Считая шаги

В доме было тихо.

Оливия сидела в кресле около камина, ее глаза уже высохли от слез, но когда она увидела Ллойда, она снова хлынули потоком.

— Я не знаю, где он… Стивен звонил Селестино, просил дать ему время на демонтажные работы, обещал все исправить…, - слова матери не вносили ясности и Ллойд отстранил ее от себя, чтобы осторожно смахнуть платком слезы с ее щек.

— Погоди, мам. Я ничего не понимаю! Какой демонтаж? Что случилось?

— Хьюго словно знал, что именно так все и произойдет! — Оливия говорила сама с собой и Ллойд понимал, что мать прибывает на грани помешательства. — Как он мог знать?

Неожиданно женщина замерла и уставилась в пустоту, приоткрыв рот от удивления.

— Ну, конечно! Это все эта девица! Только эта паскудная личность могла надоумить его, натравить на нас! Она ведь была знакома со Стивеном. О, мои мальчики! Сколько раз я говорила вам, что с женщинами нужно быть осторожнее… Наверняка, это последствия неудачного романа, а может, Стивен просто не обратил на нее внимания!

— Мама остановись…

— Нет! И ты словно зачарован ею! — резко выпалила Оливия, крепко вцепившись в руки Ллойда. — Она уже разрушила жизнь твоего брата! И ты похож на безумца! Стивен ее боится, я же вижу! А ты? Ты должен ее ненавидеть! Сколько времени ты искал эту женщину и теперь…она здесь и ты еще несчастнее, чем тогда, когда она исчезла!

Ллойд знал, что мать ждет от него ответа, который успокоит ее, но для этого нужно было солгать. Он с сожалением посмотрел на нее, гадая, что такое опять выкинул брат, что привело их мать в такое отчаяние.

Усталость наложила отпечаток на лицо Ллойда и в голубых глазах плескалось чувство вины и жалость.

— Прости, но я не могу ее ненавидеть. Боюсь нам никогда не понять той, боли, что несет в себе Эмма…

— Не надо, — Оливия яростно задрожала и сцепила зубы. — Не произноси имя этой женщины в нашем доме! Она воплощение зла и подлости…

Эти слова резали слух и Ллойд поморщился, чувствуя, что не в силах никого убедить в своей правоте.

— Пусть даже так…Я не буду с тобой спорить.

— И потому поступишь по-своему? — Оливия без труда угадала намерения своего сына.

— Я уже так поступил. Доверься мне, я все устрою.

— Поздно, Ллойд. Хьюго уже потирает руки. Он сообщил Стивену, что после благотворительного вечера состоится подписание документов о поглощении «Грэнсон корп». Сам понимаешь, это был слишком серьезный удар по самолюбию брата и я боюсь, как бы он не натворил глупостей.

Задохнувшись от рыданий, Оливия обняла сына даже не догадываясь, какими тяжелыми камнями ее слова упали в его сердце. Даже собственная мать до сих пор не могла поверить до конца, что ее тихий, странноватый, но горячо любимый сын способен в одиночку удержать от распада и компанию, и семью, а он осторожно гладил ее по волосам и предательски думая о том, как там сейчас Эмма.

Проведя около часа на телефоне, Ллойд обзвонил всех друзей брата, как он и предполагал, Стивен залил свой провал немалым количеством алкоголя и мирно спал дома у одного из приятелей. Мать к тому времени успокоилась и приняв снотворное, уснула к часу ночи.

Убедившись, что его присутствие больше не требуется, Ллойд тихо обошел дом и забрел в свою комнату. Образцовый порядок, все вещи на тех же местах, что и двадцать лет назад, идеальная кунсткамера времени, казалось, что воздух можно разрезать на части, растворить в воде и на ее поверхности послушно проплывут воспоминания — невеселые, полные разочарования и огромных надежд.

Ллойд открыл окна и жадно вдохнул свежий воздух. Если у него хватало ума и сил противостоять навалившимся проблемам, в его утешениях нуждались и просили совета, значит забитый мальчик давно стал лишь бледным силуэтом, который устал переживать вновь и вновь былые обиды. Он жил только здесь и также, как мужчина, который тихо стоял посредине его комнаты, жаждал обрести свободу.

Мимолетная улыбка оборвала тяжелые оковы и Ллойд, почувствовал невероятную легкость, которая вмещала в себя небольшое помешательство и полную ясность относительно того, с кем он сейчас должен находиться.

Рев мотора раздался на улице и черный джип несся по освещенным ночным дорогам Манхэттена в Муниципальный госпиталь. Эмма должна быть там… она на вряд ли покинет старика, пока не появится малейшая определенность у врачей, относительно его состояния. Ларсона был в коме, ему провели операцию и купировали кровоизлияние.

Ллойду и невдомек было, что Эмма проспала лишь четверть часа и когда ее сознание словно перезагрузилось, она какое-то время просто пялилась на обстановку палаты не понимая где находится, но размеренное пикание аппарата искусственной вентиляции легких быстро вернуло ее в жестокую реальность.

