Страница 5 из 24
Оттого-то на «Солнцеподобном», куда адмирал частенько наведывался с проверками, галерная служба, хоть и оставалась нелёгкой, но не отнимала у гребцов надежду, что однажды они отработают свои пять лет каторги, которые на прочих судах почти никто не доживал, и снимут рабские ошейники.
– Штиль, госпожа, – замедленно повторил Али, всматриваясь в горизонт. Эбеново-чёрное лицо его застыло. – Если не что-то хуже…
– А что может быть хуже? – наивно осведомилась Ирис. И забеспокоилась. – Что ты там видишь?
Телохранитель сдвинул брови. Сощурился.
– Вот там, неподалёку от островка, смотрите…
– Там два островка, Али. – Ирис, в свою очередь, прищурилась. – Что в них странного?
– То, что на самом деле остров только один. Другой, что дальше и темнее – скопление туч, которое, похоже, только начинает проявляться… Дважды на моей памяти такие безобидные тучки перерождались в шторм. Пойдёмте, я провожу вас в каюту, госпожа, и переговорю с капитаном. Он – человек бывалый, лучше меня определит, что это такое и чем грозит, ибо, возможно, что я и ошибаюсь. Но будьте готовы к сильной качке.
Побледнев, девушка вновь окинула взглядом безмятежную водную гладь.
Ничто не предвещало даже малейшего дождичка. Абсолютно безоблачное небо. Идеальная водная гладь, шевелящаяся словно нехотя – корабль почти не качало. Воздух застыл, густея и наливаясь дневным жаром. Дельфины…
А вот весёлых игрунов не было. Всю неделю они сопровождали маленькую эскадру, а теперь вот – пропали.
У самой линии горизонта, далеко-далеко за пресловутым «островком», Ирис вдруг разглядела на синей глади белую полосу – будто созревал и катился в их сторону пенный вал. Это при полном безветрии-то.
Что ж. Море есть море. Хвала Аллаху и всем святым, что им выпала целая спокойная неделя! Ничего, всё обойдётся. Корабль крепок, экипаж ловок и опытен, глядишь – благополучно переживём и шторм.
Стало быть, надо спокойно вернуться в каюту. Дождаться вестей от Али. Предупредить и успокоить Мэг, подумать, куда бы спрятать Кизилку… Впору привязать к койке или к матросскому гамаку, чтобы не летал по комнатке, цепляясь за всё и всех, когда начнётся заваруха. Да, обязательно освежить в памяти, как вести себя во время бури на море! Эфенди оставил для неё много записей, и особо – советы о безопасности в путешествиях совершенно разных: на суше и на море, на реке или в горах. Главное – не бояться, не суетиться и не путаться под ногами у мужчин, потому что все заботы лягут на них.
За бесценный груз, наследие Аслан-бея, можно не волноваться, он хорошо упакован в водонепроницаемые ткани. К тому же, каждый сундук, ящик и ларец обиты накладками из пробкового дерева, выкрашенного в ярко-жёлтый цвет, чтобы в случае гибели корабля легче было найти на воде. Вспомнив об этом, Ирис судорожно вздохнула. Осталось ли на свете то, чего не предусмотрел её мудрый супруг?
И уж конечно, он не отправил бы её на верную гибель. Ведь сам он, по его словам, благополучно пережил дюжину морских путешествий. А этот самый галеас, на котором она плыла, по рассказам капитана Джафара-аги, выдержал восемь ураганов и прошёл через пять крупных сражений – и до сих пор цел. Не зря же сам Великий султан избрал именно его для перевозки двух сокровищ… На этой фразе капитан тогда запнулся, но Ирис каким-то чутьём уловила, что под вторым сокровищем паша Джафар подразумевает именно её, Ирис Рыжекудрую.
Она порозовела при одном воспоминании о том неловком моменте.
Плотнее завернулась в покрывало, несмотря на наступающий зной, и последовала к трапу, ведущему на среднюю палубу, а оттуда – в свою каюту.
Всё будет хорошо, твердила она себе. На этом корабле с ней ничего плохого не случится.
Не зря же он называется…
«Солнцеподобный».
А ещё раньше, до прихода к власти Хромца это был «Солнцеподобный Баязед».
