Страница 16 из 18
– Ты выслушаешь? – спокойно произнес санитар.
– Давай, только быстро!
– Хорошо, что ты его не ударил, – произнесла маленькая девочка.
– Да там и бить-то нечего, – ответил Алексей, повернувшись к ней, и снова уставился на собеседника.
Санитар вздохнул, проигнорировал тот факт, что Алексей обменивается фразами с пустым подоконником, затем произнес:
– Ты вчера отказался от галоперидола. И позавчера. И три дня назад тоже не пил.
– И что?! – махнув рукой, скривился Алексей.
– Нужно выпить.
– Да ты что?! Тогда тебе придется в меня его запихнуть силой! Не уверен, что у тебя это выйдет! Я его пить не буду!
– Лечащий врач сказал…
– Да пошел ты! Вы все! Пошли все!
Дальнейшее общение с Алексеем было лишено смысла. Он стоял, широко расставив свои могучие ноги, и махал руками по воздуху с такой силой, что санитар, стоящий перед ним, чувствовал, как его пепельно-золотистые кудри колышет горячий ветер дыхания пациента. При этом, громко ругаясь и выкрикивая всевозможные слова, он периодически хватал себя рукой сзади за шею, и начинал разминать ее с таким яростным остервенением, что коридор осыпало звуками хрустящего позвоночника.
– Все в порядке, – прошептала маленькая девочка. – Лешенька, все в порядке…
– Ну да уж, конечно! В порядке!
– Не нужно ничего делать…
– Да я раскрошу ему сейчас хребет!
– Не вздумай… – начав плакать, неразборчиво произнесла она.
– Не плач… – простонал Алексей. – Пожалуйста, не плач, слышишь? Видишь?! – обратился он к санитару. – Видишь, кретин, что ты делаешь?!
– Почему ты не хочешь выпить галоперидол? Тебе же чудится не пойми что!..
– Убирайся к черту!
– Сначала тебе кажется эта девочка. Эта девочка здесь?.. Правильно?..
– Заткнись!
– Потом стены начнут двигаться. Потом начнутся боли. Ты же сам прекрасно знаешь.
– А «его» ты мне поднимать будешь?! – завопил в яростном отчаянии Алексей, расстегнув липучки пижамных брюк, и начал доставать оттуда тот орган, который в большинстве случаев скрыт от глаз. – Закрой глаза! Отвернись! – крикнул он в сторону подоконника, на котором никого не было, но сидела девочка.
Санитар бросился к нему в попытках схватить его за руку и не допустить демонстрацию, но Алексей внезапно замер на месте, лишь гневные искры продолжали биться в его влажных глазах.
– Только дотронься до меня, – прошептал он, – я тебе кисть сломаю.
– Для чего тебе он нужен здесь, а?! – не выдержав, закричал санитар, махнул рукой в сторону руки Алексея, наполовину застрявшей в штанах. – Потенции у него нет, ах беда, черт возьми! А мозги набекрень когда становятся, то встает, небось, нормально? А? Кого ты здесь осеменять собрался, герой?!
– Ах ты подлец… – в ужасе вздрогнул Алексей. – Не тебе это решать!
– Да иди ты! – махнул рукой санитар, развернулся и ушел прочь.
Но уйти было не так просто – куча зрителей стянули их обоих плотным кольцом. У некоторых, в ожидании увидеть достоинство Алексея, потекли слюни из открытых ртов.
– А ну разошлись, чертовы соляные столпы! Что стали?! Разошлись, кому говорю!
Сад во дворе расцветал, деревья и молодые кусты, словно сговорившись, синхронно включились. Мягкое, весеннее солнце освещало крышу клиники, а вместе с ней голубиные гнезда, оборудованные, этими кочевыми птицами в остатках замурованных дымовых труб. Таков был этот майский расцветающий полдень. Внутри также все указывало на то, что стрелки часов перешли двенадцатичасовой рубеж. Некоторые пациенты, задумчиво прикусив губы, несли подносы со своим обедом, направляясь из столовой в свои палаты. Их маленькие, оживленные глаза скользили по тарелкам, а короткие, но быстрые шаги указывали на отличный аппетит, ведь торопились они в предвкушении поскорей поглотить содержимое своих подносов. В кое-каких палатах уже слышен был лязг алюминиевых приборов о тарелки и бурчание соков, выпиваемых через трубочки. Запах остановившегося воздуха и медицины медленно разбавлялся ароматами котлет и каш.