Странно, что внутри она не ощущала ничего, кроме пустоты. Чувства словно закончились, исчерпав свой запас, отведенный на среднестатистическую жизнь. Пристав поближе стул, Эмма легонько прикоснулась к морщинистой руке старика, в точности, как когда-то он.

— Сколько же раз ты шутил о своей смерти, понятное дело, что так ты готовил меня к неизбежному, заранее успокаивал, брал обещание, что я не буду плакать… Ты еще жив. И я не знаю, просить ли тебя, чтобы ты очнулся, поправился и вернулся в нашу квартиру или тебе будет лучше уйти к своей семье? Как лучше? Я то давно знаю ответ на этот вопрос, если бы дело касалось меня…

Я смотрю на человека, который здесь лежит и у него твое лицо и думаю, что я здесь забыла? Все так быстро произошло, что у меня стойкое чувство, что ты дома, бубнишь, читая газету, сидя в своем любимом кресле около окна или в своей комнате в десятый раз пересматриваешь Шерлока. Но нет… Так оно все и случается — внезапно и неожиданно. Можно сколько угодно готовится. Обычно, людям становится страшно, жалко, мне бы метаться сейчас и заглядывать в лица врачам, чтобы уловить хоть каплю надежды на благополучный исход. Но и тут заминка… Будет ли благополучным исходом то, что ты увидишь во, что в итоге я превратилась? Я и сама себя не узнаю. Ведь я никогда не была злой, даже плохой не была, но сейчас мое сердце бьется только благодаря ненависти. Боже! Почувствовать бы облегчение от того, что я наконец хоть кому-то это сказала, но нет… Пустота и ненависть. Чистая, сильная, понятная… Врачи твердят, что надо разговаривать с теми, кто находится в коме, якобы они все слышат. Не знаю, слышишь ли ты меня, но, наверняка, знаю, что тебе сейчас хорошо. Мне было хорошо — темно и спокойно, а ты, может быть увидишь жену и дочь. Я никого не видела. Сирота во всех измерениях. Вот и подтверждение моей никчемности. Или, может быть на мне опыты ставят? Изучают пределы человеческого терпения. Боль, в моем случае, уже давно изменила свои свойства, порой мне кажется, я могу к ней прикоснуться, словно она живая. Давно пора сойти с ума, но и тут промашка! Вот все говорят «больно, больно», но едва ли они вкладывают в это слово тот смысл, который познала я. А эта твоя самая растиражированная книга! Там же пишут, что человеку испытание дается по силам, но у меня уже силы в минус ушли и получается выбора для меня нет. И блаженства уже никакого не хочу, только чтобы больно не было, но мне кажется, что на небе не слышат моих криков. Или может быть это наказание? Но, что же такого страшного я натворила? В чем же смысл такой жизни? Наверное, все таки, лучше было бы если ты меня не услышал…

Эмма вдруг замолчала, собираясь с мыслями. Она тяжело вздохнула и ее лицо исказилось.

— Ларсон, я ведь собираюсь убить человека, того самого, кто превратил меня в чудовище, без угрызений совести и малейшего сожаления. Страшно звучит, но это, как навести порядок, восстановить равновесие или справедливость. Ты спросишь, какая же это справедливость?! Ведь я жива, а собираюсь отнять жизнь… Нет, все верно! Я приберу за собой и верну последний кусочек головоломки на место. На этот раз никто мне не помешает. Кажется, это будет десятая попытка… Ох, уж мне этот Гугл! Ты не представляешь! Людям в открытую предлагают покончить с собой и от количества способов — голова идет кругом! Я только не хочу, чтобы мне было больно и ему больно не будет. Нож, это не наверняка, пистолет…. сил не хватит, левая рука то совсем отказывает. Никчемная конечность! Да и промахнуться могу, а вот, яд, хороший яд, действует довольно быстро и воткнуть шприц можно и в ногу, и в руку, и в спину. С этим справлюсь. Я ни о чем не пожалею! Разве что о том, как все могло сложится с Ллойдом. Только он мог быть причиной, по которой я согласилась бы терпеть адские муки, но рано или поздно он бы меня возненавидел. Я умудрилась разрушить жизнь его семьи и ничего уже не исправить. Да и история не терпит сослагательного наклонения. И вот еще что! Ларсон, прости, но твою фамилию пришлось все таки назвать врачам. Они раз десять меня переспросили, как она правильно пишется! Кажется, я понимаю, почему ты предпочитаешь только имя. Ты не переживай, если решишь уйти, Аклеус обо всем позаботится, также, если ты решишь вернуться… Я приду чуть позже, проведать тебя и знай, что я тебя люблю, правильно или нет, но точно люблю. Это чувство у меня не измеряется у меня слезами, или страхом перед одиночеством, если ты умрешь… Да, я люблю тебя на словах, ведь внутри уже ничего не осталось, будь я нормальной, меня бы переполняло отчаяние и сердце разрывалось бы на части, но, видно уже нечему рваться.