Считая шаги

Следующим и завершающим этапом было посещение газетного киоска на противоположной стороне улицы, куда Ларсон ходил неизменно весь год, каждый божий день. Его пристрастие к кроссвордам и бульварной прессе стало уже легендой. Здесь диалог проходил куда более приветливо и шаря глазами по пестрящим заголовкам, Ларсон одновременно выуживал из-за пазухи очки, напяливал из на нос и скрупулезно сверял то, что он уже покупал со свежими поступлениями.

Продавец никогда не торопил старика, зная постоянных клиентов в лицо.

Выбрав два журнала, Ларсона почувствовал, что настроение подтянулось к планке отличного и нажелав всех благ, торопливо пошел домой… Скрипучая дверь в подъезд хвасталась дивным узором потрескавшейся краски, которым, все будут любоваться до тех пор, пока вся конструкция не рухнет с петель от ветхости. Внутри было тепло и на своем стуле неизменно сидел Дрю Гилмер. Увидев Ларсона, Дрю скупо улыбнулся и демонстративно закашлялся.

Чего такой довольный? Опять газетный киоск выгреб?

Ларсон частенько баловал это брюзгу мелкими презентами и между мужчинами установились странные полуприятельские отношения. Слезящиеся глаза Дрю насмешливо засветились.

Что есть, то есть…

Ларсон сунул в руки своему почти ровеснику один из журналов и выудил из пакета пару яблок.

Угощение было принято молча, но Ларсон и не ждал явной благодарности. Ведь было и без слов видна легкая растерянность и кустистые стариковские брови Гилмера едва дрогнули, прикрывая нехитрые мысли о подачке. Однако, Ларсон имел потрясающий талант всучивать подарки без гадкого налета благотворительности, а именно, легко и по-дружески.

Благодарю, благодарю, — довольно закряхтел Дрю и полез в карман за очками.

Одетый в выбитый молью свитер, перештопанный столько раз, что можно было уже давно связать и новый, Гилмер повязывал не менее потрепанный шарф и напяливал смешную вязанную шапку, когда спускался вниз для традиционных посиделок. Его не пугали сквозняки и этот образчик старой закалки был своего рода Цербером, правда беззубым и безобидным. Но три символические головы: наблюдательность, любопытство и недоверчивость служили сомнительному порядку всего дома. Жильцы относились к Гилмеру, словно к талисману и уже никто не мог представить себе возвращение домой, без лицезрения недовольного лица старика, который жить не мог без всех этих чужих, но знакомых лиц.

Лучше прибереги это для рыжей оторвы. Надутая еще с утра, скоро лопнет от молчания. Значит дело не в квартирантах, на них обычно же орет…

Ручка есть? Или карандаш, — Ларсон нахмурился и посмотрел на верх лестницы.

Дрю захлопал себя по бокам выудив огрызок карандаша он протянул его и с удовольствием открыв журнал прищурился и погрузился в чтение.

Ларсон оторвал кусок обложки от своего чтива и нацарапав пару слов, сунул огрызок обратно Дрю, а обрывок бумаги в пакет яблоками.

Этого дракона яблоками не усмиришь.

Попробую, — Ларсон усмехнулся и поплелся по лестнице, переводя дыхание через каждые десять ступенек.

Он подошел к двери квартиры Дебби и замер на секунду, прислушиваясь к доносящимся изнутри звукам. Там, как обычно, гундявил телевизор и доносился запах жаренного масла. Старик было уже занес кулак, чтобы постучаться. Звонок давно был в нерабочем состоянии, если судить по выдраным с корнем проводам. Но тут он передумал, запустил руку в пакет, выудил одно яблоко и повесив пакет на дверную ручку, бодро зашагал к себе.

Ларсон демонстративно громко хлопнул дверью и припал к глазку. Не прошло и нескольких секунд, как дверь Дебби приоткрылась и показалась копна рыжих волос. Она вышла, постояла немного, уперев руки в упитанные бока и заметив пакет, сняла его с ручки. Женщина улыбнулась, заглянув внутрь, прочитала записку и с довольным видом скрылась со сцены, вместе с пакетом.

Ларсон поздравил себя с маленькой победой и почувствовал, как обида, которую он невольно нанес этой шумной, но хорошей женщине, отступила с обещанием, в скором времени, раствориться окончательно.

