Страница 6 из 40
— Это было ошибкой. Мне жаль. — Признаёт Шэлби.
— Ты ошибка.
Эти слова резкие, грубые и острые — как и должны быть.
— Ты должна знать…
— Нет, достаточно. Больше не смей когда-либо заговорить со мной.
Развернувшись, я позволяю Крузу, прижав меня к своему телу, увести меня прочь. Я держу руки на животе, сжимая пальцами одежду. Мне приходится чуть ослабить хватку, чтобы не выдать старых шрамов.
Мы проходим примерно полтора квартала, прежде чем я спотыкаюсь о свои же сланцы на ногах, что размера на четыре больше нужного. Я подаюсь вперёд, опершись ладонями о колени. Слёзы застилают мои глаза, и следующее, что я чувствую — это как светлая галька на тротуаре впивается в мою кожу на коленях.
— Иисус, Лейла.
Круз поднимает меня на руки, усаживая на ближайшую скамейку.
Мужчина наклоняется, осматривая мои колени, вытирая их подолом своей футболки. Мне никак не остановить чёртовы слёзы, а после с губ срывается сумасшедший смех. Это так чертовски типично для моей жизни. Меня сбивают с ног, после заставляют подняться, затем смешивают с дерьмом, чтобы потом однажды разрушить вновь. Я чертовски устала от этого. Слёзы истощили меня, оставив после себя только вспышки безумного веселья.
— Ты в порядке?
Круз рассматривает меня.
— Нет, — отвечаю я в перерывах между приступами смеха.
Остановив кровь, мужчина поднимается на ноги, чтобы в следующее мгновение сесть рядом со мной. Плечо к плечу, мы в молчании сидим на лавочке. Круз нарушил повисшую тишину первым.
— Твой бывший — Эш Чендлер?
Он замер, глядя на улицу.
— Ага, он тренировался вместе с папой. Мы вместе ходили в старшую школу.
— Хм-м-м-м-м.
— Он грёбаный мудак, напыщенная задница, гнилой ублюдок, и я надеюсь, что он отдаст концы от зуда в заднице.
Круз тяжело вздохнул.
— Возможно сейчас не время, но ты знаешь о зале его отца?
— О, конечно, тот, который построен на деньги, полученные от мести. — Я касаюсь пальцами скамейки. — На протяжении многих лет отношения между нашими семьями были не лучшими. Papi был на высоте, пока семья Эша только приобретала всё, что у них есть сейчас.
— Ага, они подпортили жизнь твоему отцу.
— «Племя Титана», — пробормотала я. — Папе никогда не нравился Эш. Он пытался обучить его, но тот не умел быть благодарным, слишком полагаясь на то, что деньги его папочки обустроят его жизнь.
— Он мудак.
— Я была такой глупой. — Мы оба не отрываем взгляда от главной улицы. — Не могу поверить, что была так слепа.
— Мы все совершаем глупости.
— Нет, я была идиоткой. Огромная разница. — Развернувшись, я смотрю на Круза. — Я ушла из-за них. Отвернулась от своей семьи, оставив отца посреди хаоса. Это то, что я никогда не прощу себе. Я была трусихой.
Круз чуть повернулся на скамейке, касаясь пальцами моего подбородка.
— Лейла, я никогда не встречал родителя, который был бы более горд своим ребёнком. Не кори себя за прошлое. У всех нас есть дерьмо, что не даёт нам покоя. Не позволяй этому управлять тобой.
Я не проронила и слова.
— Легче сказать, чем сделать. Но, поверь мне, я знаю, что говорю, — произносит мужчина.
Прищуриваю глаза, изо всех сил пытаясь не дать городу поставить меня на колени.
— Замётано.
Тишина вновь повисла между нами на долгое время. Единственный шум — медленный ход машин на главной дороге.
— Нам нужно больше пончиков, — бормочу я, схватив Круза за свободную руку, переплетая вместе наши пальцы.
Он медленно движется, глядя на то, как соприкасаются наши руки. На лице бойца появляется улыбка. Это одновременно опьяняет и подавляет.
— Грёбанные пончики, — пробормотал он.
Мы оба рассмеялись. Круз сжимает мои пальцы. Крошечный жест, подаривший мне надежду. Надежду, которой у меня долго не было. Это ощущение долго не даёт мне покоя.