***
К этому жёсткому взгляду – жёлтого и голубого глаза, к рысьему подозрительному прищуру невозможно было привыкнуть, даром, что в последний месяц Ирис бывала в ТопКапы через два дня на третий и разговаривала с Хромцом больше, чем за всю предыдущую жизнь. Именно разговаривала, а не отмалчивалась, как это бывало при их предыдущих встречах. В день своей свадьбы, когда султан передавал её будущему мужу, ей, как невесте, полагалось лишь стыдливо наклонить голову, сохраняя безмолвие. Во время же редких визитов Солнцеликого к своему учёному другу она, как воспитанная супруга, лишь распоряжалась об угощении и отдыхе для гостя, а сама и носа не показывала, ибо нечего женщине мешаться, когда беседуют великие мужи.
Во время сборов к отъезду ей приходилось видеться с султаном всё чаще.
Слёзы после похорон Аслан-бея ещё не высохли, когда в дом покойного явился Главный Визирь и огласил волю Высочайшего. Тот, как главный хранитель завещания своего учёного друга, ставил в известность, что с нынешнего дня вдова Аслан-бея находится под его покровительством, а потому – ей временно не разрешается принимать посетителей, пусть даже и явившихся выразить соболезнование. В дом, лишённый хозяина, под видом скорбящих могут проникнуть нечистые на руку любители старинных книг и загадочных предметов, собранных престарелым мудрецом; или просто охотники за приданым, уверенные в неопытности новоиспечённой вдовушки и задумавшие склонить её к новому браку, суля защиту и покровительство. Защита и покровительство у неё есть и без их помощи! Не просто так на воротах осиротевшего дома уже показательно проставлена Малая Печать Тамерлана, вырезанная для особых случаев, когда нужно обозначить незримое присутствие Повелителя и показать всему миру: сей дом – под высочайшим присмотром! И недаром, по сообщению верного Али, лучшие охранники из гильдии телохранителей призваны нести дежурство день и ночь, охраняя печаль Рыжекудрой, не позволяя никому тревожить её в великой скорби. Лишь благородному племяннику усопшего, его супруге Айлин, и, разумеется, самому султану разрешалось пересечь границу печати.
Ирис оставалось лишь склонить голову перед волей султана. И сорванным от рыданий голосом кое-как прошептать слова благодарности. Она и сама менее всего жаждала сейчас общения с кем бы то ни было. Отсекая своей волей поток соболезнующих от её дома, Хромец, сам того не зная, подарил осиротевшей девушке то, к чему сейчас стремилось её сердце: тишину и покой.
Впрочем, затворницей она так и не стала. Потому что тот же посыльный наивысочайшего ранга передал ей повеление явиться в ТопКапы. Нет, не немедленно, но не позднее, чем через неделю, дабы навестить супругу повелителя и маленьких шахзаде. Самой Ансе-Ну-Рии, блистательной нубийской принцессе, не разрешалось покидать гарем, ибо она вновь носила под сердцем дитя, и её супруг не желал рисковать ни им, ни его матерью. И теперь султанша скучала (понимай: гневалась и беспрестанно раздражалась), а общество любимой подруги призвано было развлечь и успокоить её.
В ту первую за три года поездку во дворец девушка так и не увидела султана. Она с удивлением и волнением любовалась двухлетним смугленьким, но отнюдь не чернокожим, не в мать, малышом в красном с золотом кафтанчике, с замиранием сердца глядела, как он мчится на крошечной полосатой лошадке по утоптанному взрослыми конями песчаному кругу и вопит от восторга; то и дело, не в силах сдержаться, тискала прелестную девчушку, с личиком почти беленьким, с раскосыми глазками, с точёным носиком, даже в таком нежном возрасте удивительно похожую на бабушку-валиде, и оттого – её любимицу. Тёмная, как эфиопская ночь, супруга сумела угодить Солнцеликому, подарив ему такого наследника, что не смутит будущих подданных иным цветом кожи; и наследницу, так и копирующую во всём его уважаемую родительницу. Воистину, Марджина родилась под счастливой звездой. И пока та, как многие ночные светила, имеющие свойство время от времени срываться и падать, не зашаталась – спешила приколотить её к небосводу покрепче. Новой привязанностью, новым наследником. Даже если очередной шахзаде уродится чистокровным нубийцем – ему выпадет честь стать наместником африканских провинций.