Страница 6 из 13
Участвуя в так называемом «преобразовании» идеи в идеал, затем в мечту и, наконец, в утопию, субъект, сам того не осознавая, наталкивается на присущее ему непонимание идеи. Оказывается, что он только ее знает, знает о ней самой и что-то о ее содержании. И этого ему достаточно. Все остальное он делает сам – наполняет содержание этой идеи своим собственными представлениями и домыслами, испытывая при этом вполне позитивные эмоции. В результате он удовлетворяется этим своим собственным, пусть и доморощенным, «пониманием» идеи, знанием, камуфлирующем непонимание.
Впрочем, даже знание идеи, т.е. то, как она формируется, как воздействует и управляет и т.п., вовсе не означает ее понимание. Это знание способно лишь создавать иллюзию понимания, иллюзию, которая обязательно наполняется эмоциональным отношением субъекта к этому знанию. Знание лишь открывает возможность для субъекта понять идею, сделать ее своей. Не поняв идею и ограничившись лишь ее знанием, субъект оказывается в полушаге от превращения идеи в идеал, в этот завершенный образ желаемого. Но дальше субъект может сделать еще один шаг – не добившись этого идеала, он будет готов перейти от абсолютной веры в него к его поруганию или признанию его как утопии, когда он «из факта, что чего-то не произошло, заключает о его невозможности». (А.Пятигорский)
Итак, в ряде случаев идеология субъекта приобретает характер мечты, которая окружающими зачастую воспринимается как утопия, но субъект способен добиваться ее реализации превращаясь в фанатика своей идеи-мечты.
ТАКОЕ
превращение идеи возможно и тогда, когда она никак не воплощается, хотя бы отчасти. Может быть потому, что в идеологии все идеи-ценности
8. … сцеплены?
Заложенная в идее способность к воплощению,
определяет ее актуальную истинность, т.е. правду субъекта.
П.Сэлфинг
Большинство не заботится о своей идеологии. Не создает и не разрабатывает ее. Не защищает и не борется за ее существование. И это только кажется, что субъект отстаивает собственные убеждения. Когда он сталкиваться с многочисленными соблазнами и пытается их преодолеть, это не есть отстаивание своих идей-ценностей, а сопротивляется этим соблазнам.
Впрочем, на самом деле никаких соблазнов вне человека просто не существует. Все они всего лишь проявление самого человека, того, что ему не хватает, о чем он мечтает и т.д. Субъект ведет постоянную схватку, нет, не с идеологией, а с самим собой, со своим внутренним противником. Этим внутренним противником является он сам, т.е. либо его стремление быть «как все», либо быть не таким, как все остальные.
Но какое же удивление испытывает субъект, когда пытается реализовать это стремление, т.к. это требует либо изменения либо своих идей-ценностей, либо отказа от тех идей-ценностей, которые предлагает ему социум. Например, для того, что бы стать не таким как все, он должен отказаться хотя бы от части идей-ценностей большинства, презреть их, доказав, как минимум, их несостоятельность. И он тут же убеждается, что это сделать он не может, так как все идеи-ценности связаны, сцеплены друг с другом, образуя некую систему. Субъект, вдруг, с изумлением убеждается, что идеология, в которую он «погружен», обладает механизмами самозащиты, в основе которых лежит как раз сцепление идей-ценностей.
Павел, узник Иисуса Христа.
апп. Павел
Мало того, субъект убеждается, что его уверенность в своей свободе удалять или изменять какую-либо идею-ценность, полностью несостоятельна. А все представления о «собственном развитии внутреннем самосовершенствовании» всего лишь миф. Оказывается, что это «развитие и совершенствование» только приспособление к меняющимся условиям существования, приспособление для самосохранения.