Папа не ночует в своей комнате с момента моего приезда домой. Но все мы справляемся по-разному — не мне его винить. Я вернулась к пончикам, Крузу и, насколько это было возможно, пыталась справиться с потерей. Я не готова признаться себе, насколько чертовски сексуальным я нахожу его тело, но последнюю неделю я шпионила за Крузом в зале. В тот день, когда он увёл меня перекусить — после, мужчина проводил меня домой. Однажды вечером мы жадно поглощали несколько десятков тамале, которые аbuela успела приготовить. Круз был потрясён тем, что я съела двенадцать. Тем не менее, мне пришлось прокрасться в ванну, чтобы выпить горсть Tums[13].
Дверь в папину комнату заскрипела, когда я открыла её. Его запах с силой обрушился на меня. Здесь всегда пахло домом и любовью. Кровать была заправлена, и, как всегда, каждая мелочь в спальне была на своём месте. Дома папа до мозга костей принадлежит к типу А [14] дома, но в зале — это совсем другая история. Мой взгляд натыкается на фото, которое стоит на тумбочке. Оно здесь, сколько я помню. Это изображение моей мамы. Его истинной любви.
Память подкидывает мне воспоминания о том, как, будучи младше, я говорила ему, что ненавижу эту женщину каждой клеточкой своего тела. Папа всегда отвечал, что мне не стоит ненавидеть её. А потом продолжал читать лекцию о том, как ненависть может утянуть меня вниз, и что это не стоит всех моих усилий. Мне никогда не понять, как такой добрый, нежный гигант, как мой отец, что однажды завоевал титул чемпиона, мог быть настолько мудр.
Сев на край кровати, рядом с фото, я поймала себя на том, что схватила его. Я вижу в этой женщине собственные черты. Разрез глаз и, возможно, форма носа. Понимая, что это было моей единственной надеждой в детстве, я покачала головой. Мне хотелось связаться с ней. Мои слёзы давно высохли, и даже злость на неё стала ослабевать. Abuela заменила мне мать. Прекрасный подарок, посланный мне с того самого дня, как моя родная мама бросила меня. Я должна поблагодарить её за это.
— Лейла.
Я едва не соскочила с кровати, прижав фото к груди. Обернувшись, я увидела Круза — он стоял, прислонившись к дверному косяку, уперев руку в бедро. Белая рубашка обтянула его торс. Несколько верхних пуговок расстёгнуты, и ещё парочка на груди грозится и вовсе отлететь. Закатав рукава, мужчина обнажил покрытые чернилами руки.
— Твой отец послал меня за его костюмом.
Мужчина опустил взгляд на фото, которое я так и не выпустила из своей хватки. Положив вещицу обратно на тумбочку, отправляюсь к шкафу, чтобы спустя мгновение вытащить оттуда единственный папин костюм, упакованный в чехол.
— Ты в порядке? — спрашивает Круз, когда я протягиваю ему плечики с одеждой.
Я киваю.
— Мне так кажется. Я чувствую себя подавленной.
— Это нормально.
Наклонившись, Круз поцеловал меня в макушку.
Я хватаю его за руку.
— Спасибо, что ты здесь.
— Без проблем.
Боец развернулся к двери, и быстро спустился вниз по лестнице.
Я готова присоединиться к остальным. Мне нужно только обуть свои чёрные туфли на каблуках. Я потираю жемчужное ожерелье на своей шее — одно из тех, что аbuela всегда надевала на праздники и для особых случаев. Она погоняла бы меня своей деревянной ложкой, если бы знала, как много боли это мне причиняет. Она была самоотверженной, и навряд ли одобрила что-то из этого.
Когда я вхожу в тренажёрный зал, в нём витает атмосфера скорби. Все бойцы моего отца разодеты, и стоят позади него. Это говорит миру не только о его преданности спорту, но и людям, на которых он влияет и формирует. Я сразу замечаю Круза. Свою роль сыграло и то, что он возвышается над остальными мужчинами. Он кивнул мне и едва заметно улыбнулся, прежде чем я подошла к папе, и взяла его за руку.
Его ладонь влажная и подрагивает в моей. Мужчина, который всегда был моей несокрушимой опорой, ломается у меня на глазах. От этого моё желание поддержать его только растёт. Моя очередь сделать это для него.
Как одна большая семья, мы идём к церкви, что расположена на углу. Рядом с небольшой толпой стоит отполированный катафалк. Аbuela была известна и любима в обществе. Она была единственной, кто всегда подарит добрую улыбку и протянет руку помощи. Женщина кормила по соседству нуждающихся в еде, давала кров тем, кому он был необходим.