На часах было три часа дня. Солнце заливало крохотную гостиную и Ларсон сообразил себе пару бутербродов, почувствовав, что голоден. Ллойд обычно приходил часов в шесть. Что ж, было немного времени на уборку и отдых.

Затянувшаяся прогулка, как бы упоительна она не была, выбила из старика почти все силы. Ларсон достал пакет и собрал мусор по гостиной, концентрация которого была особо высока в районе его любимого кресла. Пустые пачки из под печения и оберточная бумага от хот-догов составляла львиную долю того, что отправилось в мусорный бак. Открыв не без труда окно, Ларсон проветрил комнату и сложил ровной стопкой, накопившиеся за неделю газеты, после чего в нерешительности замер и смело, сгреб половину в охапку, чтобы тоже отправить в мусорное ведро.

Весьма довольный, проделанной работой, Ларсон подошел к комоду и нацепив очки, чтобы не перепутать названия, достал несколько таблеток из разных пузырьков, после чего не без труда проглотил их, запив водой. Бутерброды на обед, чашка молока и яблоко составили скудную трапезу, которая своей простотой доставила старику удовольствие. Незаметно для себя Ларсон задремал в кресле, в котором удобно устроившись перечитывал любимую книге, пригревшись в лучах зимнего солнца. Сэр Конан Дойль был бессилен против законов жанра, которые диктовала старость.

-

Тебе обязательно нужной уходить? — в нежном, мягком голосе едва сквозили обида и разочарование.

Очаровательного вида девушка не позволила себе надуть губы, что обычно ей шло, по ее личному убеждению. Но здесь был совершенно не тот случай. Хрупкая связь, длившаяся от силы месяц, могла оборваться от самого легкого напора.

Эрин грациозно отбросила прядь белокурых волос и робко улыбнулась не сводя глаз с красивого лица мужчины, от которого окончательно потеряла голову. Он был не похож ни на одного ухажера, которые, обычно, первыми сдавались Эрин и бегали словно собачонки. Все как один, шли на множество ухищрений и проявляли смекалку, чтобы заинтересовать чересчур разборчивую барышню из крайне консервативной и богатой семьи.

Учитывая то, что Эрин познакомилась с сумасшедше популярным и не менее сумасшедше красивым архитектором на светском приеме в Сити холле, по случаю вручения ежегодной премии от мэра города, она считала это судьбоносным знаком, ведь Бен Грэнсон слыл домоседом и затворником.

Скучающий и едва ли не хмурый вид этого красавца не могли исправить ни внимание со стороны женщин, ни искрометные шутки, ни дорогие напитки, в то время, как его лучший друг и компаньон Томас Флэтчер не терял времени и очаровывал всех подряд, проявляя потрясающее чувство юмора.

Тем не менее, Эрин удалось «случайно» подстроить знакомство, когда она нарочно врезалась в мистера Грэнсона и почти бы рухнула на пол, если бы он не подхватил ее.

В тот момент она отбросила все свои уловки и рассмеялась своей неуклюжести, сыпя извинениями. Ллойд едва заметно улыбнулся и что-то мимолетное промелькнуло в его глазах, какая-то странная затравленность, будто от долгого ожидания.

В тот вечер они разговорились и Эрин поняла, что этому мужчине противны малейшие намеки на фальш и внешняя привлекательность играла последнюю роль в желании продлить знакомство. Это стало ясно, когда Эрин по привычке упомянула о высоком положении ее семьи, лучезарно улыбаясь и кокетливо играя с прядью своих роскошных волос.

Этот мужчина не любил, когда его называли Бенджамином, коротко поправив свою новую знакомую, что его больше устраивает его второе имя.

И кажется, мистер Грэнсон уже собирался покинуть прием, когда Эрин призналась, что устала от блестящей мишуры и предложила поужинать в уединенном месте. Тогла Ллойд слегка нахмурился, будто в нем происходила некая внутренняя борьба, а Эрин затаив дыхание следила за мятущимся взором и любовалась полтрясающей фигурой, облаченной в смокинг. Голубые глаза, полные непонятной тоски в тот момент отчаянно блеснули и впервые за весь вечер мистер Грэнсон улыбнулся.