Идеи-ценности сцеплены между собой и достаточно жестко зависимы, а изменение в содержании одной идеи-ценности неминуемо требует и других изменений, что приводит не к развитию идеологии, а к ее … неизбежному разрушению. Так, например, понимание субъектом зла соответствует (сцеплено) его пониманию справедливости, а понимание чести соотносится с достоинством, право с ответственностью и т.п. И если субъект «захочет» трактовать зло как-то иначе, то он вынужден будет поменять и свое понимание справедливости. А кажущаяся автономия тех или иных идей-ценностей тут же разрушается, демонстрируя … наивность субъекта.
Смысловое сцепление идей-ценностей в идеологии субъекта формирует их единство, которое, субъект пытается … не замечать. Он всячески поддерживает иллюзию об автономности каждой своей идеи-ценности, что позволяет ему верить в свою независимость от собственной идеологии, управлять ею, внося в ее содержание любые коррективы. Впрочем, эта вера нужна субъекту не из какой-то там любви к собственной идеологии. Возможность интерпретации идей-ценностей позволяет субъект достаточно свободно чувствовать себя в широком коридоре идеологической матрицы, не упрекая себя и не чувствуя за собой никакой вины от возможного отклонения от норм, установленных той или иной идеей-ценностью.
Все это делает существование субъекта, как ему кажется, более комфортным и безопасным. И эта иллюзия «работает» до резко изменившейся ситуации, когда разрушается не только иллюзия, но и вся идеология субъекта. В этот момент истины он вдруг осознает, что когда-то предал сам себя. Он позволил себе так расширить нормативные рамки своей идеологии, что она фактически исчезла, позволив ему делать то, что предлагал ему каждый возникший соблазн.
Конечно, субъект не считает себя предателем. Что угодно, слабость, соблазны, стечение обстоятельств и т.п., только не предательство. Однако результат – разрушение идей-ценностей – демонстрирует, несмотря ни на какое-то там их сцепление, на их активное противостояние желаниям субъекта, эти желания в данной ситуации победили.
Но идеология субъекта еще может восстановиться. Идеи обладают особенностью – они способны самостоятельно «искать» друг друга, устанавливать связи между собой и тем самым сцепляться в своем единстве. Но это не заслуга субъекта. Ему восстанавливает его идеологию социум, который заботливо навязывает ему свои собственные идеологические установки.
Не стоит спешить обвинять субъекта. Он не может противостоять идеологическим концепциям, которые повседневно предлагает ему социум. В ситуации, когда его собственная идеология частично разрушена, ему ничего не остается, как попытаться найти какую-то опору во вне себя. Причем надо учесть и то, что каждая идея идеологической концепции обладает способностью к инфильтрации, т.е. способностью проникать, просачиваться, даже в уже сформировавшуюся и достаточно жестко обороняющуюся, идеологию субъекта.
В основе инфильтрации идей лежит, с одной стороны, способность идеологии субъекта впитывать из окружающего его идеологического бульона то, что ей близко, а, с другой стороны, достаточно «размытое» содержание идей содержащихся в этом идеологическом бульоне. Поэтому инфильтрация может происходить для субъекта вполне естественно, совершенно безболезненно, постепенно до незаметности, без какого то видимого насилия со стороны социума, который «просто» предлагает всем своим субъектам те или иные идеи, постоянно их модифицируя, сообразно складывающейся ситуации. При этом субъект волен, как ему кажется, отказаться от всех предложений, либо остановить свое внимание на том или ином положении. Но задержав свое внимание, субъект почти наверняка что-то возьмет в свою идеологию, и это новое, может быть со временем, изменит всю его идеологию.
Идеологический бульон стараниями социума всегда перенасыщен и избыточен для субъекта, а движение в нем субъекта напоминает своеобразный идеологическим шопинг. Он может ничего не покупать, просто наблюдая и … «примиряя» на себя ту или иную идею. Правда, этот шопинг обязательно завершается «покупкой», сцеплением той или иной идеи-ценности субъекта с какой-либо новой «деталью», которая только кажется «деталью».