Страница 46 из 112
Нора не могла даже ни закричать, не шелохнуться, все прижимая ладони к глазам, чтобы ничего не видеть. Она не хотела смотреть, она хотела просто потерять бы сознание, чтобы не знать, что вот-вот должно произойти. Всё так же во тьме собственных рук, она не заметила, как Михаил приблизился, заваливая её на кровать. Он раздвигал ей ноги коленом, одной рукой удерживая две её и вдавливая в кровать, пока его свободная рука уверенно стягивала трусики девушки, которая тут же начала дико извиваться, пока архангел ликующе улыбался.
Как вдруг Нора взглянула на Гавриила, по неподвижному лицу которого катились горячие слёзы. И она расслабила всё тело. Перестала плакать и двигаться, уняла дрожь. Девушка стала думать о том, как должно быть больно Гейбу, который хотел просто её увидеть. Заметив такую перемену в поведении Норы, Михаил рывком раздвинул ей ноги и попытался силой войти в неё, однако его член был мягким, словно ему самому вовсе не нравилось то, что он делает. Он сжал челюсти так, что девушке даже послышался скрежет его зубов. Она вдруг оторвала взгляд о Гейба, пристально посмотрев прямо в глаза Михаила, который снова попытался в неё войти. Только сильно-сильно зажмурившись, Нора вдруг поняла, что у неё началась истерика. Из её глаз струились пекучие слёзы, а она смеялась. Так громко и звонко, что самой закладывало уши.
Лежащее поверх неё тело тут же замерло, а девушка всё продолжала смотреть на Михаила и смеяться, хотя по щекам и струились слёзы. Он вдруг с силой ударил её по лицу, мгновенно вскакивая и, накидывая на себя простынь. Нора всё ещё не могла унять свою истерику, всё громче и громче смеясь, словно ненормальная. Вдруг услышав щелчок пальцев. Гавриила больше в комнате не было, только Михаил успевший так быстро надеть на себя обратно все свои вещи. Теперь он пристально рассматривал Нору, которая одной рукой прикрыла грудь, а другой придерживала низ живота. Михаил отвёл её руки и тихим елейным голосом произнёс:
— Не расслабляйся.
Стоило архистратигу вылететь из комнаты, как девушка сжала голову руками, мечтая, чтобы это всё наконец кончилось. Она не могла больше находиться ни в этой комнате, ни в этой школе. Она так хотела просто наконец набраться сил и прыгнуть с чёртова балкона. Нора решительно встала и бросила взгляд на измятое изумрудное платье и почувствовала как к горлу подкатилась тошнота. Ей до чёртиков не хотелось больше никогда не чувствовать на себе тяжесть этого бархатного наказания и с силой зашвырнула его под кровать, раскидывая все подряд вещи по комнате. Она ненавидела каждую чёртову картину, каждое подаренное им платье. Это всё было не её, не для неё! Девушка накинула на плечи то самое полотенце, которым её сушила Стейси и рванула на балкон.
Если для этого когда-нибудь было подходящее время — то именно сейчас.
Нора ступала босыми ногами, чувствуя, как лёд обжигает их словно огнём. Её растопленные следы оставались тёмными выемками, но она всё ещё продолжала неуверенно подкрадываться к перилам. Девушка так это всё ненавидела, что ей невероятно хотелось кричать. Закрыть руками голову и вопить до потери памяти, только бы наконец весь этот мир исчез.
Она уже схватилась руками за холодный бетон, как вдруг с порывом лёгкого ветра, до неё донёсся запах, который будто развеял весь туман в её голове. Незабудки всё ещё там и лежали, пока ветер трепал их раздавленные лепесточки. Нора присела к ним на корточки, рыдая и сгребая раскрасневшимися ладонями со льда изломанные цветы. Она прижимала их груди, просто задыхаясь от нахлынувших чувств.
Ей нужно собраться. Она должна взять себя в руки.
========== Глава тридцать седьмая: Тот же холодный душ ==========
Стейси сидела в своей комнате, поражаясь безвкусице то ли Рафаила, то ли Михаила. Деревянная отделка напоминала ей хижину. Двухспальная кровать в центре комнаты была застелена накрохмаленными серыми простынями, которые самой девушке и пришлось гладить. А учитывая её нелюбовь к домашним хлопотам, это было более страшной пыткой, чем томление в темнице. Её заставляли делать всё и сразу — стирать, готовить, убирать. Рафаил вечно следил за ней холодными глазами, так что Стеша решила, что видимо все ошиблись, считая, что он познал неведомый Михаилу секрет.