Кое-где двери палат были открыты, оттуда было видно санитаров и санитарок, терпеливо сидящих напротив прикованных к инвалидным коляскам пациентов. Они медленно подносили к их губам ложки и подтирали салфетками беспокойные подбородки.
Анна предпочитала принимать пищу в столовой, ее комната начинала, как правило, вызывать у нее брезгливость, когда среди ее картин появлялся запах еды. Вследствие этого несколько больных тоже решили, что правильнее будет кушать за столиками. Из-за этого, повара́ и работники кухни перестали выходить в зал во время обеда. Приступы эпилепсии и припадки психозов порой шокировали тех, кто работал не с пациентами, а с едой. После тестирования профессора Охрименко Анна пообедала, затем, как и всегда, с милой улыбкой сделала несколько замечаний повару Людмиле. На этот раз гречневая каша, по ее словам, содержала мало соли. После чего она спокойно ушла к себе в палату под общий крик невменяемых «Да! Да! Мало соли! Здесь мало соли! Где наша соль? Куда, черт возьми, вы деваете всю нашу соль?!»
Анна подошла к своей палате, увидела Свету, улыбнулась ей. Медсестра автоматически улыбнулась в ответ.
– Как тестирование?
– Норма-а-ально, – мечтательным тоном ответила пациентка.
– Что сейчас делать собираешься?
– Рисовать буду…
– Хорошо.
Анна зашла в палату и, достав палитру с красками, отправилась в уборную мыть кисти для рисования. В коридоре на нее наткнулся светловолосый санитар с большими рыжими, кучерявыми бровями.
– Здравствуйте, – опустив свои глаза в пол, смущенно произнесла Анна.
– Привет, Ань, – кивнул обеспокоенный санитар и обратился к медсестре. – Света, нужна твоя помощь…
– Что случилось?
Анна хищно, с характерной неприязнью взглянула на Свету, словно она только что увела у нее этого санитара прямо из-под носа. Он же, задумчиво сдвинув свои рыжие брови, подождал пока Анна зайдет в уборную со своими кистями. Говорить при Анне о пациентах давно уже считалось неправильным.
– В общем, Света, по поводу Алексея.
– Алексея? С пятого?
– Да, здоровенного этого с пятого этажа.
– Ну?
– Принимать галоперидол отказывается. Галлюцинации в полном объеме у парня, переговаривается с подоконником, как вот я с тобой сейчас разговариваю. Кричит, руками машет, грозится из штанов достать… – санитар запнулся, активно изображая руками что-то. – Ну, ты поняла… Жалуется на потенцию пониженную. Сейчас просто стоит и кричит, но знаем ведь прекрасно, что с такими темпами с ним будет через пару дней! Только тебя он слушает. Пойдешь, поговоришь с ним?
– Как много информации, – устало закрыв глаза, вздохнула Светлана. – Ладно.
Дверь уборной открылась, Анна вышла с чистыми кисточками, с которых прозрачными капельками капала вода.
– И снова здравствуйте, – игриво засмеялась Анна, опять потупив взор и слегка зарумянившись.
– Привет, привет, – кивнул санитар. – Как дела у вас сегодня?
– Эх, – вздохнула Анна, опираясь спиной на стену и сдвинув коленки, – дела молодой девушки, знаете ли… Ой, да стесняюсь я о таком говорить. Душа возвышена, а тело… А тело изнемогает.
С этими словами она удалилась в палату дорисовывать детали ангелочка, летавшего над совещающимися мужчинами в ее картине.
– Что с ними сегодня такое? – скривился санитар.
– То же что и обычно, – печально кивнула Света. – Плюс ко всему еще и весна за окном.
Светлана поднялась в лифте на пятый этаж. Прямо ей навстречу прошла медсестра с большой стопкой чистой постели и белых полотенец, она ругалась с санитаркой, которая должна была вместо нее заниматься грязной работой. За ней шла такая же медсестра, словно ее сестра-близнец, только при ней была грязная постель, на которой обильно выделялись следы каловых масс и размазанной крови от носовых кровотечений. Все санитары, санитарки и медсестры казались одинаковыми, разнообразие здесь было лишь среди больных. Воздух был сжат до предела: запах йода, пота, выделений пациентов и хлорки перемешались в единый запах, именуемый «ароматом безумия».