпоже баронин“ свое истинное отношение, то, которое они показывали мне.
Сегодня, раз уж в хижины собралась ехать мама, я охотнее посижу в парковой беседке. Увлекшись книгой, я не сразу обратила внимание на шум. А когда выглянула из беседки, увидела графиню, которая с упорством боевого рыцаря прорывалась сквозь чахлый заслон из дворецкого и экономки.
Сначала я удивилась, ведь еще несколько дней тому назад графия официально отбыла в столицу. Конечно, она вполне могла передумать и вернуться, но почему она устраивает откровенный скандал вместо того, чтобы просто приехать в гости, как она обычно делала? Опуститься до ругани со слугами — это совсем не ее стиль.
Ответ на свой вопрос я получила раньше, чем успела дойти до дома. Лили в дорожном платье и с саквояжем выбегала из дома, на ходу отбиваясь от горничной, пытающейся ее удержать.
- Ненавижу вас всех! - Кричала она. - Убери от меня свои лапы, ты, грязная тварь! Первое, что я сделаю, когда вернусь - уволю без рекомендаций!
Видимо, графия приехала специально за Лили, но так как слуги, повинуясь приказу хозяина, не сразу впустили ее в дом, она решила устроить скандал у двери, давая Лили время выйти. Дамы уселись в карету и та тронулась, оставляя растерянных слуг в облаке пыли. Я задумалась, стоит ли мне вмешиваться? Но дворецкий выглядел таким растерянным, каким я его еще ни разу не видела за все мои годы в этом доме. Поэтому я не придумала ничего лучшего, чем выйти из укрытия.
- Все в порядке, расходитесь по своим местам - велела я сбежавшимся слугам, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно. - Найдите господина Бента и попросите его сообщить господину барону, что госпожа баронесса отбыла с Ее Сиятельством в столицу.