Но уже потом поняла, что просто его странный, сдвинутый по поводу «любви» рассудок, просто считал от лица девушки уборку — крайним проявлением чувств. Даже несмотря, что её к этому принуждали. Стейси всё чаще взбиралась на подоконник, с замиранием сердца ожидая, когда Рафаил снова придёт. Ей не хотелось его видеть. Не хотелось, чтобы он снова прижимался по ночам к ней всем телом, закидывая на неё ногу. Больше всего её пугало, что несмотря на сияющий на его запястье браслет Чака, тот всё ещё оставался архангелом — бездушным роботом, подчиняющимся приказам свыше.
У него не было собственных интересов или мнения, Стейси даже поговорить с ним не могла ни о чём. Если каждую секунду с Люцифером она обсуждала с ним даже самые незначительные мелочи, то Рафаил, в большинстве своём, молчал. Изредка спрашивая девушку о её самочувствии. Она всегда пожимала плечами, стараясь отвечать как можно бесцветно; Стеша всегда подстраивала свою речь и действия только под настроение архангела. Она прекрасно понимала, что должна делать и какие у неё цели. Спасти Люцифера и собственный рассудок. Стоило Рафаилу повернуть девушку к себе, может быть чтобы просто заглянуть в её глаза, как она превращалась в куклу, с которой что хочешь — то и делай.
Одно радовало, он никогда не причинял ей боли намеренно, а даже если как-то задевал случайно, спешно извинялся, склоняя в скорби голову вниз. Со временем, Стейси научилась этим пользоваться, правда мешало то, что она до сих пор не могла заплакать — сколько бы ни старалась. Раньше, стоило ей только найти где-нибудь зеркало, как она могла намеренно вызвать у себя слёзы, стоя и любуясь собою, словно актрисой на экране. Теперь же, сухие глаза не давали ей в полной мере вертеть архангелом.
Когда он ночью ворочался во сне, Стеша могла специально подставлять лицо или другие части тела, чтобы тот ненароком ткнул её локтем и сразу же подскакивал, включая свет, чтобы осмотреть всё ли с ней в порядке. Тогда та хваталась за ушибленную часть, просто буравя Рафаила нахмурившимися глазами, или вжимала голову в плечи, делая вид, что боится.
Однажды, он показал ей пятно на плохо выстиранном сером пиджаке, а девушка не удержавшись заявила, что нечего быть такой свиньёй, что она ему не домохозяйка и что вообще больше пальцем ради него не пошевелит. Тогда глаза архангела застелила белая пелена и это был первый раз, когда он намеренно её ударил. Простая затрещина, даже не слишком сильная, положила начало гораздо большему. Девушка стояла, держась рукой за пылающую огнём щёку, пока Рафаил свыкался с новыми ощущениями. Он сжимал и разжимал пальцы, чувствуя, как ощущение власти расплывается по его венам.
Тогда он просто вылетел из комнаты, тяжело дыша раздувающимися ноздрями, пока Стеша швыряла по комнате вещи, отлично понимая, что ей самой же придётся это убирать.
Каждую ночь после этого, мужчина понемногу пробовал на вкус силу, то оттягивая девушке волосы, намеренно надавливая на них локтем, пока они вместе лежали на постели, то прикусывая ей плечо — сначала совсем слабо, но потом уже с каждым разом всё сильнее, пока не чувствовал во рту металлический привкус крови. Единственное, что понять он не мог, так это почему, когда поворачивал к себе девушку, её глаза были совершенно сухими. И обычно, в такие моменты, она просто не мигая смотрела точно в глаза архангела, а тот раз за разом бил Стешу по лицу, ощущая её непокорность, а затем просто ложился рядом, как ни в чём ни бывало, прижимаясь к ней всем телом и гладил по плечу, размазывая струящуюся кровь.
— От тебя так пахнет персиком, — зарываясь ей в волосы носом, прошептал Рафаил, снова проделав всю ту процедуру с болью.
Девушка лишь молчала, зажимая себе рот рукой. Ей так хотелось рассказать ему, насколько сильно она теперь его ненавидит. Хотелось выцарапать ему все глаза, выбраться из этой комнаты и отыскать Люцифера. Единственное, чем она могла себе сейчас помочь — так это уснуть. Желательно ещё и не проснуться. Однако, как оказалось, даже сон мог сыграть с ней злую шутку…