Земля Обетованная

– Черт подери, – воскликнул я в сердцах. – Где же ты, проклятый Арахан Шудхэр?

И в ту же самую минуту недалеко от меня, справа, раздалось конское ржание. Я от радости подскочил на месте и пошел в ту сторону.

– Арахан Шудхэр, где ты?

Опять раздалось ржание уже ближе.

– Миленький, отзовись!

Я уперся в колесо своей телеги. Подойдя к лошади, я обнял ее за шею и потрепал по загривку. Затем, вскочив на телегу, натянул поводья и, как заправский извозчик, крикнул:

– Но-о! Пошла, милая!

Лошадь тронулась с места и пошла неведомо куда. Я ею совсем не управлял, только вертел головой из стороны в сторону, пытаясь вглядеться в темноту. Через некоторое время я все же заметил огонек слева и направил лошадь на этот ориентир. Вскоре огонек вырос до размеров окна, в котором горел свет керосиновой лампы. Путь к нему преградила ограда из жердей. Я привязал лошадь к ограде и направился к окну. Когда же я заглянул в окно, мне показалось, что мои волосы встали дыбом. Что за наваждение? В окне я увидел гроб, в котором лежал покойник – лысый старик с длинной седой бородой. Я потрогал окно, все это было наяву, мне ничего не мерещилось.

Взяв себя в руки, я постучал в окно и крикнул.

– Хозяин! Хозяин! Можно у вас спросить?

Второй раз волосы зашевелились у меня на голове. Старик, лежащий в гробу, открыл глаза, поднял верхнюю часть туловища и вежливо спросил:

– Чего изволите?

Я готов был пуститься прочь от окна без оглядки, но во-время одумался и взял себя в руки.

– Вот заблудился, – произнес я чуть дрожащим голосом. – Не объясните, как мне выбраться на дорогу?

– Заходите в дом. Дверь слева открыта.

Он стал выбираться из гроба, я отошел от окна и, трясущимися руками нащупав дверь, вошел в сени, а затем в комнату. Огромная русская печка занимала половину дома. В углу, как и полагалось у православных, висели образа. Старик вышел мне навстречу.

Чтобы побороть неловкость первых минут и страх в себе, я выдавил на своем лице подобие улыбки и немного развязно спросил:

– А что это вы, дедушка, легли в гроб раньше времени?

– Да вот, жду конца света. По всем приметам он должен был наступить позавчера.

– Это почему же? – спросил я, изобразив на своем лице удивление.

– Всё, как по святому писанию. Уже третий день не видно белого света. Стоит такой туман, что днем темно, как ночью.

– Вы, что же, случайно не старовер или сектант какой-нибудь?

– Нет, – просто ответил старик, жестом предлагая мне присесть к столу, на котором стоял самовар. – Нет, не старовер, но в Бога верю.

– Напугали вы меня до смерти, – признался я.

– Извините. Хотите чаю? – предложил он.

Я отказался.

– Как это я не услышал, что вы подошли к окну со стороны поля? Вот, что значит, – постарел, – произнес извиняющимся тоном словоохотливый старик. – Раньше, когда я еще молодым был, у нас колхозный сторож охранял гумно и приходил к нам погреться во время морозов. Ближней к гумну была хата Горохова. Вначале он к ним ходил греться по ночам. Но потом они ему отказали, мол, мешает спать, когда приходит. И он стал ходить к нам. Я приходил домой с гулянья в час или два ночи и ложился спать. А он посмотрит лошадей на конюшне, задаст им корма, и идёт к нам в хату, посидеть в тепле какое-то время. Так вот, когда он приближается и еще метров сорок-пятьдесят не доходит до нашего дома, я уже чувствую его топот по дороге. Земля начинает подмерзать в это время. Дрожание почвы по утоптанному земляному полу передается на койку, а с койки на мое тело. Я не ушами слышал его приближение, а телом чувствовал, что он уже близко. Вот он свернул с дороги, и идет мимо хаты, приближается к двери, стук в сенях, заходит в хату. Я его спрашиваю: "Тихон Иванович, сколько время?" Он скажет: "Два часа" или "Три часа" или "Четыре часа утра". Так он удивлялся: "Почему ты не спишь?" Я отвечаю ему: "Почему же, я спал". А он: "Как я ни стараюсь тише зайти, чтобы не тревожить твой сон, ты все равно просыпаешься". Вот так я раньше слышал телом, а сейчас утерял это чувство.

Мне было приятно после всех кошмаров посидеть в этой патриархальной атмосфере старинного русского дома, и я не спешил уходить. Разговорчивый старик тем временем продолжал с удовольствием рассказывать мне свои побасенки, как будто не видел в этой глуши человека уже более ста лет.

– И со мной как-то раз приключился совершенно одинаковый случай, когда я начал блудить ночью.

Чтобы поддержать разговор, я хотел рассказать ему, что приключилось со мной ночью, но он и рта не дал мне раскрыть.

– Когда человек боится, ему начинает всякое мерещиться перед глазами. И чем более он думает о страшном, тем яснее ему представляется то, о чем он думает.

Такое многообещающее вступление заинтриговало меня. Мне просто были необходимы в данную минуту подобные душеспасительные рассказы. А то так можно было и сойти с ума. Я приготовился с интересом его слушать.

– Однажды мне пришлось везти со станции утварь для кухни, – продолжал старик, поглаживая бороду, – чугуны, сковороды, рогачи, горшки. Мне председатель говорит: "Я тебе хорошо заплачу, это – срочный груз, надо его привезти". А у меня не было никакого желания, мне бы быстрее уехать порожняком, чтобы успеть на вечеринку. А если я повезу этот груз, значит, гуляние отпадает, не успею. Но он меня уговорил. Я погрузил груз, поехал. Дорога была грязная после дождя. А ехал не по деревне, а за деревней – горой, там дорога была суше, и я решил, что в объезд мне ехать будет легче. Когда кончилась деревня, мне надо было с той верхней дороги заехать в деревню, а потом наискось дорогой ехать в следующую деревню через поле. И лошадь поворачивала туда, куда надо было ехать, а я сбил ее с пути. Взял и повернул напрямую наискось, чтобы угол срезать. И забыл, что там есть местная дорога. А лошадь дошла до этой дороги, и так как ей было тяжело везти груз по мягкому, она пошла по дороге совсем в другую сторону. Как только я повернул вправо, лошадь поехала в деревенские поля. Я думал, что еду в следующую деревню по главной дороге, а на самом деле попал на ту полевую дорогу. Еду и вижу: "Нет, не та дорога!" Я сворачиваю левее, думаю, что должен попасть в деревню Хохлатчину. Была такая деревня в том направлении. Еду, ни огней не видать, ни разговоров не слышно, тишина – всё, как вымерло. Ни собаки не лают, ни петухи не поют. Ужасно!

"Знакомая картина", – подумал я.

– И я не могу никак найти нужной дороги. Лошадь устала, пропотела, так как еду без дороги по мягкому грунту. Я остановился и наощупь давай трогать, трава есть-нет, чтобы лошадь покормить. "А вот об этом я не подумал", – отметил я про себя.

– Ночи у нас темные. Кругом было голо, ни одной травинки, ни кустика. Я думаю: "Поеду все же искать дорогу". Вот еду и смотрю: впереди меня овраг такой глубокий, аж темно там. Думаю: "Неужели же мне представляется в глазах. Оврагов-то нет в нашей местности. Я же не пьяный, совершенно в трезвом виде, и вдруг мне в глазах представился овраг. Смотрю, лошадь дошла до этого оврага и повернула, вдоль оврага идет. Думаю: "Нет, значит, овраг настоящий, раз лошадь не пошла". Я остановил лошадь и думаю: "Что же это за овраг? Дай-ка, я хоть ногой-то попнусь, узнаю, обрывистый край или плоский". А когда присел, и ногу протянул, чтобы опустить туда вниз в овраг, а нога толкнулась носком в землю, и мне сразу же прояснило в глазах. Это же – пашня! Трактор напахал борозды полосами, пашня черная. Думаю: "Куда же я заехал?" Поехал вдоль пашни. Проехал ее, еду дальше. И вдруг опять представляется мне в глазах лес. Такая чаща непроходимая! Думаю: "Что такое? Куда я попал? Где этот лес? У нас такого леса нет". Есть лесок опушками, кучками, кое-где, а это – сплошной полосой длинный лес. Думаю: "Что за лес? Сосняк, или какой лиственный лес?" Остановился, подхожу к этому лесу вплотную. Лес непроходимый! Потянулся ветку сломить, чтобы определить, какой лес, а когда рукой коснулся, и в глазах сразу прояснило. Смотрю, это подсолнечник колхозный. Головки порезали, а ножки стоят, листва колышется. Вот, думаю, и блуд: уж стал мне представляться в глазах вместо подсолнечника лес непроходимый, молодняк! Еду дальше. Все стараюсь попасть в ту деревню, где намечал остановиться. Думаю, приеду, переночую там. И попал я в конец той деревни, которую должен был проезжать. Проехал правее километра три дальше по их полю. И увидел я, огонек горит. "Ну, – думаю, – поеду на этот огонь. Значит, кто-то там живет. Там и заночую". Казалось, очень далеко огонь горит, а когда стал подъезжать, вот он, совсем рядом. Еду, смотрю: гумно, постройка. Думаю: "Вот как быстро приехал". Подъезжаю к домику, иду к окну, где горит свет, спросить, куда я попал, и чья это деревня. Когда подошел к окну и смотрю, перед окном в хате лежит покойник.